— Сколько?
— Часов десять. Да и защита будет не очень эффективной.
— Займись этим сразу же, как только появится возможность. До связи.
— До связи.
Андрей откинулся на спинку кресла. Скосил глаза на часы: восемнадцать десять. Прошедшие с момента выхода из зоны три часа подарили им несколько сюрпризов — возможно, что-то новое они узнают уже в течение ближайших же минут. Что ему хотел сообщить Дэви?
Дэви пришел в рубку не через пять минут, как обещал, а через полчаса. Едва взглянув на него, Андрей понял, что узнал он нечто очень и очень важное.
— Муляжи изготовлены из материалов, неизвестных людям…
— Этого и следовало ожидать.
— Я провел структурный анализ некоторых материалов корабля, все они неземного происхождения.
— Что ты этим хочешь сказать? — побледнел Андрей.
— Этот «Колумб» уже не прежний «Колумб», материалы, из которых он изготовлен, только внешне напоминают земные, причем все органические.
— Ты не мог ошибиться?
— Не мог.
— Но это значит…
— Да, катастрофа или что-то другое, о чем мы пока не догадываемся. Я взял у себя несколько анализов. У меня третья группа крови… и был, понимаешь, был положительный резус-фактор. Теперь отрицательный.
— Ты считаешь, что они заменили тебя двойником?
— Почему только меня? Почему заменили? Может быть, просто восстановили? Если «Колумб» действительно попал в катастрофу… Ну пусть это будет та же зона, только зона, сразу же убивающая все живое. Вспомни, всем нам казалось, что был взрыв. Все мы теряли сознание. Мы могли погибнуть, а они могли нас воссоздать по нашим же представлениям.
— Ты хоть понимаешь, что ты говоришь?! — воскликнул Андрей. Он был готов наброситься на Дэви с кулаками. — Ерунда, не может быть.
— Может, — спокойно отозвался Дэви, — только не очень хочется в это верить.
— Каким образом они смогли бы нас скопировать? Как они смогли бы нас воссоздать?
— А что мы знаем об их возможностях?
— Ладно, пусть они нас скопировали, но почему тогда не совсем точно, во всяком случае тебя? Почему они изменили твой резус-фактор? Не смогли скопировать положительный?
— А если это входило в их планы — дать нам понять, что в нас что-то изменилось?
— Неужели нельзя было предупредить нас, сообщить нам о нашей гибели как-то иначе? Просто рассказать каким-то образом обо всем?
— Думаю, это не так-то легко… Если ты хочешь, могу высказать некоторые свои соображения на этот счет.
— Я тебя слушаю.
— Что мы знаем о Разуме? О его формах, проявлениях? Наконец, типах? Пока мы не обнаружили в космосе ни одной цивилизации, хотя и открыли множество различных планет, в том числе и таких, на которых существует жизнь. Ну а если мы все же сталкивались с Разумом, но так и не смогли, не сумели этого заметить? Понять? Наши представления о контакте весьма туманны, они основаны на древнейшем опыте первооткрывателей новых земель. Но тогда люди встречались с пусть отличными от себя по языку и культуре, традициям и уровню развития, но все же людьми. А тут ведь космос. Космос!
Что такое Разум? Способность понимания, образования идей, способность творчества. Все это так, но… До сих пор мы судили о разумности по материальным проявлениям идей и творчества. А разве можно говорить о неразумности какой-то жизни только потому, что она не умеет, а возможно, и не хочет строить дома и ракеты, спать в постелях и писать книги? Разве нельзя представить себе Разум, который никогда бы не проявлял даже стремления к материальному воплощению своих помыслов? Во всяком случае в привычных нам формах. Разума, совершенно нам непонятного, с непонятной нам логикой, знаниями и законами, с совершенно непостижимой для нас организацией мыслительного процесса? Природа должна была обеспечить разнообразие (и довольно обширное!) форм Разума, не внешнее, пойми меня правильно, а глубинное. Земля — только крошечный островок в безбрежном океане Вселенной. Если в процессе эволюции окажется несовершенной и погибнет одна форма Разума, выживет другая.
— Ты сказал: «непонятными нам законами». Но разве дважды два для них будет уже не четыре? Разве мы не сможем найти общий язык посредством той же математики?
— Вот именно — «общий язык»… Человечество обладает, казалось бы, универсальным инструментом общения — языком, речью. Но, если вдуматься, сколь же громоздок и несовершенен этот инструмент! Посредством языка мы порой не в состоянии не только передать другим людям — подобным нам существам — нюансы своих чувств, настроений, желаний, но и более или менее доступно изложить самые простые истины так, чтобы собеседник понял нас совершенно. Мы постоянно вынуждены блуждать в густом лесу бесконечных фраз, мы пытаемся подобрать какое-нибудь слово, чтобы оно точно отражало всю гамму наших ощущений, и знаем, что такого слова в языке нет… И в этом смысле нам кажется вершиной возможного телепатия. Но ведь мы и не каждую свою мысль можем точно определить, выявить, ощущая внутри себя только как бы «привкус» этой мысли. А представь себе разумное существо, разговорным и мыслительным языком которого является язык образов, разумное существо, способное передавать другому такому же существу не мысли даже, а целые образы во всех их мельчайших оттенках, передавать как бы всю свою сущность, все свои знания, чувства, представления о жизни во всех их аспектах… Говорят, композиторы, еще не создав симфонию, уже слышат ее в себе, слышат всю сразу, полностью, одновременно. А писатели как бы «видят» свои ненаписанные книги. Вот этот образ, собранный в комок, но не менее от этого значимый, этот сгусток и мысли, и чувства, и настроения передается мгновенно и при желании всем сразу. Сможем ли мы с таким существом найти общий язык? О чем будем разговаривать? Не покажемся ли ему чем-то вроде собаки, которая вроде бы и понимает, но только сказать не может?
Какие уж тут «дважды два»! Смешно, право… Я уже не говорю о том, что они, быть может, не имеют ни малейшего понятия о математике, обходятся без нее точно так же, как мы обходимся без тех знаний, которые кажутся совершенно необходимыми им. Мы достигли определенных результатов в математике только потому, что нам было это необходимо. Математика — это не просто игра ума, математика понадобилась нам для того, чтобы суметь материализовать наши желания.
— Ко всему прочему и для того, чтобы объяснить окружающий нас мир, понять его законы.
— Объяснить и понять для того, чтобы переделать, перестроить согласно своим потребностям, то есть материализовать наши помыслы.
