Пакс прикоснулся большим пальцем к его щеке и вытер слезу.
— Но ты уже меня любишь.
— Нет.
— Не спорь, Эллис Роджерс. Я чувствую то же, что и ты. Ты меня любишь — просто не знаешь, что такое любовь.
Нежные руки обхватили его лицо и осторожно подняли вверх.
— Ты так и не узнал этого за всю свою жизнь, потому что тебе никто не показал. Твоя мать? Она не умела выражать чувства. Жена? Винила тебя в смерти сына. Про Уоррена я вообще молчу. А твой сын не верил, что ты его когда-нибудь примешь. Никто из вас не понимал, что такое настоящая любовь. Это не похоть, не зависимость, не страсть и не привычка. Любовь это не привязанность и не «бабочки в животе».
— А что же? — с трудом выговорил Эллис.
— Любовь — это готовность пожертвовать своими интересами ради чужих. Неважно, какого ты пола. Неважно, кто ты или кем был. Главное, что о другом человеке ты заботишься больше, чем о себе. Если ты ненавидишь спагетти, но ешь миньятту с таррагоновым маслом, потому что она нравится другому, — это любовь. Когда ты больше всего на свете ценишь одиночество, но согласен поселиться с другим, потому что ты ему нужен, — это тоже любовь. И поверь мне, Эллис Роджерс, потому что я знаю точно: когда ты отталкиваешь от себя единственного человека, с которым хочешь быть вместе, только потому, что боишься ранить его своими мыслями, — это определённо любовь.
Эллис не мог пошевелиться. В голове не осталось ни одной мысли.
— Подожди, всё наладится. У тебя выдался тяжёлый месяц.
Он кивнул.
— Я умер после того, как ты ушёл. После того, как сказал, что поселюсь на ферме. Ты об этом знал?
Пакс кивнул в свою очередь.
— Я тоже тогда, в общем-то, умер. Ты не собираешься меня снова убить, я надеюсь?
Эллис через силу взглянул на него: на это сочувственное лицо и такие идеальные глаза — живые и любящие. Он шмыгнул. Ему бы сейчас не помешала старая добрая пачка «Kleenex» или хотя бы бумажное полотенце… Пакс тут же вынул из кармана сюртука декоративный платочек и протянул ему. Эллис высморкался и вытер нос.
— У Альвы ещё остался рецепт горячего шоколада?
— Добро пожаловать! — услышал Эллис возглас Альвы, едва они с Паксом переступили портал дома. — Вы надолго? Здесь не слишком холодно? Не жарко? Налить тебе чаю, Пакс? Кофе, Эллис Роджерс?
— Спасибо, Альва, не надо, — ответил Пакс.
— Тогда супу?
— Ничего не нужно. Правда.
— Ладно. Будет суп.
Вместе с Паксом Эллис прошёл на балкон. Из парка ему помахал прохожий, но кто это был, он не знал. Вот будь у него очки геомантов… Хотя, если подумать, даже они бы не сильно помогли. Ведь он снова в Полом мире, а бейджиков с именами здесь никто не носит.
Зато его, напротив, знают все.
Он прославился ещё до всей истории с культом Рена. Когда же разошлась весть о том, что Эллис спас мир, то, как и предсказывал Пакс, он стал новым Чарльзом Линдбергом[9] пополам с Мэрилин Монро. Три разных продюсера уже просили его рассказать о спасении Полого мира для съёмок документальных гол. Ещё пятеро хотели создать биографию Эллиса с полным эффектом погружения. А один учёный из Университета Вегенера приглашал для консультации по историческим граммам об Америке двадцать первого века. Сами голограммы сделал бы Университет, Эллису нужно только пройтись по ним и указать недочёты. И на это предложение он даже подумывал согласиться.
— Вин здесь? — спросил Эллис.
— Нет, он переехал к себе домой. Я так думаю, его присмотр мне больше не понадобится.
Эллиса до сих пор что-то угнетало. Он сам не знал, что и почему. Всё не проходила какая-то неясная тоска. Кто поймёт, что же ему не так? Вроде бы всё закончилось хорошо. Но, пока Эллис стоял рядом с Паксом на балконе чудесного дома и любовался великолепным видом, изнутри его снедала бесконечная вина. «Вина выжившего» — так это, кажется, называется? Вот, наверное, в чём дело? Все, кого он знал, теперь мертвы. В том числе Уоррен. Конечно, его надо было остановить, но Эллис никак не мог смириться с тем, что, пусть и ненароком, убил лучшего друга. И за это его зовут героем…
Пакс сжал его ладонь и утешающе заверил:
— Подожди, всё пройдёт.
Эллис кивнул. Пакс перегнулся через ограждение:
— Смотри, снова играют.
— Мезо против Сурикатов, — сообщила Альва.
— Кто выигрывает?
— Мезо на одно очко впереди.
— А-а… — улыбнулся Пакс. — Здорово. Надеюсь, сегодня победят.
Сказочная разноцветная птица вспорхнула на ограждение и, склонив голову набок, стала за ними наблюдать. В Детройт пришла осень, а в этом уголке Полого мира царила весна.
— Пакс, — позвала Альва.
— Да?
— Возможно, сейчас это неважно, но ты настаивал, чтобы я предупредила.
— О чём?
— Поверхность, Седьмой квадрант. Сейчас начнётся.
Губы Пакса растянулись в улыбке.
— Спасибо, Альва.
Он отпустил руку Эллиса и достал портокол.
— Что такое?
— Мы отправляемся на поверхность, в моё самое любимое место на свете — Седьмой квадрант.
— А что там?
Одним прикосновением Пакс открыл портал. Видно, координаты у него хранились в «быстром наборе».
— Пакс? Что в Седьмом квадранте?
Тот не переставал улыбаться.
— Пойдём.
Через портал они вышли на просторное поле и оказались по колено в пышной траве, полной прекрасных лиловых цветов. А с обеих сторон в небо вздымались скалы. Могучие гранитные обелиски высились над гладью луга, с их вершин вниз свергались белые нити водопадов, а у подножий росли высокие сосны. Отчего-то долина показалась Эллису знакомой. Ну конечно! Он же почти каждый день на неё смотрел. Но впервые увидел в цвете.
Энсел Адамс был отличным фотографом, однако снимку, который много лет провисел на стене гаража, было далеко до оригинала. Стоя на этом лугу, Эллис ощущал себя разом крохотной песчинкой и гигантским исполином. От восторга перед таким великолепием дыхание перехватило, как от фиброза. Но взгляд его поднимался выше, к огромному бурлящему котлу неба, в котором клубились массивные грозовые тучи: угольно-чёрные, зелёные, пурпурные. И тонкие берёзки, ярко-белые штрихи на их фоне, качались от порывов сильного ветра.
Молния дугой прочертила небосвод, и Эллис вдруг осознал, какими древними были грозы, как сильно они взывали к какому-то первобытному началу в человеке. Ужасающая мощь, необъятный размах — вот, поистине, один из ликов Бога!
