Притянутый силой желания, Джим даже захотел притронуться к бешено скачущей Фриззи, но она засмеялась хриплым смехом и прокричала:
– В очередь, сукин сын, в очередь!
Стукнула входная дверь, и в спальню вошла горничная. Не было сомнения, что это мать Фриззи. Она так и осталась стоять у двери, пораженная открывшейся картиной.
Джим замер, глядя, как женщина извлекла большой кружевной платок и стала вытирать слезы, приговаривая:
– Как можно, Фриззи, девочка моя, как можно… Тебе же завтра в школу…
Дверь открылась и закрылась еще раз, и теперь Джим узнал старика лакея, которого пристрелил еще вчера. Слуга пришел с окровавленной лопатой в руках и, поймав на себе взгляд Кэша, улыбнулся ему как старому знакомому:
– Котяру прибил, а то гадит да скребется по комнатам! Надоел, сволочь.
– Как же можно, Фриззи! – продолжала причитать мать-горничная, а ее дочь начала вдруг подвывать, закусив до крови губы.
Кровать, казалось, вот-вот должна была рухнуть, а Джим смотрел то на Фриззи, то на горничную, то на лакея и вскоре понял, что любовью с Лу попеременно занимаются то молодая распутница, то ее мать, то извращенец-старикан. А несчастный Эрвиль уже не издавал ни звука, и только в какой-то момент Джиму показалось, будто он попросил о помощи. Да, он так и сказал: «Ударь с фланга, а то не прорвемся…» Едва Джим осознал эту просьбу, Фриззи словно ветром сдуло с кровати, и она встала рядом со своей мамой-горничной.
Старик слуга шагнул к обеим женщинам и, отсалютовав лопатой, встал с ними в одну шеренгу.
– Давай развлечемся, солдатик! – требовательно произнесла Фриззи, потрясая совсем недетскими приложениями.
– А ей завтра в школу! – отчеканила горничная.
– Давайте их грохнем, господин герцог, и в саду закопаем! – предложил свои услуги старый лакей.
Потом снова закричала Фриззи, потом ее мать и опять лакей, и все вокруг закрутилось, словно Джим ступил на дикую карусель. Он слышал лишь непонятный шум, составленный из смазанных птичьих криков, и все явственнее чувствовал приближение смертельной опасности. Какая-то властная сила внедрялась в его тело и выталкивала собственное существо Джима вон. Поняв, что другого выхода уже нет, Кэш зажал виски руками и закричал так, что едва не разнес себя собственной яростью:
– Да чтоб вы все сгорели-и-и!!!
Его крик непонятным образом породил длинное эхо, которое перемешалось со звонким треском и яркими вспышками.
Свет зажегся на полную мощность, и в образовавшейся тишине прозвучали редкие хлопки.
Штандартенфактор стоял у дверей и аплодировал. Желтое лицо его выражало подлинное удовольствие.
– Отличный удар, господин герцог! – восторженно произнес Квардли. – Много слышал о знаменитой спонтанности змей, но такое видел впервые!
Джим протер глаза и огляделся. Порядок в комнате не был нарушен, за исключением некоторых деталей: обгоревший передник горничной, лопата с обугленным черенком и почерневший клок волос, бывших некогда каштановыми кудряшками.
– А где все эти люди? – спросил Кэш, сам не узнавая собственного голоса.
– Должно быть, выполнили ваш приказ, герцог, – улыбаясь, произнес Квардли и, смерив шагами полкомнаты, уселся на свободный стул.
– Ка… какие же я приказы им отдавал?
– Вы приказали им сгореть, – ответил Квардли, сопроводив свои слова эффектным щелчком. – Быстро сгореть, – добавил он. – А зря. С вашими возможностями можно было заставить их жариться до утра. Хотя, конечно, – штандартенфактор осмотрел комнату, – стены бы закоптились. Да и аффект, в котором вы пребывали, не способствует принятию эстетического решения… Ну сгорели и сгорели.
– Эй, – послышался голос Лу, – ну чего вы разорались, такой сон мне прервали…
Затем он посмотрел на Квардли, перевел взгляд на всклокоченного Джима, и до него стало доходить:
– Или… или это не сон был?
– А обратите внимание на свой костюм, граф, – тонко намекнул Квардли, традиционно пикируясь с Лу.
Эрвиль взглянул и ахнул. А секунду спустя его стошнило от омерзения.
– Вызывайте слуг, господин герцог, – глядя на сотрясаемого конвульсиями Лу, предложил Квардли. – Эрвилю Жестокому нужна ванна.
Через полчаса Лу вернулся после внеурочных водных процедур. Он выглядел немного бледным, однако от него пахло душистым мылом, и пара адмиральского белья сверкала на нем первозданной белизной.
За эти полчаса Джим под охраной Квардли успел вздремнуть и, как, ни странно, чувствовал себя посвежевшим. В окнах забрезжил рассвет, однако, судя по всему, досыпать времени уже не было.
Квардли пришел с важным делом. Джим в этом теперь не сомневался. Штандартенфактор вел себя как друг, улыбался слишком часто, и вообще его матрица выглядела живее и человечнее обычного.
В момент, когда вернулся Лу, Квардли завтракал. Ему накрыли стол прямо в спальне Лу, и тот слегка удивился, когда увидел штандартенфактора жующим.
– Странное дело, – сказал Эрвиль, рассматривая свое белье. – Почему это на адмиральском исподнем нарисована эта мышка? Это что – детские аппликации?
– Это единственный вопрос, который вас сейчас занимает, граф? – поинтересовался Квардли, пододвигая блюдо из фасоли с мясом. Когда он был голоден, то принимал даже простую еду.
– Не знаю, – пожал плечами Лу. – Наверное.
После недавнего потрясения его ум еще не восстановил свою природную остроту, и шпильки Квардли пролетали мимо адреса.
– Вообще-то это не мышка, а императорский герб.
– Какой же из мышки герб? – удивился Лу. – Вон, машина, которая нас возит, на ней гербы – мой и Джима. Вот там гербы так гербы, сразу видно, что Художественная работа, а тут мышонок…
– Дело в том, дорогой мой геральдист, что наш император происходит из рода Крысы Зеленого Холма. Вот вам и ответ на ваш вопрос… А теперь присядьте, господа адмиралы, пришло время рассказать вам кое-что важное…
Джим без вопросов поднялся со своей кушетки, почесал живот и присел к столу. Лу тоже неловко сел неподалеку. А Квардли выбрал с тарелки большое яйцо и, проковыряв его острым ногтем, высосал все без остатка. Затем смял в кулаке скорлупу и тоже отправил ее в рот.
– Мне нужен кальций, – пояснил он с виноватой улыбкой и тут же, без перехода, заявил: – Господа, за вами устроена самая настоящая охота на предмет убийства и поедания ваших тел. Однако поедать вас надобно живьем, оттого вас и хотят лишить психической целостности – чтобы не сопротивлялись.
– Женское мясо нежнее, – вяло заметил Эрвиль, видимо не до конца понимая, что сообщил им Квардли.
