сидит зря. Неудивительно, что из всех главных и ведущих конструкторов
Бартини был освобожден в последнюю очередь — за год до окончания срока.
Между «сигналом», поступившим в органы на Бартини и его арестом
прошло всего около двух недель. Но из протоколов первых допросов видно, что следователь знал абсолютно все: кто, где и когда завербовал Бартини
для работы в СССР. Арестованному оставалось только подтвердить, — что он
вскоре и сделал, заодно признавшись в подготовке поджога авиазавода
№240. И еще: до ареста и после освобождения Бартини примерно одинаково
рассказывал об отплытии из Владивостока в 1920 году. Вместе с другими
военнопленными из Австро-Венгрии он сел на пароход, который должен был
доставить их в Европу. В Шанхае барону и его венгерскому другу Ласло
Кеменю пришлось сойти на берег: их хотели выбросить за борт как
сочувствующих большевизму. Так написано и в «Красных самолетах». А на
Лубянке Бартини излагал эту историю несколько иначе: расправа грозила
ему со стороны венгров-большевиков!
В середине 50-х годов Бартини реабилитировали. Но при этом было
точно установлено, что советские разведорганы никогда не привлекали его к
своим акциям. В архивах ГРУ и ПГУ КГБ нет сведений о генуэзской операции
1922 года, в ходе которой «красный барон» познакомился с князем Феликсом
Юсуповым и через него внедрился в группу Бориса Савинкова. Савинкова в
Италии вообще не было, а монархист Юсупов, женатый на племяннице
Николая II, вряд ли мог сотрудничать с бывшим эсеровским террористом.
В бывшем архиве ЦК КПСС хранится коминтерновское «Личное дело»
Бартини. По словам референта отдела, оно выглядит очень подозрительно: тоненькая папочка в пять-шесть страниц. Нет, в частности, ни одной анкеты
(остальные политэмигранты заполняли их каждый год), зато сделана запись
о том, что прием в итальянскую компартию «документально не
подтвержден».
Мы
проверили:
ни
в
одном
из
итальянских,
венгерских,
австро-венгерских, австрийских и немецких генеалогических изданий не
упоминается род ди Бартини. Нет этого имени и в многочисленных
справочниках «Кто есть кто», изданных в начале XX века. Кое-что объяснил
протокол первого допроса в Бутырской тюрьме: там записано, что документы
на имя Бартини и соответствующую «легенду» барон получил перед
отправкой в Советский Союз. Ранее Роберто носил фамилию отчима — венгра
Людвига Орожди. Своего родного отца — австрийского барона Формаха — он
никогда не видел. Со слов Бартини следователь записал и девичью фамилию
матери — Ферсель (по другим документам — Ферцель). Но и эти фамилии в
справочниках не встречаются.
Большую помощь в наших розысках оказало посольство Республики
Хорватии в Москве и работники городского архива Риеки. Директор архива
д-р Горан Горнкович сообщил, что в сентябре 1912 года русский пилот
Харитон Славороссов действительно летал в Фиуме. Но вице-губернатором до
1902 года был д-р Франческо Вио. Затем он был назначен губернатором, а
вице-губернатором стал д-р Андреа Беллен. Сведений о людях по фамилии
Бартини, Формах и Ферсель в архиве не обнаружили. Зато нашелся другой
след: неподалеку от Фиуме было поместье барона Филиппа Орожди (Orozdi)
— итальянца по происхождению, крупного землевладельца и депутата
верхней палаты венгерского парламента. Барон фигурирует и в списке
почетных членов венгерского аэроклуба. Его брат жил в Будапеште.
Роберто Орос ди Бартини: Orozdi?
Кто же был отцом или отчимом Роберто — барон, увлеченный авиацией, или его брат Лайош (по-итальянски — Лодовико, по-немецки — Людвиг)?
Ответ подсказывает отчество Бартини — Людвигович. Но нельзя исключать
того, что история с внебрачным рождением выдумана от начала до конца, и
мальчика привезли из другой страны. Такое бывало: ребенка из знатной
семьи увозили подальше или отдавали на воспитание, когда ему угрожала
опасность или его рождение путало какие-то династические расчеты. Значит, Бартини не эмигрировал в Советскую Россию, — он вернулся из эмиграции!
(Иван Бездомный — о Воланде: «Это русский эмигрант, перебравшийся к
нам!»)
7."ТИПИЧНЫЙ ПРОГРЕССОР"
Статья про испытание «невидимого самолета» и книга о «красном
бароне» — как две половинки разорванной купюры. Пароль. Возможно, он
откроет «второе дно» булгаковского романа и объяснит, почему прототипом
Воланда стал Роберто Бартини — инженер, художник, физик, пилот, подпольщик, аристократ… Парадокс Агриппы: «Я — Бог, я — герой, я —
философ, я — демон, я — весь мир, на деле же это просто утомительный
способ сказать, что меня нет».
«Человек-невидимка».
Истина проявляется в мелочах. В книге И.Чутко можно прочитать о том, что главный конструктор носил очень старое пальто и шапку, которой впору
было чистить обувь. Работал в полутьме. Писал странные картины. «Одну
комнату в квартире он попросил маляров выкрасить в ярко-красный цвет, другую сам разрисовал таким образом: на голубом потолке — солнце, чуть
ниже, на стенах, — поверхность моря, волны в белых барашках, кое-где
островки. Чем „глубже“, ниже по стенам, тем зелень воды становилась гуще, темнее, и в самом низу — дно». В красной комнате барон работал, а «на дне»
отдыхал — пил бурду из крепчайшего чая и кофе со сгущенкой — один к
двум — и кушал вафельный торт «Сюрприз».
(Был такой случай: в тридцатые годы один наш разведчик зашел в
берлинскую парикмахерскую и с непривычки дернулся, когда его стали брить
с холодной водой. Сообразительный парикмахер позвонил в гестапо).
Рассказывая о картинах Бартини, Чутко особо подчеркивает
фантастичность сюжетов: «…про то, чего никто не видел, но нельзя сказать
уверенно, что такого быть не может». Явно неземные пейзажи, солнце —
маленькое, нездешнее, похожее на яркую звезду, необыкновенные
сооружения и летательные аппараты… А эта картина описана в первой статье
о «невидимке», напечатанной еще при жизни конструктора: «На другом
рисунке было море, волны и остров. На острове невероятно высокая башня, каких не бывает и быть не может, уходящая сквозь подсвеченные снизу
облака. И на кончике башни, за облаками, чуть ли не среди звезд — белый
огонь».
Картин у Бартини было много, — почему же Чутко (или сам Бартини) выбрал именно эту — с явно аллегорическим маяком? Последователь Рерихов
