Она подошла, опустилась рядом на колени… Влад взял ее руку и, закрыв глаза, потерся об почерневшую от крови и грязи ладошку щекой. Как в тогда, когда костер разорвал тьму…
Он чувствовал, что уходит, что проваливается…
— Влад, держись!
Он старался. И, сползая в пропасть, карабкался изо всех сил, сдирая ногти, пытаясь зацепиться за малейшие трещинки, ниточки, даже за воздух.
— Влад, не уходи! — эти слова Рон звучали над темнотой, как гром. — Не умирай! Я не дам тебе уйти! Я тебя вытащу!..
Неожиданно карабкаться стало легче, а видения принесли смазанный призрак Рон, держащий его за руку, и туннель, в самой вершине которого, как из колодца, было видно Храм и Рон настоящую — она сидела рядом, закрыв глаза, мертвенно-бледная, с пульсирующими жилками, выступившими на висках…
— РОЙХО-ВЛАД, — засмеялся в пустоте тот самый голос, — ТЫ СТОЛЬКО РАЗ УМИРАЛ, ТЫ СТОЛЬКО РАЗ ВОЗРОЖДАЛСЯ, НАЧИНАЯ ЖИЗНЬ ЗАНОВО… ТЕБЕ НЕ ВПЕРВОЙ… СКАЖИ ПРОЩАЙ ЭТОМУ МИРУ, РОЙХО-ВЛАД. ТЫ ВЫРОС ИЗ НЕГО, ТЫ СТАЛ ЧУЖАКОМ. МНЕ СТАЛО ВСЕ С ТОБОЙ ЯСНО, КОГДА ТЫ ПРОСИЛ ПРОСТОГО ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО СЧАСТЬЯ. ПРОСИЛ — ЗНАЧИТ УЖЕ ГОТОВ. ТЫ ПЕРЕЙДЕШЬ НА УРОВЕНЬ ВЫШЕ. ТАМ ТЫ, СО СВОЕЙ ВЛАСТЬЮ И ЭНЕРГИЕЙ БУДЕШЬ СРЕДИ РАВНЫХ. ПОКА НЕ ДОРАСТЕШЬ ДО БОГА. ТАК ЗАВЕДЕНО. ЭТО ЗАКОН СПИРАЛИ. ЭТО ТВОЙ НОВЫЙ ВИТОК.
Неожиданно Влад понял страшный смысл этих слов. Сейчас умереть для него — это не просто уйти, вернуться в вечное одиночество… это нечто большее. Нет, он просил не о таком счастье!.. А как же Рон?.. А как же тот человечек, что еще не родился?..
— Я не хочу! Оставь меня! — кричал он в пустоту, чувствуя, как чья-то мягкая и не терпящая сопротивления сила обволакивает его и тащит назад, в пропасть.
— Оставь его! Оставь… — полушепотом повторяла Рон, держа изо всех сил.
В реальном мире был Храм, набитый мертвыми, ранеными; живыми и полуживыми. Был солдат, скрючившийся на полу, в тяжелой, набрякшей кровью одежде. И светловолосая девушка, обнявшая его, беззвучно роняла слезы…
Маленькая Рон, беспомощный Хранитель, она не могла ничего сделать против того, чье воображение создало эту Вселенную. Против того, кто, написал ее, «как рассказ»…
…Влад слышал частый стук ее сердца и угасающий — своего… он уходил… и это было ужаснее, чем смерть… Он уходил, чтобы стать обычным человеком где-то далеко отсюда. Чтобы забыть. Чтобы единственной его заботой в жизни стал кусок хлеба, чтобы ее единственным смыслом — семья… Неужели это счастье?.. Неужели человек может быть счастлив так? Счастлив быть щепкой на волнах?..
Он умер. Рон опустила на землю обмякшее безжизненное тело Влада. Он ушел и забрал с собой всю боль и горечь, которую она могла испытать. А тело — это просто тело… и ничего больше…
Ее позвал кто-то, а уже через секунду Рон, измучено и устало улыбаясь, обнимала вынырнувшего из толпы Дана.
— Рони, детка, с тобой все в порядке? — заботливо спрашивал он, вытирая слезы с бледного личика любимой, хотя у самого по щеке текла струйка крови, много раз размазанная во все стороны. Он забыл обо всем, так был рад.
— Все о'кей, Дан, — ответила Рон своей дежурной фразой. — Обними меня…
…В небесной трещине начинался кровавый рассвет…
Я помню глупый и старый учебник по русскому для пятого класса. И тему для сочинения: «Почему я считаю книгу своим другом?» Она всколыхнула мою душу, как стоячую воду — до самого ила, до самого дна и безжалостно вынесла спокойствие из берегов. Книгу? другом? что за чушь?!! Ведь это не живое существо. Это дверь в иной мир… и картины, и мечты, и музыка… тоже двери. И есть люди, кому дано их открывать… Или придумывать?..
Существует ли что-нибудь там, где нас нет? Есть ли мир, вспыхнувший в воображении художника, писателя, поэта… в общем, творца… есть ли?
Я шел по своей выставке, меря шагами коридор. Я смотрел на свои картины, свои трехмерные миры, сошедшие с экрана монитора…
Я любил их. Я жил в них. Я явил их людям.
Но, вглядываясь в лица, я видел мутные равнодушные глаза… я видел блестящие профессиональной завистью глаза… Я ловил восхищенные и гневные взгляды… и взгляды, наполненные любыми оттенками эмоций, но ни в одном не встретил понимания…
Впрочем, я не представился… Меня зовут Владислав. Мне чуть больше сорока. Я художник, но мой холст — компьютерный монитор, а кисть — радиомышка (и любовь всей жизни — 3D Studio Max 6;). А впрочем, раньше я был обычный художник.
Я затворник, одинокий волк и старый холостяк. Могу неделями сидеть в своем логове, с пивом и лапшой fast-food, небритый и немытый, слушать Раммштайн или Металлику и рисовать свои миры. Или пытаться писать стихи и размышлять о смысле жизни… не, я ненормальный — размышлять об этом в таком возрасте… Просто мне почему-то важно, зачем я родился, и что мне суждено — умереть и быть забытым или оставить о себе в мире добрую память… а может быть, изменить его судьбу…
В последнее время я решил поверить в людей. Я устроил собственную выставку. Над названием долго не думал, и табличку накалякал сам, вспомнив, как держать в руках обычную кисточку: «ГАЛЕРЕЯ МИРОВ. Выставка трехмерных картин. Вход, — тут я долго думал, но потом написал: — бесплатный»…
И вот я иду по коридорам своей «Галереи», зажатый в неудобный выходной костюм с галстуком-удавкой, иду под ежа постриженный, чисто побритый и благоухающий одеколоном «Спецназ», который, вопреки названию, имеет нежный и чуть ли не цветочный запах… Чувствую себя скверно в этом жутком прикиде, но радость пока ничем не омрачена… и вот я вижу эти лица, эти глаза… и в моей душе рушится вся вера в людей, рушится стихийно и до основания.
Я утонул в своих самых скверных мыслях, не заметив, как наступил вечер. В моей душе теснились радость и горечь при виде стрелки часов, приближающейся с восьми — времени, когда надо было закрываться. Тогда я снова прошелся по «Галерее» с целью выдворить припозднившихся посетителей. Она была пуста. И от этого мне стало еще хуже.
Чувствуя себя оскорбленным, забытым и маленьким, я прошаркал ботинками до поворота и свернул в последний коридор. Там увидел юную девушку, которая, словно статуя, застыла возле моей картины. Я осторожно подошел и встал рядом. Что она нашла в этой картине? Это было одно из моих далеко не самых любимых творений. «Ядерная Зима»… я пожал плечами…
Тем временем, заметив мое присутствие, девушка обернулась. Симпатичное почти детское лицо, не испорченное косметикой, живые черные глаза, непослушные каштановые волосы, стриженые коротко и торчащие смешными вихрами, как у мальчишки.
