сильное воспоминание, всегда чёткое, всегда хранимое мозгом во всех деталях. Каждый раз им человек из прошлого вопил: «Посмотри, что произошло со мной!», будто предлагая разделить с ним потрясение от своей потери. Однако, никогда Зиновьев не видел ничего подобного тому, что показывал ему сейчас экран. Тот светящийся, белый… Это был не человек. Если бы Зиновьев не знал, что при сканоскопиии снимаются только реальные зрительные и звуковые образы, он бы счёл эту запись ошибкой, фантазией поражённого разума. Несколько раз Зиновьев прокрутил видео, проверил запись на подлинность, программа показала, что объекты в записи воспринимаются мозгом усопшего, как безоговорочная, единственно существующая действительность.
Но надо было спешить, времени оставалось всё меньше и меньше. Маркер «Евангелие», уже вытягивал из памяти покойного следующую запись. Полумрак, расписанные снизу доверху стены, свет не ламп, но свечей, звучание песен, красивых, но странных, человек в длинной одежде, громко восклицающий: «Христос Воскресе!», и звучный гул голосов в ответ: «Воистину воскресе!».
Зиновьев выругался. Религиозный фанатик, вот кто лежал сейчас на столе перед ним. О том, что такие люди существуют, Пётр Олегович слышал, но встречаться с ними ему никогда раньше не доводилось.
Остальные записи с мозга он снимал, уже не рассматривая их. Тех людей, которые верили во что-то, отличное от материального мира, Зиновьев считал психически больными. Как и все прочие современные люди, он не допускал существования того, в кого верили подобные люди, в Бога.
Пока снимались записи, Зиновьев отошёл от мониторов и налил себе свежий кофе.
Помещение с бледными стенами за более, чем двадцать лет работы, стало для Зиновьева родным. Он удобно расположился в кресле. Почему-то вспомнилось, как много лет назад он, молодой, энергичный, вдохновлённый идеей познать человеческий мозг, с радостью ухватился за предложение заняться новым на тот момент направлением — сакноскопией. Это было модно, было дорого, престижно. Это сейчас, сканоскопия — обязательная по смерти процедура, входящая в пакет оплачиваемых государством услуг, а раньше… Вспомнив, о своём заработке в былые времена, Пётр Олегович довольно погладил плотный живот. А сколько женщин, дочерей, вдов, утешил он в этом самом кабинете?.. Пожалуй, он не смог бы всех их сосчитать. Процедура сканоскопии позволяла получить доступ к памяти о всех денежных ресурсах покойного, она выуживала из памяти номера всех банковских счётов и карт, позволяла узнать пин-коды и пароли, поэтому за молчание Зиновьева наследником приходилось хорошо платить, с ним делились. Теперь всё иначе… В нынешнее время Зиновьев по закону был обязан, без всякого вознаграждения, передать все записи, снятые с памяти умершего, в базу единого государственного хранилища, а также ближайшим родственникам, а разглашение информации, полученной в процессе сканоскопии, считалось теперь уголовным преступлением.
Зиновьев уныло бросил взгляд на монитор. То, что там происходило, неожиданно, его заинтересовало. Женщина, молодая, красивая, смеялась и вела себя так, что не оставалось никаких сомнений — она флиртовала. Это было интересно. Зиновьева, даже сейчас, даже спустя много лет работы, такие эпизоды продолжали волновать. Он придвинулся поближе, расположился поудобнее в кресле и включил звук. Все воспоминания всегда были от первого лица, в данном случае Пётр Олегович видел всё глазами лежащего перед ним на столе Ивана Арсеньевича.
— Сегодня вечером я жду тебя… — говорила красавица, придвигаясь ближе.
Пётр Олегович увидел пульсирующую венку на её шее, поднимающуюся при каждом вздохе грудь.
Настоящая красавица, звезда. Видно, что одета по тогдашней моде. Лицо, тело, всё доведено до совершенства, выправлено искусственной пластикой, изменено всеми средствами современной косметологии. Ни одного изъяна, идеальна, безупречна. Сколько же денег она потратила на себя? И кем был этот самый Иван Арсеньевич, что заинтересовал такую?.. Пётр Олегович, почесал голову. С прискорбием он осознал, что он сам ни разу в жизни не видел таких красавиц так близко, никогда ни одна из них не сидела с ним рядом, не покачивала восхитительной, будто выточенной из самого дорого мрамора, ножкой, не накручивала прядь своих блестящих волос на свой пальчик, не облизывала и без того влажные губы, не говорила: «Я жду тебя». Если бы сканоскопия позволяла снимать записи не двух, а всех пяти органов чувств, Зиновьев, наверняка, сейчас бы ощутил исходящий от красавицы аромат самого дорогого элитного парфюма.
— Я не приду, — услышал Пётр Олегович мужской голос в ответ.
Зиновьев отпрянул. Это было неслыханно! Этот человек отказал! Да кто он? Кто этот Иван Арсеньевич? Миллиардер, магнат? Только они могут разбрасываться столь дорогими женщинами. Нет, или он хитрец?.. «Неужели, решил набить себе отказом цену?» — пронеслось в голове Зиновьева. Сам Зиновьев никогда бы не рискнул так поступить с такой женщиной. Что же красавица? Что она скажет?
Но вместо её слов прозвучал снова мужской голос.
— Я женат.
Услышав это, Зиновьев поперхнулся. Это была самая глупая, самая нелепая причина, которую только можно было выдумать мужчине. В подобной ситуации ни одна женщина не воспримет жену, как соперницу. Жена, это никто, она далеко, она образ постоянства, которое так быстро надоедает людям.
И тут на экране понеслись книжные строки: «Знаешь заповеди: не прелюбодействуй…», «посему оставит человек отца и мать и прилепится к жене своей, и будут два одною плотью, так что они уже не двое, но одна плоть. Итак, что Бог сочетал, того человек да не разлучает». Это было удивительно. Мозг Ивана Арсеньевича связал во времени два события — соблазняющую его женщину и прочитанные им когда-то ранее строки книги. За всё время работы Зиновьев не встречал такого. У всех прочих, с кем ему доводилось работать, события разворачивались линейно, всегда сохранялся строгий хронологический порядок действий и оттого понять причину поступков можно было только лишь промотав записи назад. А здесь… «Евангелие…», «Евангелие…» — возникло странное, загадочное слово, воскрешающее в памяти строки, побуждающие к поступкам.
Однако, Зиновьеву надо было торопиться, время летело, поэтому оставшиеся записи он снял, уже не рассматривая их.
Он успел, он записал всё.
Весь остаток дня увиденное не давало Зиновьеву покоя, поэтому проведя сканоскопию ещё одного покойного, вполне обычного, не вызвавшего никаких затруднений, Пётр Олегович с нетерпением дождался вечера, чтобы спокойно, не торопясь продолжить просмотр того, что его заинтересовало. Он открыл записи Ивана Арсеньевича.
Прежде всего, Зиновьеву, хотелось посмотреть на жену, человека, что оказался сегодня на его столе. Пётр Олегович мог предположить, что она, скорее всего, должна была быть эффектной или богатой, во всяком случае, она точно должна была быть не хуже той, которой этот мужчина отказал. Какого же было удивление Зиновьева, когда он, отыскав в записях по маркеру «Евангелие. Жена» супругу Ильина,
