Кловис понадобилось несколько секунд, чтобы отдышаться.
— Есть какие-нибудь здравые идеи, как нам отсюда выбраться?
— Продолжать в том же духе, — ответил ДТ.
— Нам нужно ускользнуть отсюда и сообщить об увиденном, — сказала Кловис и посмотрела на ДТ, однако тот по-прежнему внимательно смотрел назад, на путь, который они только что проделали.
— Мне кажется, ты попала еще в одного из тех, кто укрылся в траве, — сказал ДТ. — Похоже, лишь один из них движется. Готова еще раз пробежаться?
— Всегда готова. И что с тем, в кого я промахнулась?
— Он все еще ползет, но из травы выберется не скоро. Теперь нам нужно разделиться. Ты забирай влево, пока не выйдешь на дорогу, а потом постарайся двигаться вдоль нее. Я возьму вправо. Ручей где-то там — видишь вон ту линию деревьев в миле отсюда. Мы поставим его перед выбором, какую цель преследовать. Если я смогу добраться до ручья…
ДТ внимательно смотрел в сторону Фермы и, не переставая говорить, обратил свой взгляд в сторону, куда им предстоит бежать. Кловис резко развернулась, вздрогнув, когда ДТ внезапно замолчал, и непроизвольно вскрикнула. Плотная цепочка безволосых, обнаженных человеческих фигур закрывала им путь к отступлению. Цепочка находилась футах в пятистах ниже их, начинаясь слева, в дубовой поросли, и уходила далеко вправо, еще дальше тех деревьев, которые отмечали берега ручья, где ДТ предполагал укрыться.
— Господи Иисусе!.. — пробормотал ДТ.
«Их, должно быть, десять тысяч!» — подумала Кловис.
— Я не видел столько народу со времен Вьетнама, — прохрипел ДТ. — Господи Иисусе!.. Мы словно разворошили муравейник!
Кловис кивнула, подумав: «Вот именно! Все встало на место: Хельстром служил прикрытием какого-то культа». Кловис обратила внимание на белую кожу людей из оцепления. Наверное, они живут под землей. А Ферма — просто ширма. Она с трудом сдержала истерическое хихиканье. Да, Ферма была просто прикрытием! Она подняла пистолет, желая захватить с собой на тот свет как можно больше врагов из этой зловещей приближающейся цепочки, но хрустящее гудение за спиной поразило ее тело и сознание. Падая, она услышала выстрел, но так и не поняла, кто из них двоих его произвел.
Из дневника Нильса Хельстрома:
«Концепция колонии, вживленной в толщу существующего человеческого общества, не уникальна. Даже цыган можно считать грубым аналогом нашего пути. Нет, мы уникальны не этим. Наш Улей так же далеко отстоит от цыган, как они от первобытных пещерных людей. Мы напоминаем колонии простейших организмов, все мы в Улье крепимся к единому ветвящемуся стволу, и этот ствол укрыт в толще земли от другого общества, которое верит, что оно достаточно кротко, чтобы наследовать землю. Кроткие! Это слово первоначально означало „немой и тихий“».
Каким-то бестолковым и сумасшедшим был этот полег: начался он в аэропорту имени Джона Ф. Кеннеди, потом часовая задержка в О'Хара, быстрая пересадка на чартерный рейс в Портленде и шум, и прочие неудобства, присущие одномоторному самолету, и никакой передышки на всем пути до Колумбия Джордж. Закончился он уже вечером перелетом через весь Орегон — в его юго-восточную часть. Мерривейл был не в себе, когда самолет пошел на посадку в Лейквью, но испытывал странный восторг.
Когда он уже ни на что не надеялся, сели говорить откровенно, когда смирился с унизительным поражением, они его позвали. Они — Совет, о существовании которого он знал, но и только, никого лично он и в глаза не видел, — они выбрали Джозефа Мерривейла, как «нашу лучшую надежду как-нибудь расхлебать эту кашу».
Да и кто теперь, когда Перуджи и шеф мертвы, у них остался? Эта мысль придавала ему ощущение собственного могущества, которое, в свою очередь, подпитывало его гнев. Это ему-то они причиняли такие неудобства?
Отчет, переданный Мерривейлу в Портленде, не поднял его настроения. Перуджи проявил преступную халатность. Провести ночь с подобной женщиной! При исполнении!
Небольшой самолет приземлился в темноте, и встречал его только серый аэродромный автобус, в котором не было никого, кроме водителя. То, что водитель представился как Вэвэрли Гаммел, специальный агент ФБР, оживило тревоги Мерривейла, которые ему удалось спрятать от себя во время полета, и это усилило его гнев.
«Им ничего не стоит бросить меня на съедение волкам», — подумал он, садясь на стоянке в машину рядом с водителем. Эта мысль сжигала его на всем долгом пути из Портленда. Он смотрел вниз на редкие мигающие огоньки и с горечью думал, что есть же люди, занимающиеся обычными делами: едят, ходят в кино, смотрят телевизор, навещают друзей. Удобная, обычная жизнь, о которой часто мечтал Мерривейл. Однако оборотной стороной этих фантазий являлось понимание того, что безмятежное спокойствие этого мира в какой-то мере зависит и от него. Они там, внизу, даже не догадываются, что он предпринимает ради них, на какие жертвы идет.
Буквальное выполнение приказов ничего не гарантирует. Даже неожиданное повышение не изменило сущности универсального закона: большой поедает маленького, но всегда находился некто еще больший.
У Гаммела были волосы стального цвета и молодое лицо, резкие черты которого говорили об индейских предках. Глаза глубоко посажены, темные при свете приборной доски. Голос глубокий и с неким акцентом. Техасским?
— Введите меня в курс дела, — приказал Мерривейл, когда Гаммел выводил машину с автостоянки аэропорта. Фэбээровец вел автомобиль с уверенной небрежностью, абсолютно не задумываясь, как уберечь его на этой ухабистой дороге. Потом он свернул налево.
— Вы, конечно, знаете, что от посланной вами на Ферму команды нет никаких известий, — сказал Гаммел.
— Мне сообщили это в Портленде, — ответил Мерривейл, на мгновение позабыв о своем притворном английском акценте. Затем торопливо добавил: — Проклятье!
На развилке Гаммел свернул налево на более широкую дорогу и, затормозив, пропустил шумный автобус.
— На данный момент мы согласны с вами, что шериф из Фостервилля не заслуживает доверия, и что он, возможно, не единственный. Его сообщники могут отыскаться как в офисе шерифа, так и в самом городском совете. Поэтому мы не доверяем местным властям.
— Как вы поступили с шерифом?
— Вы знаете, его захватили с собой ваши люди. И о нем тоже нет никаких известий.
— Ваше мнение о местных властях?
— Шпионят.
— Хотят остаться в стороне?
— Не хотят, но осторожность явно преобладает над доблестью. Политические шаги, предпринятые нами на самом высоком уровне, дали результаты — указания с такого уровня принимаются однозначно.
