Кратов горестно вздохнул, остановил воду и включил осушение. Накинув махровый халат, вышел в коридор.
И замер как вкопанный.
Тупо и злобно выпучив бельма, на него таращился огромный красный стрелохвост. Размах передней пары лап метра полтора, не меньше, общая длина туловища — метра три… Должно быть, он давно поджидал жертву здесь, на ковровой дорожке коридора, потому что загодя принял атакующую стойку, распустив мощные шипастые клешни и угрожающе выгнув иззубренный членистый хвост, увенчанный, как и следовало из видового названия, ядовитой стрелой.
Костя попятился, холодея от страха и отвращения. Уперся спиной в закрытую дверку душевой, лихорадочно зашарил одной рукой в поисках задвижки, другой же — на случай внезапной атаки и без особой уверенности в пользе такой предосторожности — прикрыл живот…
Стрелохвост отчего-то мешкал. В естественных условиях, по рассказам бывалых людей, он нападал немедленно и безоглядно.
А задвижка, как на грех, куда-то пропала.
Дверь ближайшей каюты бесшумно откатилась, и появился Фрост, в джинсах с заплатами на коленях и легкомысленной полосатой маечке, туго обтягивавшей его поджарую костистую грудь. В зубах по обыкновению пустая трубка, в руках — пестро изукрашенная коробка с табаком.
— Курт… — просипел перехваченным горлом Костя. — Назад… За фогратором…
Фрост изобразил лицом удивление. Потом увидел грозного стрелохвоста. Шкодливо оскалясь, отодвинул напряженного Кратова, взял стрелохвоста за вделанную в загривок петлю, приподнял и пару раз встряхнул. Пластины мощного панциря зашуршали.
— Пардон, — сказал Фрост, не вынимая трубки изо рта. — Что ты, Костя? Что ты себе вообразил? Это же чучело. Я сам его делал. Ну как, по-твоему, живой стрелохвост может проникнуть на борт, через «заговоренный» люк?
— Откуда мне знать, — угрюмо сказал Кратов. — С тебя станется. У тебя же целая коллекция этих нечистиков.
— Только в замороженном виде, — строго произнес Фрост. — Либо в свежевыпотрошенном.
Он ногой сдвинул дверь своей каюты и небрежно запихнул туда чучело.
— Испугался, звездоход? — осведомился он с участием.
— А что, стрелохвостов теперь можно бить? — ушел от ответа Костя.
— Можно. Варданов позволил. Поступило заключение от Рейхани о их полной и безоговорочной неразумности. Ну, я и не преминул… Приводи себя в порядок и — милости просим ужинать.
Испытывая противную слабость в поджилках, Кратов прошел к себе. Сменил халат на брюки и тонкий свитер. Поглядел на себя в зеркало. «Разве бывают звездоходы с такой перекошенной рожей?» — подумал он самоуничижительно.
В кают-компании Маони и Варданов сосредоточенно пили молоко, а Фрост с отвращением заполнял бортовой журнал, пристроив мемограф среди пустой посуды. Трубка и коробка с табаком лежали рядом.
— Вот кстати, — оживился он, завидев Костю. — Прочти-ка сей документ и добавь от себя, что сочтешь нужным. Как литератор я не тщеславен и охотно приглашаю всех желающих в соавторы.
Кратов принял у него мемограф, высветил последнюю страницу и тотчас же почувствовал, что переоценил свои силы.
— Можно, я сначала поужинаю? — спросил он.
— Тебе что-то не понравилось? — кротко осведомился Фрост, заглядывая ему через плечо. — По-моему, недурно. Протокол аутопсии трупа большого красного стрелохвоста, со всеми необходимыми подробностями.
— С иллюстрациями, — добавил Маони. — Которым самое место в бортовом журнале.
— А где же им, голубчик, место? — удивился Фрост. — Не на стенах ли кают-компании?
— Такое впечатление, — сказал Костя, — что нынче кто-то поставил перед собой задачу навсегда отбить у меня аппетит. Стрелохвосты в коридоре, стрелохвосты в бортовом журнале…
— Какие еще стрелохвосты в коридоре? — бесцветным голосом осведомился Варданов.
— Да пустяки, — суетливо сказал Фрост. — Ну что за ханжество? И потом, если я сегодня вахтенный, что прикажете мне писать в журнале?.. Впрочем, согласен: иллюстрации не для слабонервных. Зато хорошие выводы. Как это там у меня? «По результатам контрольной экспертизы в подтверждение ранее сделанного заключения… смотри приложение… гм… не дают повода для подозрения в рассудочной деятельности».
— Куртхен, дружище, — промолвил Маони. — Где ты нахватался таких оборотов? Что ты читал перед этим? Не Шпренгера ли с Инститорисом? Если у тебя повсеместно столь же возвышенный штиль, на тебя неизбежно падет подозрение в рассудочной деятельности.
— Ну нет, — возразил Кратов. — Он не давал повода.
— При чем здесь какие-то Шпренгер и… э-э… — пожал плечами Фрост. — Они что-то опубликовали? Я имею в виду — в области экзобиологии?
— Почти, — резвился Маони. — «Молот ведьм».
— Костя, так у тебя есть что добавить? — терпеливо спросил Фрост.
— Что ты, — тот замахал руками. — Я вне всяких подозрений.
— Коллега Кратов, — вдруг заговорил Варданов неприятным голосом. Прошу на время оставить ваши шутки.
«Надо что-то сделать с лицом, — подумал Костя. — Не то он поймет, что я его терпеть не могу. А он мой старший товарищ. Он умнее меня и опытнее. Я должен уважать его. Хотя бы за это…»
Костя стиснул зубы и, как ему показалось, почти спокойно посмотрел в глаза ксенологу. В равнодушные прозрачные глаза на непроницаемом загорелом лице.
— Добавить мне действительно нечего, — сказал Кратов. — Мое дело водить все, что движется… Разве что топографический эскиз да интроскопию местности вокруг улья. Как вы просили… Но прежде я должен оформить их. С необходимыми подробностями и без необоснованных подозрений.
Маони смешливо фыркнул и отвернулся.
— И какой умник только придумал назвать этот гадюшник ульем, присовокупил Костя, чтобы не затягивать паузу сверх меры.
— Я придумал, — сказал Варданов, не мигая.
Кратов внутренне напрягся, ожидая зачина очередной нахлобучки. Но Варданов, ни словом ни жестом не выразив своего отношения к его проколу, снова уткнулся в чашку с молоком.
— Кстати, о пчелах, — сказал Фрост с воодушевлением. — Хитин у них что рыцарские латы! И зачем им такой хитин? Когда мне будет позволено провести аутопсию, первым долгом я…
— Нет, Куртхен, уволь, — вмешался Маони. — Наверное, ты хочешь поделиться с нами чем-то чересчур специальным.
— Как там у них мозг? — спросил Кратов.
— У них нет мозга! — торжественно произнес Фрост. Поглядел на ксенолога, поскреб коротко стриженную седоватую макушку и добавил: — Как такового. Мозг вообще не является непременным атрибутом живого существа. У пчел восемь крупных ганглиев, то бишь нервных узлов, по всему телу.
