– "Если", "выбрали" – ты можешь нормально объяснить? – возмутился, вновь преграждая дорогу брату. Эрлан терпеливо ждал, когда тот уйдет с дороги и понял по упрямому взгляду, что так в стипп они попадут лет через двести.
– Ты всегда был забиякой и упрямцем.
– Речь идет о женщине, которую я люблю, – признался и сам побледнел от сказанного. Взгляд Эрлана стал больным и тоскливым.
– Хорошо, – согласился через паузу. – Я не знаю, как создаются семьи и появляются дети там, где ты воспитывался, но здесь, у нас, это очень тонкая и четкая система. Сначала пара проходит ритуал помолвки – их свивают. После, три месяца они живут в родовом стиппе, одни, с ними только стражи. Если за три месяца их не потянет друг к другу, если они не сладятся, помолвка разрывается. Но если сладились, очень быстро устраивают свадьбу, ритуал соединения и отцовства. Наши женщины проводники мира предков, так называемых живых душ. Девушка не выбирает – выбирают через нее, выбирают, зная наперед, зачем и почему, так складывают непрерывную цепь родов, влияющих на ход истории, на все происходящее в этом мире. В мире предков есть детская обитель и в ней те живые души, которые готовы родиться и выполнить свое назначение. Они выбирают отца и мать. Ребенок может выбрать мать в любой момент с той минуты, как ты ее познал. Но войдет в нее только после ритуала признания отцовства, который бесполезен, если не состоялась помолвка. Если ребенок выбрал мать, но по каким-то причинам ритуал отцовства откладывается, женщина будет находиться на черте, как и живая душа. Душа не сможет войти в нее для рождения в теле, но и оставить, выбрав, то же не сможет. Она зависнет меж мирами, как и будущая мать, и последняя будет расплачиваться. Были случаи, когда женщины от этого умирали. Было, когда удавалось вернуть живую душу в обитель, но после ни одна не выбрала ту же женщину, и детей у пары больше не было.
Она… Ее уже могли выбрать, Вейнер.
Шах потерялся – бред какой-то… но стройный. А что не бред? Залечить раны одним прикосновением или видеть мертвых, общаться с ними, как с живыми или подчинять своим приказам?
У Вейнера сердце сжало.
– Вот выбор-то, а? – провел по ежику волос, закрутившись на месте. – Отдать тебе и… а не отдать. А может я буду отцом? Может меня выберет эта ваша душа?
Эрлан не смог ответить – да, может. Сил не хватило.
Только заметил:
– Изначальные единственные, что от корней чтили чистоту крови и законы предков, поэтому в нас сильно право и мир предков помогает нам, как мир живых. Остальные не имеют таких прав и возможностей. Эберхайм сделал все, чтобы право сошло на нет и первыми поставил под удар изначальных, и первыми убил девушек. За одну ночь было вырезано семь дейтринов, полных невест.
Эйорика последняя.
Вейнер головой покрутил:
– Ну, ты умеешь страху нагнать.
– Речь не о страхе – об ответственности. Ты думаешь, Эберхайм все приграничье просто так обложил? Он видел Эйорику и знает, что она существует далеко не в мечтах обывателей.
Бросил и, обойдя брата, пошел к Робергану.
Вейнер же постоял и поплелся следом, переваривая услышанное. У него возникли вопросы: знал ли обо всем этом Стефлер и зачем послал их сюда. Как он вообще замешан в происходящем, какими фигурами, на какой стороне играет, и не являются ли они этими фигурами?
Первую кого он увидел – Лалу. Девушка сидела на пеньке во дворе, пришибленная и словно сама не своя. Завидев Эрлана, испуганно вскинулась, виновато воззрилась на него.
Лой хотел пройти, но остановился напротив и сказал, не поворачивая к ней головы:
– Ты совершила проступок…
– Я не хотела, ударила не подумав. Эйорика сбила нас…
Эрлан вздрогнул, услышав признание в поступке, о котором не знал. Развернулся к светлой всем корпусом, не веря своим ушам:
– Ты ударила изначальную?!
– Я не хотела. Она нехорошо помянула мою маму и я сама не поняла, как вышло. Она нас сбила, и я в пылу не заметила ее родовой знак, – торопясь, чтобы ее выслушали оттораторила Лала.
– А если она стоит на черте? – наклонился к ней мужчина, прошептал зловеще и не скрывал возмущения и упрека. – Ты понимаешь, что могла выбить ее с черты и лишить будущего последнюю ветку рода? Ты!…
Эрлан выпрямился, заметив, что перешел на рык. Помолчал и бросил:
– А чтобы исправиться, ты видимо решила стереть ей память. "Прекрасный" поступок. Твои пращуры сейчас вне себя от стыда за свою подопечную и я не удивлюсь, если в этой опеке тебе будет отказано.
И двинулся к крыльцу, но девушка не дала пройти, нагнала и встала поперек:
– Прости, пожалуйста, я, правда, виновата. Я исправлю хоть сейчас!
Лой смотрел на ее искаженное не столько страхом, сколько стыдом личико и понял, что как бы не был серьезен ее проступок, Лала в том не виновата. Она не получила должного воспитания – война не дала этой возможности. Мать ли, отец, прервали линию изначальных и тем убрали свою дочь с первой лини помощи предками. И девушка карабкается сама как может, и не виновата, что видит мало, а соображает поздно. Но она так и не помолвлена, значит, не разменивается, не идет стопами родителей и пытается вернуться. Значит ее предки еще с ней. Да и право в ней сильно неспроста.
– Ты едешь с нами, – постановил.
– Куда? – чуть отступила.
– В стипп. Тобой займутся детты.
Лала склонила голову и не думая противиться. Только много позже почувствовала тоску, что больше не увидит Сабибора.
Шах подпер забор плечом, глядя на девушку. Он все слышал и лишь запоминал, уже не противясь и не удивляясь. Во всех, сначала непонятных и глупых с его точки зрения, ритуалах, привычках, мировоззрениях, вдруг появилась удивительная стройная и правильная система ценностей, которая была созвучна его самым утопическим стремлениям. И он готов был впитывать эти, пока чужие, но далеко не инородные, устои.
– Досталось? – спросил у девушки, оценив стройную фигурку на три с минусом против пяти с плюсом у Эрики.
– Нет, – гордо вскинула подбородок Лала. Считала знак рода и потеряла заносчивость.
Шах подошел к ней и шепнул на ухо:
– Ты вернешь память Эйорике завтра. Завтра.
Девушка вскинулась, но тут же послушно кивнула под взглядом мужчины. Тот спокойно прошел в дом.
Эрлан сидел у окна и внимательно слуша,л что-то втолковывающего ему седого мужчину, хмурился, кидал странные взгляды на Эрику. Девушку развлекал Лири, подливая то и дело молоко. Кейлиф понуро стоял возле лестницы, дальше всех и грел косяк, виновато поглядывая опять же на Эрику. А та делала вид, что расположена к стражу, рада его обществу, но смотрела на Эрлана протяжно, жарко.
Шах подсел к ней, бесцеремонно налил молока и себе, взял булку.
