— Всемерноуважаемый председатель, я вовсе не собираюсь никого защищать. Однако призываю к точному исполнению порядка судопроизводства. И ради этого напоминаю: расследование, а равно рассмотрение дел, связанных со шпионажем, в соответствии с существующим законодательством является прерогативой не Великого Сброда, но Службы Надежности, мы же лишь рассматриваем и утверждаем результаты. Поэтому предлагаю передать подсудимых вместе с материалами дела в распоряжение названной Службы, самим же перейти к следующему вопросу.
— Господи! — прошептал посол. — Чем дальше в лес, тем больше дров. Советник, неужели никак нельзя помешать такой передаче дела?
— К чему? — возразил Федоров. — Пусть себе передают на здоровье. Всегда легче иметь дело с профессионалами.
— Если бы! — сказал Меркурий мрачно. — Но они этого не сделают.
И в самом деле, Великий Сброд вовсе не пришел в восторг.
— …Таким образом, — говорил в этот миг какой-то собред из глубины зала, — нам снова подсовывают порочную концепцию об автономии отдельных Департаментов. Снова забывается, что поименованные департаменты не является властью, но всего лишь органами власти, каковою в полной мере являемся только мы…
— Дайте сказать! Дайте сказать! — вырвался к трибуне собред из самых задних рядов; похоже, это был тот, что дремал перед началом заседания. — Предлагаемый приговор подразумевает конфискацию и реализацию принадлежащего шпионам корабля. Но высокоуважаемые собреды, корабля больше нет! Он угнан, и, могу поручиться, угнан с ведома и по прямому поручению самих подсудимых! Я уверен: прежде, чем утверждать приговор, необходимо найти объект. И думаю, что понял, как мы можем разыскать похищенное: возложить эту обязанность на самих обвиняемых. А чтобы стимулировать их, предлагаю, как только. они представят корабль в целости и сохранности, решить их дело в обстановке наибольшего благоприятствования.
— Разумный человек, — проговорил Федоров. — Жаль только, что он ошибается. А, Тих, куда вы пропали? Тут скрещиваются клинки. А у вас какие новости?
— Новости самые грустные.
— Он не достал денег?
— Не знаю. Возможно, и достал.
— Отказался от сделки?
— Не думаю. Знаю лишь, что он ехал сюда. Увы, ему не повезло, на его машину налетел грузовик или она налетела на грузовик, все равно. Так или иначе, наш юный коммерсант если и выживет, то придет в себя очень не скоро. Для вас это уже не будет играть никакой роли. Что делать, коммерция на Иссоре — занятие, опасное для жизни.
— М-да, — протянул Федоров. — Это воистину печальная весть. Однако, Алас, не поверю, что вы не в состоянии помочь нам. Вы ведь понимаете, что теперь уже безразлично, кому продать.
— Возможно, я и мог бы найти покупателя, хотя на скорую руку это весьма затруднительно. Но ведь корабля нет, что же продавать?
Федоров глянул на него в упор и медленно ответил:
— А мне кажется, что он найдется одновременно с покупателем.
— Не знаю, не знаю. Не обладаю даром ясновидения.
— А у меня эго наследственное. Так что займитесь поисками покупателя и вместе с ним корабля. А мы пока послушаем, как будет развиваться дискуссия. Право же, хотелось бы, чтобы нас передали Надежности. Там сидят практики, а не болтуны. И, кажется, к этому идет.
— … Я бы поостерегся, — звучало с трибуны, — столь неуважительно относиться к мастерству славной службы! Конечно, мы обладаем всеми правами и возможностями утвердить предложенный приговор, но, высокоуважаемые собреды, не нанесем ли мы тем самым нашему миру еще больший ущерб, чем если бы вообще ничего не делали? Шпионы не возникают на пустом месте. Кто-то завербовал их, направил, и не просто в пустоту, а к кому-то, уже укоренившемуся в нашем мире. Далее, им были даны конкретные задания, и некто ждет результатов их черной деятельности. Казнить никогда не поздно, но если мы поспешим с этим, то оборвем все нити, ведущие к лицам и организациям, о которых мы пока ничего не знаем. Предоставим же нашей Службе Надежности возможность доказать свою преданность Иссоре и высокий профессионализм!
В зале снова поднялся неимоверный шум.
— Чего доброго, начнется новый раунд, — предположил Федоров.
— Вряд ли, — возразил Изнов. — Слишком много сил отдано в первом. Пошумят, но до драки не дойдет. Однако я обеспокоен. Их пресловутая Надежность — это, знаете ли, наверняка такая организация…
— Знаем, — ответил Федоров кратко.
— И не боитесь?
— Какое это имеет значение? — сказал Меркурий.
— Вы стали просто бесчувственными! — чуть ли не рассердился Изнов. — Все-таки решается наша судьба…
— Да ну что вы, в самом деле! — оборвал Федоров. — В таких местах никогда и ничто не решается. Так что поберегите энергию, посол. Для серьезного разговора с теми, кто действительно решает.
— Вы еще надеетесь встретиться с ними?
— Нашим девизом остается надежда, — проговорил Федоров, и непонятно было, смеется он или действительно на что-то рассчитывает.
* * *
Когда перед тем, как снова запихнуть приговоренных в броневик, на них надевали наручники, Изнов пробормотал никак не желавшему расстаться с клиентами прекослову:
— Алас, какой тут у вас кассационный срок? Я намерен сразу же обжаловать приговор.
— А никакого приговора не было, — возразил Тих. — Высшая власть приняла закон. Обжаловать некому. Просить о помиловании тоже некого.
— Что же сейчас с нами сделают?
— Ну, законы у нас принимаются вовсе не для исполнения, — объяснил прекослов. — Но должен огорчить: приговоры все-таки реализуются. Хотя как быстро — никто не знает. Эго стоит денег, ибо всякий труд должен быть оплачен, в том числе и морально вредная работа по преданию вас смерти. Денег' же у Сброда — вы знаете — нет, корабль ваш исчез, других продаж в ближайшие дни не предвидится. Пока вас доставят в так называемый Дом ожидания…
— Может быть, нас там хоть накормят чем-нибудь? — понадеялся Федоров. — Очень хочется есть, наверное, от переживаний. А?
— Просто уже время обедать, — сказал Меркурий.
— Переживания тут ни при чем. Да и что такого происходит, собственно?
— Не все относятся к смерти так философски, как синерианские царедворцы, — тоном извинения проговорил Изнов.
На этот раз им уже не пришлось сидеть на коленях у конвойных солдат: охрана приговоренных была усилена, и на коленях сидели другие солдаты, арестованным же пришлось устраиваться на полу. Может быть, в какой-то степени это было даже удобнее, однако трясло значительно сильнее, чем прежде.
