Он, как утверждали знакомые Мари, лучше всех знал акваторию архипелага Гавайских островов и мог угодить самому капризному вкусу. Никто настоящего имени испанца не знал. Все называли его капитаном Колумбом. У гавайцев на то были веские основания. Они хорошо помнили, как он, спустя год после своего приезда сюда, по заказу нанявшего его полоумного техасского миллионера, явившегося на Гавайи в поисках острых ощущений, открыл новый островок.
Ни в одной из существующих лоций этот атолл, обрамленный колонией розовых кораллов, площадью в 400 квадратных метров, обозначен не был. По мнению специалистов, он поднялся из океана в посленее из моретрясений и так как находился вдалеке от караванных путей, его никто не обнаруживал. С тех пор все и, в первую очередь, сам удачливый мореход забыли его настоящее имя. Ему явно льстило обращение «капитан Колумб». А открытый им розовый островок, по настоянию техасца, был занесён на карты под именем «Атолл Лидия». Кажется, в честь его жены.
На радостях миллионер выписал капитану чек на 100 тысяч долларов. Хотя Колумб уже заимел небольшой туристский флот и фешенебельный отель на берегу, однако от конкретного дела не отошёл. Не бросил штурвала.
На построенной для него яхте с суперсовременным навигационным оборудованием Колумб работал и за матроса, и за кока, а если надо было — за кельнера. Обслуживал он клиентов, которые совершали необычные вояжи по океану, за пределами туристских вод. Когда можно было пощекотать себе нервы и испытать такие приключения, чтобы были они — на грани, но чтобы можно было остаться в живых. Колумб работал только с таким букетом. Правда, желающих сыграть партию с судьбой находилось немного. Но платёжеспособный наниматель рассуждал так: если капитан берется и за такое, значит, он стоящий моряк и с ним можно интересно попутешествовать. Вероятно, поэтому Колумб никогда не жаловался на недостаток клиентов. Скорее, наоборот.
На Гавайях испанец провёл без малого сорок лет. И хотя ему давно перевалило за шестьдесят, ничего старческого в его облике не было. Молодые могли позавидовать его густой, без единой сединки шевелюре и жилистому, без намёка на дряблость телу. Энергичный и непоседливый, он по-кошачьи ловко и грациозно сновал от носа к корме, прыгал с борта на причал, с лёгкостью вскидывал на себя и переносил тяжести. Правда, многим Колумб казался угрюмым и малоразговорчивым. Но это было не так. Он просто плохо говорил по-английски и потому предпочитал отмалчиваться. Это тяготило капитана и выработало в нём некий комплекс неполноценности. Мефодию удалось распознать это сразу, что, кстати, помогло им сдружиться.
Вообще и он и Мари быстро нашли с Колумбом общий язык. Сначала он, Мефодий. В первый же день, когда пришёл к Колумбу нанимать его судно. На окрик Мефодия; «Эй, на яхте!» — на палубу вымахнул босоногий, стройный, на вид средних лет мужчина, который был одет в тельняшку-безрукавку и в плотно облегающие бёдра шорты. Поздоровавшись, Мефодий попросил позвать хозяина.
— Я! — односложно сообщил он, вопросительно и цепко оглядывая гостя.
Снова поздоровавшись, Мефодий рассказал, что привело его сюда и по чьей рекомендации он пришёл. Хозяин жестом пригласил его на борт.
В салоне, где они беседовали, было красиво, уютно, прохладно. Колумб прошёл за стойку бара. Широким взмахом руки он, скорее, представлял Мефодия выстроившимся в ряд изящным бутылкам с напитками, нежели предлагал их ему.
Гость остановил свой выбор на золотистой грандессе с этикеткой «Лимонный сок». Молча налив пару бокалов и подав один из них Мефодию, капитан опять, как и на палубе, вопросительно посмотрел на него. Мефодий повторил просьбу. Колумб кивнул. Потом, повозившись в ящике бара, извлёк лист бумаги с напечатанным на нем текстом.
— Мои условия, — объяснил он.
Мефодий читать их не стал. Сказал, что наслышан и со всеми пунктами согласен. Колумб пожал плечами, вытянул из-под стойки судовой журнал и, разворачивая его, отрывисто бросил:
— Фамилия?
— Мефодий Артамоицев с женой Мари Сандлер.
Открыв журнал на нужной странице, хозяин после некоторого замешательства вывел: «Мефоди Ратамоци…»
Мефодий рассмеялся и, скорее, по наитию, чем сознательно, нашёл ключик к этому скупому на слово владельцу яхты.
— Капитан, вы первый, кому удалось из моей фамилии сделать итальянскую. Как её, бедную, только не перевирали! — добродушно глядя на моряка, по-испански произнёс Артамонцев.
Колумб поднял голову.
— Простите, — буркнул он по-английски, а затем раздумчиво и впервые за четверть часа распространённо, на своём родном языке проговорил:
— У вас трудная фамилия, а у меня — многомильная: Эмануэл-Мигель-Санчес-Клодита-Виктор-Хосе-Гарсиа Эрнандес. Попробуй, запомни. Меня называли как кому взбредёт в голову. Помог случай. Теперь я капитан Христофор Колумб. Под этим именем я известен везде и всюду. Мне нравится…
— Значит, мне ждать случая?
— Думаю, он представился вам. Ратамоци — звучит громко. Как по-вашему?
— Если бы к этому звучному псевдониму присовокупить громкое и славное дело, я согласился бы, капитан.
— Представится и оно, — твёрдо заверил Колумб. — Встречается категория людей, во внешности которых есть нечто значиельное, необъяснимое, говорящее о том, что они пришли в мир со своим словом… Вы, как мне кажется, из этой категории людей. Мефодий криво улыбнулся.
— Однако, если «Ратамоци» вас обижает…
— Не обижает, — перебил моряка Мефодий. — У нас, у русских, есть народное присловье: «Называй хоть горшком только в печку не ставь».
— Вы русский?! — удивился капитан. — Русский клиент у меня за всю жизнь первый раз.
— Надеюсь, не последний.
Колумб возражать не стал. Всё может быть. Вместо этого он похвалил Мефодия за хороший испанский.
— Вы находите? — смутился Артамонцев. — А мне кажется, я на нём говорю так коряво, что стесняюсь общаться с испанцами на их языке.
— Что вы! — замахал руками капитан и, неожиданно умолкнув, настороженно спросил: — Вы это серьёзно?
Мефодий с недоумением посмотрел на собеседника.
— Ну, что стесняетесь? — уточнил моряк. Артамонцев кивнул.
— Я вас понимаю, — сочувственно вздохнул капитан и, наклонившись к самому его лицу, доверительно зашептал:
— Скверный недостаток. Избавляйтесь от него, дружище. Иначе он, как и у меня, перерастёт в комплекс. Вы станете мрачным, замкнутым, неудобным в нормальном людском обществе. Вас станут считать задавакой. Никому и в голову не придёт, что вы нелюдим от того, что плохо знаете язык. Все мои близкие в один голос твердят: «Ты отлично владеешь английским». Но мне-то лучше известно, как я им владею…
