Вид Картрайта шокировал его, и он никак не мог решить, в какой степени он должен объяснить искажение лица его собеседника, разделяющим их пространством.
— Мы скоро выбираемся в нетронутое пространство. Я уже забросил официальные карты и руководствуюсь данными Престона.
Итак, корабль прошел около половины пути. Орбита Пламенного Диска — если такой вообще существовал — характеризовалась радиусом — вектором в два раза большим, чем радиус — вектор орбиты Плутона. Орбита девятой планеты определяла границы исследованного пространства, дальше простиралась бесконечность, о которой строилось множество догадок, но практически ничего не было известно.
Здесь корабль минует последние сигнальные бакены и оставит позади исследованную часть пространства.
— Многие члены экипажа хотят вернуться назад, — сказал Гровс. — Они понимают, что мы покидаем изученное пространство. У них это последняя возможность покинуть нас, дальше уже будет поздно.
— Если возможность реализуется, сколько человек покинут корабль?
— По крайне мере десять.
— Вы сможете продолжать путь без них?
— Запасов больше, чем достаточно. Конклин и Мери остаются, также старый плотник Джеретти, японские оптики и сварщик. Я думаю, что мы справимся.
— В таком случае, если их отъезд не ставит под угрозу успех экспедиции, отпустите их.
— Я даже не имел до сих пор возможности поздравить вас, — сказал Гровс.
Искаженное изображение Картрайта устало выпрямилось.
— Меня поздравить? А. Да. Спасибо.
Гровс протянул свою огромную широку черную ладонь к экрану инквик — связи. Картрайт сделал то же, на какое — то мгновение их пальцы соприкоснулись.
— Я полагаю, на Земле у нас будет время сделать это.
Судорога пробежала по лицу Картрайта.
— Честно говоря, я на это почти не надеюсь. Это напоминает кошмар, от которого я не могу пробудиться.
— Кошмар? Из — за убийцы?
— Так точно. — Картрайт поморщился. — Он вроде бы уже в пути, и я жду его появления.
Окончив передачу, Гровс пригласил Конклина и Мери в отсек корабля.
— Картрайт согласен с тем, чтобы отпустить их. Этот вопрос решен. За обедом я объявлю об этом официально. — Он указал на только что зажегшийся циферблат. — Смотрите. Этот индикатор реагирует впервые с тех пор как был построен корабль.
— Мне это ничего не говорит — сказал Конклин.
— Это нерегулярное мигание является автоматическим сигналом. Если я переведу его в звуковое представление, вы, без сомнения, узнаете, что это. Он указывает, что мы пересекаем последний рубеж исследованного пространства. Очень редкие экспедиции пересекали его.
— Когда мы овладеем Диском, — проговорила Мери, — этот рубеж уже не будет иметь смысла.
Ее глаза горели.
— Не забывайте, что восемьдесят девятая экспедиция ничего не нашла, — сказал Конклин. — А у них были все документы Престона.
— Быть может Престон повстречал гигантского змея космического моря, — полувсерьез — полушутя заговорила Мери, — и он проглотит нас, — как об этом рассказывают сказки.
Гровс холодно посмотрел на нее.
— Я занимаюсь навигацией. Идите, проследите загрузку спасательного нефа. Вы ночуете в трюме?
— Да, как и другие.
— После их отъезда вы сможете занять одну из кабин. Большая часть из них будет свободна. Выбирайте любую. В них не будет недостатка, — язвительно сказал он.
Трюм прежде служил лазаретом. Прежде, чем в нем поселиться, они его тщательно отдраили.
— Если мы приземлимся без приключений, то, может, сможем временно расположиться здесь? Это лучше того, что я имела на Земле — Мери сняла свои сандалии и устало опустилась на узкую железную кушетку — У тебя есть сигареты? Мои кончились.
Конклин протянул ей пачку.
— Только учти: это последние.
Она с благодарностью закурила сигарету и зажмурилась.
— Здесь так спокойно. Нет коридоров, где полно орущих людей.
— Слишком спокойно. Я не перестаю думать о том, что нас окружает. Земля, где не ступала нога человека… Великий боже! Весь этот холод вокруг нас. Холод, тишина, смерть… Или того хуже.
— Не думай об этом. Надо работать.
— Мы не настолько фанатичны, как это кажется. Это, конечно, превосходная идея: новая планета, на которую можно переселиться. Но теперь, когда мы в пути…
— Ты сердишься на меня? — спросила Мери, и в ее голосе прозвучала тревога.
— Я сержусь на весь мир. Гровс только командует да пытается вычислить маршрут, опираясь не на точные данные, а на умозрительные заключения сумасшедшего. Я сержусь из — за всего этого, а также еще из — за того, что этот корабль — старое, разваливающееся судно. И еще я сержусь, потому что мы миновали последний рубеж, а только фантазеры да сумасшедшие забираются так далеко.
— И к кому же ты нас относишь? — слабым голосом спросила Мери.
— Мы скоро узнаем это.
— Она робко взяла его за руку.
— Даже если мы туда не доберемся, все равно это чудесно.
— Это? Эта крохотная монашеская келья?
— Да, — она серьезно посмотрела на него. — Это всегда было моей мечтой. Прежде я только и делала, что скиталась без цели с одного места на другое, от одного человека к другому. Я не хотела быть девушкой… Но, по правде говоря, я не знала, кем хотела быть. Теперь мне кажется, что я нашла ответ. Быть может, мне не следовало тебе этого говорить — ты снова рассердишься, — но я ношу амулет, который должен тебя приворожить. Мне помогла его сделать Жаннет Сиблей, а она знает в этом толк. Я хочу, чтобы ты меня любил очень сильно.
Конклин улыбнулся и наклонился, чтобы поцеловать ее.
Внезапно она, не подав ни звука, исчезла.
Со всех сторон его окружила пелена ослепительно — белого пламени. Вокруг был только этот леденящий огонь раскалявший каждую клеточку, пожирая все предметы и все живое, оставляя только за собой право на существование.
Конклин попятился, оступился и свалился в колышущееся море света. Он заплакал, жалобно застонал, безуспешно стараясь уползти от этих потоков огня. Все его усилия были тщетны. Ему не за что было ухватиться.
И тут раздался голос.
Он зародился где — то внутри его существа, затем начал разрастаться и рваться наружу. Его мощь ошеломила Конклина. В ужасе и бессилии он вновь упал, что — то невнятно бормоча, скорчился, как утробный плод, доведенный до состояния протоплазмы, а вокруг него, все пожирая, колыхалось море звука и огня, и голос все грохотал в нем самом и вокруг. Он представлял собой сморщившийся почерневший обломок, выброшенный из бушующего ада живой энергий.
