– Самочувствие? – потребовал тем временем доклада Камов.
– Бортинженер – нормально… – донесся сдавленный голос Акопяна.
– Штурман – в порядке… – проскрипел Калантаров.
– Меркулов – норма, чтоб ее…
По голосам чувствовалось, что муторно всем. Вадим даже приободрился: раз уж тренированному экипажу нехорошо, то ему сам бог велел. И когда Камов неожиданно спросил:
– Вадим Петрович? – Лунин даже нашел в себе силы выдавить:
– Живой…
– Молодцом, – похвалил Камов, тут же резюмировав: – Доклады приняты! Второму пилоту уточняющий вопрос: Сережа, работать можешь?
– Через минуту…
– Хорошо! Минуту ждем… Ну, как вам, Вадим Петрович, наше ремесло?
– Да пока не понял…
– Что не поняли?
– Да вот, – Лунин честно обвел руками обстановку рубки. – Зачем все… так… Обычную-то кабину сделать было нельзя?
– Нельзя, – Камов, кажется, без замедления сообразил, о чем речь. – Это ведь не самолет…
– В смысле?
– Нам здесь не надо пилотаж крутить. Особенность тяжелого межпланетного корабля – точность ориентации. Вполне сравнимая с прецезионностью наводки телескопа. Потому и база инструмента должна быть соответствующая. Вот и пришлось сделать рубку в виде одного большого инструмента. Разметку видите? – показал Камов на линии на экране. – А на пультах ложементов визиры?
– Вижу, – сказал Лунин.
– Ну, вот, пилот, совмещая визир с координатами нужной точки на экране, задает ориентировку главной оси корабля. Так сказать, предварительно прицеливается. Штурман по своей аппаратуре проверяет установку более точно. А затем уже просто… Нужно только довернуть сам корабль так, чтобы привести экваториальное кольцо, – Сергей Александрович указал на решетчатую ферму, к которой крепились кресла, – к широте ноль на градусной сетке небесного глобуса… Вам все еще что-то непонятно, Вадим Петрович?
Лунин закрыл рот. Подумал. Потом сказал:
– Непонятно.
– Эк, – Камов крякнул с досадой. – Тогда, извините, окончательное объяснение уже после завершения коррекции! Сережа, – позвал он Меркулова. – Ты готов?
– Готов, Сергей Александрович.
– Тогда работаем. Георгий – контроль осей! Сурен – рулевые двигатели!
– Есть! Выполняю! – донесла трансляция.
– Начали!
Если Лунин думал, что разворот самого корабля на новый курс после того, как предварительное прицеливание – или как его там? – выполнено, это не сложно, то ему пришлось в этом усомниться. Сперва требовалось, работая враздрай носовыми и кормовыми рулями, развернуть корабль на строго заданный курсовой угол в плоскости эклиптики. Зафиксировать его в этом положении. Затем, используя другие группы рулевых двигателей, задать отклонение по тангажу, такое, чтобы параллелограмм сложения векторов прежнего движения и новой тяги выдал составляющую, направленную по грубому сопряжению в сторону орбиты Марса. При этом сохраняя значение ранее установленного отклонения по курсу.
Вот после этого можно было давать ход…
И все бы было ничего, но при массе в тысячу тонн и сотне (если смотреть по размаху радиаторов, то и поболе) метров габаритов проделать подобный маневр было совсем не легко.
5
Причина была проста.
Сооружение, гордо именуемое «космический корабль «Ореол»», реально представляло из себя карточный домик, собранный на живую нитку. От малейшего ускорения оно начинало колыхаться, как крона дерева, которое трясут за ствол. И очень важно было не «тряхнуть» слишком сильно, с одной стороны, а с другой, приложить достаточный импульс для того, чтобы огромная масса корабля сдвинулась-таки с места.
Меркулов работал джойстиками, как пилот истребителя в каком-нибудь авиасимуляторе во время боя (уж такой-то опыт у Вадима был). Его мелкие, но частые движения руками и напряженность позы хорошо различались даже с другого конца рубки. Корабль заметно вздрагивал и покачивался. Вадиму хорошо видно было, как колышутся длинные плоскости радиаторов за бортом «Ореола», словно перемешивая звездную россыпь вокруг корабля. Притом что решетчатая ферма-кольцо, к которой крепились ложементы пилотов, оставалась относительно звезд неподвижной, впечатление выходило особенно сильным.
Все кончилось совершенно неожиданно. Корабль еще качался и вздрагивал, лопасти радиаторов продолжали колебаться, когда Меркулов вдруг сказал: «Готово!» – и откинулся в ложементе, отдернув руки от джойстиков. Вадим услышал, как облегченно выдыхает Камов, и поймал себя на том, что тоже расслабляет сведенные бессознательным усилием мышцы: напряжение непонятной, но тяжелой работы было заразительно…
– Отклонение по осям – ноль! – сообщил из астроотсека Калантаров с непонятным для Вадима восторгом. – Отлично выполнено, Серега!
– Спасибо, – отозвался Меркулов, и голос у него сейчас мало чем отличался от того, который Лунин слышал после резонансного удара.
– Молодец, Сергей! – подтвердил и Камов. – Теперь идешь отдыхать в санаторий. Четыре минуты! Вахту принимаю я. Выполняй! Бортинженер! Предпусковой контроль двигателя!
– Есть! – отрапортовал Акопян.
– Слушаюсь… – второй пилот слез с ложемента, тяжело прошагал к центральной колонне и скрылся в мембране телепорта.
«Ничесе! – подумал Вадим, наблюдая эту походку смертельно уставшего человека. – А ведь он вымотался по самый край! Вот тебе и простая задачка…»
– Ну что, Вадим Петрович, у нас есть немного времени, – повернулся к Лунину Камов. – Что же вам было непонятно?
– А? – спросил Лунин. И только после некоторого усилия вспомнил, о чем шла речь: – Ах, да… Вот это все, – он обвел руками рубку еще раз. – Зачем именно так? Ведь компьютеры же есть!.. И разворот… Я, конечно, не знаток космического дела, но – сколько помню – для ориентации давно применяются гиродины. А тут у вас какая-то допотопщина… Рулевые двигатели…
Камов поскреб за ухом.
– Допотопщина, – сказал он. – Да уж!.. Это вы нас хорошо приложили! И меня – в первую голову, как главного конструктора… Да ладно, ладно! – остановил он дернувшегося Вадима. – Все совершенно правильно! Для ориентации действительно ничего лучше гиродинов пока не придумали. Только у вас не совсем точная информация. Эти устройства повсеместно стоят на орбитальных станциях – это да. Потому что экономят горючее… Собственно, этим и было обусловлено их появление. Но! На всех кораблях – как пилотируемых, так и беспилотных – их не ставят.
– Почему? – удивился Вадим.
– Да как-то само получилось… Срок активного функционирования корабля в полете мал. Потому вопрос с экономией топлива для рулевых двигателей никогда не возникал. Несколько коррекций за рейс – причем без разницы, к Луне или к Марсу – зачем ради этого такая сложная и дорогая конструкция? Рулевые движки элементарно дешевле. Да и надежнее из-за своей простоты… Ну, и мы, когда проектировали «Ореол», нисколько над этим не задумывались. Поверите ли – я сам только на тренировках понял, насколько данный способ устарел! Да и то только потому, что «Ореол» отличается от всех кораблей, созданных до него. Он многоразовый и будет длительное время проводить в качестве орбитального объекта у других планет. Так что после этого полета управление мы доработаем – будьте спокойны!
