Люсор была искренна. Слова, жесты, поза - она всегда умела быть искренней. Даже когда откровенно врала. Непостижимым образом умудрялась забывать, что врёт. Найгиль покачала головой.
- Ты права, лишь мы двое помним, что было прежде. И обе понимаем, что завтрашний день не станет лучше, чем сегодняшний. Его не будет вообще. Нет у этого мира никакого завтрашнего дня. Разница между нами в том, что я хочу вернуть ему "завтра", а ты пытаешься "сегодня" растянуть на вечность. Не хочу спорить, кто из нас прав, давай попробуем обе. У тебя есть посёлок, и у меня теперь есть. Пусть твои дети живут по твоим правилам, мои - по моим. Не будем мешать друг другу.
Люсор помолчала, внимательно вглядываясь в лицо собеседницы.
- Ради нового эксперимента ты возвращаешь в наш мир страдание. Твоё стойбище - источник энтропии. Совершенная схема, созданная нами за столетия, теряет стабильность.
- Она не совершенная, не лги. Ты давно это поняла, иначе не сидела бы годами над ментоматрицей. Ты уже догадываешься, что исправить её невозможно, что требуются радикальные перемены. А я это знаю наверняка.
Люсор резко вскочила, подступила вплотную, упёрлась ногой в ствол у самого колена Найгиль, склонилась к ней.
- Я подумаю над твоими словами. Не обещаю, что приму предложение. По мне, лучше никакого мира, чем мир, заполненный страданиями.
И рассыпалась, не меняя позы. Эффектный жест. Найгиль смотрела, как оставшееся от бессмертной облачко сливается с клубящимся вокруг туманом. Прошептала, не обращаясь ни к кому:
- Мы обе знаем, куда ведёт дорога, вымощенная благими намерениями. Мы слишком долго идём по ней. Пора возвращаться.
- Люда! - Уайтакер осторожно потряс подругу за плечо. - Альментьев вызывает. Что-то хочет сказать тебе.
Сорокина уже и сама проснулась. С недоумением и тревогой посмотрела на хмурое лицо мужчины, глядящее с экрана интеркома.
- Илья? Что случилось?
- Пётр только что звонил мне. Новости из города.
- Минутку! - Людмила выскочила из-под одеяла, набросила халат, распахнула дверь. - Заходи!
Альментьев неуверенно шагнул внутрь, всматриваясь в полумрак спальни, непроглядный после ярко освещённого коридора.
- Я здесь! - Сорокина выступила из темноты. - Что в городе?
- Плохо в городе.
Как и следовало ожидать, новая администрация Альбиона оказалась слишком неоднородной, нестабильной. Прошло несколько месяцев, и люди, чьи деньги и влияние привели Эшли Уайтакер к власти, начали мешать новоявленному губернатору. Они жили по своим правилам и понятиям, не желая подчиняться законам. Да и одиозно выглядели рядом с интеллектуалами-учёными и экс-имперскими чиновниками. Услуги вынырнувших на поверхность в мутной волне мятежа больше не требовались, им надлежало вернуться на подобающее место.
Губернатор не думала, что с предстоящей чисткой возникнут серьёзные затруднения. На её стороне было всё: признание и уважение большинства горожан, поддержка службы порядка, власть. К тому же она была решительной женщиной. Если кто-то не пожелает мирно "исчезнуть", она не остановится перед физическим устранением помехи.
Но Уайтакер и её окружение недооценили бывших соратников. Они были политиками и чиновниками, борьба за власть казалась им чем-то вроде шахматной партии. Ход мог быть дерзким, непредсказуемым, противоречащим логике. Однако при всём том он подчинялся правилам игры, не уводил за пределы "шахматной доски". А "соратники" были бойцами. Ставкой в их игре была не власть, а жизнь, пусть и всего Альбиона, неважно. Да, в их распоряжении были лишь немногочисленные полукриминальные шайки юнцов, достаточно хорошо вооружённых теперь, после переворота, но слишком трусливых, чтобы бросить вызов силе власти. Да, в городе не было тех, кто мог бы стать вожаками, повести за собой, не страшась смерти. Зато такие люди - или уже существа? - нашлись в секретной подземной тюрьме. И если их банды превратятся в звериные стаи, способные утопить город в крови и ужасе, - тем лучше.
Уайтакер не готова была к подобному сценарию. Хуже - к нему оказались не готовы силовые структуры колонии. Службу порядка вырезали в одну ночь, и город захлестнула кровавая вакханалия. Несколько десятков жителей успели вырваться из-под купола прежде, чем шлюз заблокировали бритоголовые парни в камуфляжных комбинезонах, именующие себя "самообороной". Беглецы привезли в Озёрный посёлок известие о новом перевороте. Достоверных сведений о том, что происходило в городе сейчас, не поступало. Официальные каналы связи были отключены, информационная служба не функционировала. Большинство тех, с кем удавалось связаться по личным коммуникаторам, сидели, запершись в квартирах, страшась нос высунуть за дверь.
Альментьев закончил рассказ. Быстро взглянул на Люка:
- Что случилось с губернатором, нам неизвестно, к сожалению. - Опять перевёл глаза на Сорокину и добавил тихо: - Ирина тоже в городе.
- Что?! - лицо Людмилы, и так бледное в тусклом освещении, побелело ещё сильнее. - Как в городе? Почему?!
- Вчера вечером она поссорилась с отцом и сбежала из посёлка. Председатель обнаружил это слишком поздно, уже ночью. Тебе не хотел сообщать, думал, что сегодня сам слетает за ней, вернёт. А тут... Её личный комм отключен. Ты можешь сказать номер своего домашнего?
Вместо ответа Сорокина метнулась к терминалу связи, не садясь в кресло, включила, набрала номер. Застыла, уперев взгляд в чёрный экран. Альментьев осторожно подошёл, стал за её спиной. Они загораживали большую часть экрана, и чтобы видеть изображение, Люку пришлось привстать. Новость ошеломила. Переворот в городе, вырвавшиеся на свободу маньяки... Нет, это звучало слишком ирреально, чтобы быть правдой!
Экран ожил, в нём появилось незнакомое лицо. Рыжеватая щетина на щеках, небрежно выбритый, голый череп, мутные выпяченные глаза с набухшими веками. Людмила отшатнулась невольно:
- Кто вы такой?!
Губы незнакомца растянулись в плотоядную усмешку.
- Кто я? Можешь звать меня Бак. Прозвище Живодёр не слишком благородно звучит, как думаешь? А ты, как я понял, мамочка?
- Что ты делаешь в моей квартире, урод? Где моя дочь?
- Доця? Здесь, не волнуйся! Под присмотром опытных дядей становится женщиной. И ты хочешь развлечься? Вали к нам, весело будет!
Людмилу передёрнуло, затрясло.
- Где моя дочь, ублюдок?!
- Чё орёшь? Ща покажу твоё дитё.
Несколько секунд экран оставался пустым. А затем в области фокусировки возникло лицо девочки. Разбитые губы, бегущая из носу красная струйка, ссадина на виске, закатившиеся глаза. Рука, покрытая густой рыжей шерстью, бесцеремонно тряхнула её за волосы.
