"Замок… мостик… Ерунда какая-то в голову лезет…Говорил мне папа, не читай Фрейда!"
Несколько минут мы молча занимались своими делами. Причём я потеряла всякий интерес к тому, что происходит на моём строительном объекте, теперь меня мучил только один вопрос: как с наименьшими потерями выкрутиться из сложившейся ситуации? Ведь если этот парень хоть одному человеку в этой "Штуке" скажет, за каким занятием меня застал, единственное, что мне останется – это уйти в другую школу. Причём я совсем не преувеличиваю. Если какой-нибудь оптимист мог полагать, что в "Штуках" порядки мягче, чем в обычных школах, то я придерживалась противоположного мнения; у меня были все основания подозревать, что совсем нет – гораздо жёстче.
– Тебя как зовут? – Спросил мальчик. Он был в длинных, до колен, шортах и лёгкой джинсовой куртке.
– Настёна. В смысле, Настя.
– ЗдОрово!
– Чего здорового-то? – Не совсем дружелюбно буркнула я, не совсем уверенная в лояльности собеседника.
– Имя красивое. И даже очень.
Я почувствовала, что начинаю краснеть, поэтому склонилась над своим замком, чтобы это не было так сильно заметно.
– А тебя как?
– Никита.
– У тебя имечко тоже ничего, – сочла нужным сказать я.
– И на том спасибо.
Никита, высунув от усердия кончик языка, принялся с помощью указательного пальца в цилиндре самой большой башни проделывать окошечки. Он выглядел обычным мальчишкой и даже на супера не очень походил. Каждый раз, как я не пыталась его рассмотреть, я задерживалась взглядом на его синяке. Его, судя по всему, поставили совсем недавно: краснота только-только начинала переходить в синеву.
– Ты с какого курса, Никит?
– С первого.
– То есть, уже со второго? – Пришлось уточнить мне.
Не походил он на первоклашку, хоть тресни!
– Нет, с первого.
– Так ты только недавно сюда приехал?
– Ага. А ты что думала?
– Я думала, тебе лет одиннадцать- двенадцать.
– Десять, – улыбнулся мальчик. – Но за комплимент – спасибо.
– Пожалуйста. А почему ты без всего?
– Вещи в главном корпусе оставил и пошёл гулять. Что ещё делать?
Тот факт, что Никите столько же, сколько и мне, может быть, мы даже учиться будем в одном классе, сразу настроил меня на дружелюбный лад. Теперь, казалось, даже мельчайшие преграды между нами были устранены. Наш диалог стал постепенно налаживаться.
– Ты издалека, наверное? – Спросил мой собеседник.
– С чего ты взял?
– Мне так показалось.
– Из Питера.
– Надо же! Я тоже! – Воскликнул мальчик. – А где ты там жила?
– Почему – "жила"? Я до сих пор там живу. На Васильевском.
– А я на Петроградке.
– Странно, что мы до этого ни разу не встретились.
– Ничего странного, – рассудительно ответил мальчик. – Питер большой.
Я кивнула, соглашаясь. Да, мол, большой. Третий по величине на планете после Пекина и Москвы – куда уж больше.
– Ты уже устроился?
– Сказали к шести подойти к административному корпусу, а сейчас ещё трёх нет.
Я мельком взглянула на браслет мобильника.
– Как там вообще в "Штуке", нормально, жить можно?
Никита остолбенел. В прямом смысле этого слова. Медленно поднялся и остался стоять, не сводя с меня изумлённого взгляда.
– Так ты тоже только поступила?
– Да.
– А где твои сумки?
– Там, в кустах, – кивнула я.
Последовала немая сцена. Мы молча смотрели друг на друга, и чем больше проходило времени, тем более неприятной становилась пауза. До меня уже стало кое-что доходить.
– А чего ты тогда тут делаешь? – Через минуту обрёл дар речи мой собеседник.
Что мне было отвечать? В песочнице играю?
Я молча поднялась. С удовольствием бы ударила ногой по замку (так и подмывало это сделать), но стало жалко, слишком уж красивым было сооружение.
Никита побагровел и отвернулся. Он оказался не таким любителем эстетики, как я: его замок разлетелся под ударом кеды.
Тут я окончательно поняла, что произошло. Мой новый знакомый увидел меня без вещей и подумал, что я старшекурсница. Чтобы подлизаться ко мне, он начал играть со мной. Теперь он очутился в таком же положении, что и я минуту назад. Если я только намекну кому-нибудь, что он тут копался в песочнице – ребята его заживо съедят.
– Сделаем вид, что всего этого не было, хорошо? – Запинаясь, предложила я. Это был не самый лучший выход, но больше мне ничего не пришло в голову.
– Хорошо, – едва слышно процедил Никита, глядя в сторону.
Он сделал несколько шагов прочь, но видя, как я копаюсь с чемоданом, заколебался и подошёл ко мне.
– Помочь?
– Помоги.
Мальчик легко подхватил мою сумку, чуть поморщившись от неожиданной тяжести – чемодан, и легко пошёл по дорожке. Я безропотно последовала за ним.
Мы долго молчали.
– У тебя тут чего – кирпичи? – Наконец, спросил он.
– А если я скажу, что да, от этого что-нибудь изменится? Скажешь, чтобы я сама несла? – Вопросом на вопрос ответила я, потом призналась. – Даже не представляю – мамка собирала. Мне самой интересно, что можно напихать в такой громадный чемодан.
– Навряд ли что-нибудь полезное. – Предположил Никита. – Хорошего не может быть так много. Может всю эту радость в пруд зашвырнуть?
Мы как раз проходили возле небольшого водоёма.
– Только попробуй, – я постаралась придать своему голосу угрожающие нотки. – Следующим – сам полетишь.
– Шутка! – Поспешно отозвался мой новый знакомый. Так поспешно, что я сразу поняла – он меня боится.
И не столько меня, сколько того, что я могу о нём рассказать.
Может быть, кому-нибудь и нравится, когда люди его боятся, но я этого не переношу.
– Не соблаговолишь сообщить, куда мы направляем наши стопы?
Никита чуть не выронил сумку.
– В главный корпус пойдём.
– Насколько он главный? Главнее всех остальных?
– Я откуда знаю. Называется главным.
– Так и написано? Мелом на стене? Не хочу, конечно, обижать тебя, Никита, но я бы не стала доверять надписям, которые написаны мелом. Тем более, на стене.
– Там табличка висит.
– Это другое дело. Табличка – это признак надёжности и благосостояния. А не помнишь, из чего была табличка?
– В каком смысле?
– Из бумаги, из фанеры, из чего-нибудь ещё?
– Из бронзы.
– Бронза – это здорово. А как ты узнал, что именно из бронзы? Понимаешь, Никита, есть такие люди, которые любят делать далеко идущие выводы. Из обыкновенного предположения, допустим, посредством строгой логики они извлекают вывод, из него – второй, из второго – третий, из третьего – четвёртый, и так далее. Они идут всё дальше и дальше, всё больше убеждаются в своей правоте, но забывают, что то, с чего они начали – это всего-навсего предположение, которое не суть, что правильно. Они бывают очень удивлены, когда понимают, что почему-то все их безукоризненные выводы и предпосылки привели к неверному итогу…
