— Вот что, Джилберт!.. — Селадор встал и посмотрел на Дейсейна сверкающими глазами.
— Вы знаете, что я понял, что на самом деле я понял? — спросил Дейсейн. — Справедливость! Вы всё так чертовски хотите спрятать за ширмой справедливости и законности свою ложь! Вы говорите мне…
— Доктор Джил? — из дверей на веранду донёсся голос Бурдо.
Дейсейн облокотился о левую сторону кресла и оттолкнулся правым колесом. Кресло завертелось на месте. В ту же секунду Дейсейн увидел Бурдо, стоявшего у открытых стеклянных дверей на веранду, и почувствовал, как его кресло обо что-то ударилось. Он повернул голову в сторону Селадора и успел увидеть, как его ноги исчезают за краем крыши. А потом раздался долгий отчаянный, душераздирающий вопль, а затем глухой удар о землю, звука которого Дейсейн никогда раньше не слышал. Его чуть не стошнило.
Бурдо внезапно оказался рядом с ним. Свесившись через парапет, он посмотрел вниз.
— О Господи! — пробормотал Бурдо. — О Господи, какой ужасный случай!
Дейсейн поднял руки и взглянул на них — свои руки. „Я ведь слишком слаб для того, чтобы это сделать, — попытался уверить себя он. — Я ещё не выздоровел окончательно. Я слишком слаб!“
— Главной причиной этого несчастного случая, — начал Паже, — было то, что жертва имела глупость встать слишком близко к краю крыши.
Допрос производился в палате Дейсейна: „Поскольку она находилась совсем рядом с местом происшествия и в связи с тем, что доктор Дейсейн ещё не полностью оправился от травм и шока“, — так было указано в официальном протоколе.
Специально назначенный по особому распоряжению главного прокурора штата в Сантарогу следователь прибыл как раз перед началом допроса, назначенного на десять часов утра. Следователь, которого звали Уильям Гаррити, очевидно был знаком с Паже. Они приветствовали друг друга по имени и пожали руки у кровати Дейсейна. Гаррити оказался невысокого роста человеком, на первый взгляд даже хрупким, с песочного цвета волосами, продолговатым лицом, на котором застыла маска безразличия.
Председательствовал на суде местный следователь, негр, которого Дейсейн впервые увидел этим утром. Звали его Лерой Кос. У него были вьющиеся седые волосы, а квадратное, скуластое лицо было преисполнено чувства собственного достоинства. На нём был строгий чёрный костюм, и, пока не пробило десять часов, он держался в стороне от царившей перед допросом суматохи — лишь тогда он уселся за судейский стол, ударил один раз карандашом и произнёс:
— Призываю всех к порядку.
Аудитория, в том числе и свидетели, разместилась на складных стульях, которые специально по этому поводу принесли сюда. Гаррити сидел за одним столиком с помощником прокурора округа, которого, как впоследствии выяснилось, звали Нис, Сварфаут Нис; у него были густые брови, унаследованные от своих далёких предков, большой рот и песочные волосы, однако на подбородке отсутствовала характерная ямочка.
За два дня, прошедшие с момента трагедии Дейсейн понял, какое море отрицательных эмоций, среди которых преобладал всё время растущий гнев, вызвало в нём поведение Селадора на крыше: „Дурак, чёртов дурак, погибнуть подобным образом!“.
Паже, заняв место свидетеля, коротко рассказал о происшествии.
— Во-первых, — начал Паже, придав своему круглому лицу выражение негодования, — он не имел никакого права вывозить доктора Дейсейна из палаты на веранду. Я надеюсь, что вполне ясно изложил физическое состояние доктора Дейсейна.
Гаррити, государственный следователь, позволил себе задать ещё один вопрос:
— Вы видели, как произошёл несчастный случай, доктор Паже?
— Да. Мистер Бурдо, заметив, что доктор Селадор выкатывает моего пациента на залитую солнцем веранду и зная, что это может привести к ухудшению его состояния, позвал меня. Я пришёл как раз в тот момент, когда доктор Селадор споткнулся и упал.
— Вы видели, как он споткнулся? — спросил Сварфаут Нис.
— Конечно. Кажется, он пытался ухватиться за спинку кресла, в котором находился доктор Дейсейн. К счастью, ему не удалось дотянуться до кресла иначе бы он мог увлечь за собой за край парапета и доктора Дейсейна.
„Селадор споткнулся? — повторил про себя Дейсейн. Его охватило чувство облегчения. — Итак, Селадор споткнулся! Я не столкнул его вниз! Я знал, что слишком слаб для этого. Может быть, во всём виновата какая-нибудь слабо закреплённая доска на веранде? — На мгновение вспомнил, как вцепился в колёса кресла мёртвой хваткой и мягко оттолкнулся. — Возможно, какая-то доска мягко спружинила, — сказал он себе“.
После Паже свидетельское место занял Бурдо, и он подтвердил показания Паже.
„Значит, всё так и было“.
Дейсейн почувствовал, как силы вливаются в его тело. Он сравнил опыт, приобретаемый им здесь, в Сантароге, с серией ныряний в бурный поток. После каждого нырка чувствуешь себя слабее, но, совершив последний, вдруг как бы происходит мистическая реакция расщепления невидимых ядер, и ты оказываешься связан с источником безграничной силы. И именно прилив подобной силы он сейчас ощущал.
В сознании мелькнула мысль, что вся его предыдущая жизнь до Сантароги была сродни какому-то выдуманному мифу — некое дерево на китайском пейзаже, едва различимое сквозь туманную пелену пастельных тонов. Он чувствовал, что оказался впутанным в череду событий, которые изменили его взгляд на прошлое. Но настоящее, окружавшее его повсюду, напоминало ствол твёрдого красного дерева, с мощными корнями, сильные ветви которого поддерживали его рассудительность и благоразумие.
Гаррити, вяло проводя допрос, казался человеком, не слишком разбирающимся в своём деле.
— Вы сразу же побежали к доктору Дейсейну?
— Да, сэр. Ведь он был слаб и болен. Я боялся, что он не удержится в кресле и сорвётся вместе с доктором Селадором.
— А доктор Паже?
— Он побежал вниз, сэр, чтобы посмотреть, не может ли он чем-нибудь помочь упавшему человеку.
„Только сантарожанцы в этой комнате, — вдруг понял Дейсейн, — сохраняют ясность сознания. Чем более восприимчивей я становлюсь, тем ожесточённее ведётся борьба с подсознанием — естественный механизм психической регуляции. И в этом, конечно, и состоит источник взаимной силы Сантароги прочный фундамент, в котором каждому отводилась определённая роль“.
— Доктор Дейсейн! — выкрикнул следователь.
Дейсейн принял присягу. Потом все глаза в комнате устремились к нему. Но лишь глаза Гаррити внушали беспокойство Дейсейну — скрытный, отсутствующий, коварный взгляд чужака из внешнего мира.
