Ночь подобралась туманом: это облако свесилось с перевала и завалило мою ночную стоянку.
Я почти засыпала, когда в кубрике отчетливо запахло дымом и гарью. Вскочила, долго не могла нащупать пульт и включить свет. Воняло знакомо. Не тлеющим пластиком и перегретым металлом — иначе. Должно быть, запах пришел снаружи.
Спросонья я даже не сообразила, что катер герметично закрыт. Опасность казалась близкой и нешуточной. Ведь если огонь доберется до «Фотона», мало мне не покажется…
Я подключила внешний обзор, но там, снаружи, все заволокло дымом или туманом. Искин моего кораблика так и не отзывался. Я все-таки вышла на улицу. Воздух был прохладен, но запах гари стал настолько сильным, что я начала различать нюансы. Запах болота. Запах цветущих растений, вонь сгорающего торфа, горечь полыхающих зеленых крон.
И вот эта точность ощущений, эта детальность, внезапно вернула мне память далекого и уже почти забытого дня.
Клондайк. Горящие джунгли где-то вдали, полыхающий поселок старателей в долине под нами, штурмовые катера ФСМ, идущие на трех километрах, имеющие только один приказ — никого не выпустить, никому не дать уйти. Два десятка хмурых поселенцев, устроившиеся на своих мешках под ближайшими кронами. Десантники, то, что осталось от одной из наших ударных групп, обособились чуть в стороне от местных. Среди них есть раненые. Лесного пожара пока не видно, смог висит, да, но он не сильней обычного. Тихо, жарко. А через час нас начнут бомбить, гнать в сторону огня. Перекроют выходы к морю.
Тогда-то Калымов и отдаст приказ — в воздух. Прикрывать последний пассажирский транспорт. На переделанных учебных «Квазарах», которые уже тогда считались сущим старьем. Тогда нам подфартило: одновременно со старого космодрома пошли на прорыв регуляры, они и отвлекли на себя существенную часть противника. Нашим звеньям досталось тоже, и по первое число, но потеряли мы только одну машину, а могли все там лечь…
То есть здесь.
Точность ощущений дошла до того, что я стала различать в дыму и тумане отдельные слова, проговариваемые старателями, треск веток под ногами. Казалось — еще немного, и я увижу их лица.
Я испугалась, что в дыму не смогу вернуться к «Фотону», Огляделась, но ясно было одно. Слева туман, справа туман. Сверху — тоже. А внизу — что-то вроде ровного искусственного покрытия. Цельного, без швов и смычек. Почему-то показалось, что я на острове, на пятачке диаметром в три шага, посреди льдистой пустоты. Что ж я на катере не догадалась хотя бы прожектор включить? Ни шагу отсюда. Когда туман немного рассеется, я смогу вернуться на катер.
В любом случае надо успокоиться.
Расслабилась, забыла, как это бывает. Чужая планета. Не Флора, не Земля. Обиталище непонятных чужаков, следы пребывания которых не считываются с воздуха. Но они должны здесь быть, иначе, зачем такая маскировка?
Я уселась там, где стояла. То ли привыкла, то ли действительно пахнуть стало меньше. Зато холоду прибавилось. Даже снег пошел, запутался в облаке. И там, за снегом вдруг раздались шаги. Кто-то там был, шел медленно, заплетаясь, вроде даже, поскуливая, а может, это ветер, или шалости моего подсознания. Я была уверена, что дальше шагов и прочих звуков дело не пойдет — я ошиблась.
Сквозь туман, я не знаю как, проступила фигура — невысокая девичья фигурка, стройная. Приблизилась.
Девушка сильно хромала, все лицо ее было залито кровью, правую покалеченную руку она прижимала к груди левой рукой. Из прорыва в рукаве проглядывала белая кость.
На самом деле идти она не могла, не должна была. Одной ноги у нее вовсе не должно быть, если врачи не врали. Оторвало во время взрыва.
Это я была. Не пен-рит, другая, прежняя. Стояла совсем недалеко, чуть покачиваясь от слабости.
Я не дышала все то время, всю ту долгую минуту, пока этот призрак смотрел на меня. Смотрел обвиняющее, словно я у него что-то украла. Отняла. Потом медленно побрел куда-то. И я не смогла оставаться на месте. Почему-то мне нужно было идти за ней, за мной. Она не звала, вообще молчала, но я не могла остаться. Я шла. Долго ли? Не знаю. Остановилась только, когда узнала местность. Место из моих давних кошмаров: медленно течет черная зимняя река, не широкая, но и вброд не перейдешь. Медленно на ее поверхность ложатся снежинки. Где-то вдали горит огонек, но это такой маленький, ничего не значащий свет, что про него можно смело забыть, он такой же чужой здесь, как я. Как мы.
Игорь стоит на противоположном берегу. Он выглядит так, как выглядел в день экскурсии. Увидел меня, взмахнул рукой, улыбнулся.
Спустился к воде.
Я тоже спустилась к воде. На этот раз я ощущаю, какая она холодная, почти ледяная. Я присела и потрогала прибрежный песок. Хотела дотянуться до волны, но не получилось, и потрогала песок. Холодный. В нем искорки льда.
— Привет, — я впервые решилась заговорить с ним тут, на берегу.
— Привет. Ты напрасно переживаешь из-за меня. Не надо. Слышишь? Ты живи…
Он смотрит на меня серьезно и печально, как никогда не смотрел в реальности. Или нет, смотрел. Просто давно. Я забыла.
— Глупо. Ты не можешь мне запретить думать о тебе. Я тебя найду. Обязательно. Веришь?
— Саша… ты где?
— Подожди, не уходи!
Я заторопилась. Дальний берег вовсе не так далеко, нужно только решиться войти в студеную воду, сделать усилие, оттолкнуться от песка и переплыть эти несчастные полтора десятка метров.
Самым трудным было войти в воду. Снять ботинки, куртку. Шагнуть босой ногой в обжигающую, до судорог, волну, медленно, не останавливаясь идти, ощущая, какое быстрое на самом деле здесь течение. А потом перестать ощущать под ногами твердое дно и плыть. Плыть, изо всех сил работая руками, чтобы не унесло, не утащило от того берега, где только что был Игорь… да где же он? Его снова нет.
Я хватаюсь за какой-то стебель на моем берегу. Вылезаю из воды.
Ветер ледяной.
Холодно… надо возвращаться.
Куда?
Не важно. Если сидеть на месте, замерзнешь окончательно, вон, пар изо рта смешивается с туманом. Ну же, Сашка, ты это или кто, расселась тут. Возвращаемся на катер. Где катер, теперь уже совершенно не ясно, но главное, не сиди на месте, давай, топай по кругу. Чай, «Фотон» не иголка во скирде, не пропустишь. Ну, кому сказано!
Так подгоняя себя, иду по кругу. А у самой в голове те две фразы, что обронил Игорь на берегу. Что они значили? Или это просто плод моей фантазии и не было ничего? Типа, это мой навязчивый кошмар, и отображаются в нем мои страхи и страсти, а вовсе не объективный мир. Возможно-возможно. Вот только… вот только это «Саша, ты где?». Удивленное, неуверенное, такое несоответствующее мрачноватому и торжественному колориту видения… такое живое.
