— Мама, а зеленые называются материки? — спросила Эвелина, показывая на шар.
— Материки, — ответила Пелагея. — А синие — это океаны.
— А почему они зеленые? — снова поинтересовалась Эви.
— Потому что там растет много, много деревьев. Деревья все зеленые. И материки зеленые.
— А океаны синие, потому что там деревья не растут?
— Конечно. Как они могут расти в воде? — засмеялась Пелагея, испытывая детское легкое чувство превосходства над младшей сестрой. — Океаны синие, потому что… — разогналась, но не смогла объяснить этого Пела.
— Потому что они чистые, — продолжила Виолетта и грустно выдохнула, подумав: «Потому что они должны быть чистыми», и добавила: — Синий свет символизирует чистоту.
— А зеленый? — не унималась с вопросами Эви.
— А зеленый символизирует жизнь!
— Ой, смотрите! Вон еще! — восторженно запищала Эвелина, увидев второй воздушный шар.
В их поле зрения появился огромный, еще больше первого, весь желтый воздушный шар.
— Вот и Солнце! — сказала Виолетта.
В этот момент колонна остановилась, рассматривая парящие в небе шары, и напротив Эви оказался мальчик, который был на демонстрации так же с мамой, как и сама Эви.
— Привет! С праздником! — и Эви помахала ему рукой. В другой руке у нее были цветы.
В ответ мальчик тоже помахал ей рукой, правда, сделал это не очень весело, и ответил что-то на своем языке.
— Что он сказал? — спросила Эви у Виолетты.
— Он тоже поприветствовал тебя, и поздравил, — ответила Виолетта. — На своем языке. — Эти слова не требовали специального перевода, Виолетта понимала их без труда, большинство из них были очень похожи на родные. — Видишь, как много разных людей отмечают этот день. Когда мы все, все, все станем отмечать этот праздник, тогда на Земле, наконец, будет мир, чистый воздух, прозрачная вода, веселые птицы…
* * *
— Мама, а что она сказала, — спросил мальчик у своей мамы.
— Она поздравила тебя с праздником. А ты от чего сегодня такой не приветливый? Улыбнись и ты ей, — ответила мать сыну.
Но разогнать тучи детского настроения одними словами не просто.
— Поздравляем и вас, — добавила женщина в ответ на приятное поздравление в свой адрес.
* * *
— А почему он такой грустный? — спросила Эви.
— Разве он грустный? — Виолетта посмотрела на мальчика. — Смотри-ка, он улыбнулся тебе. Ты его поздравила, и ему стало хорошо. Давай подарим ему цветы!
Эвелина протянула ему свой небольшой букетик примул.
— Поздравляю! Меня зовут Эвелина. А тебя как?
Мальчик взял цветы, поблагодарил и добавил что-то еще.
Колонна начала медленно двигаться дальше. И когда они в последний раз встретились взглядом, они помахали друг другу руками.
* * *
— Мама, смотри, что мне подарили!
— Эти цветы особенные. Это примулы. Они стали символом этого праздника, потому что они одними их первых расцветают весной, как раз к празднику. Они растут почти повсеместно, и они бывают очень разными, так же как и люди. И они показывают нам пример, как можно быть такими простыми, скромными и разными, но украшать свою планету, а не наоборот. А так же в знак надежды… Но ты пока этого не поймешь, — добавила она.
Свою фразу она закончила мысленно: «… надежды, что когда-нибудь эффект примулы перестанет быть главным для людей».
— А ты запомнил, как зовут ту девочку? — поинтересовалась женщина. — Она же тебе назвала свое имя?
— Эвелина, — ответил мальчишка.
Имя показалось ему очень необычным.
* * *
Эвелине же имя мальчишки не запомнилось.
25.
Прошли годы. Очень много, как думали бы Авдей и Ярик, заканчивая учебу и мечтая о научных открытиях. Но не так уж и много, если оглядываться назад. Возможно, потому что мечта все еще была впереди, а возможно, просто потому, что после определенного рубежа время чудовищно ускоряется, и его даже не замечаешь.
Иногда в разговорах они все еще пытались убедить друг друга в том, что их выбор в пользу детей был правильным. Они оба остались в науке. Но пока дети росли, не брали под свое руководство рискованные экспедиции. Кроме того, выделяемого финансирования хватало только на самые скромные проекты.
Поехать в первую экспедицию в Африку, Ярик решился бы уже после того, как отметил совершеннолетие Глеба. Но именно этот же момент еще удерживал дома Авдея. Вместе решили отложить поездку еще на три года. Как бы ни много это было, но они уже ждали ее пятнадцать лет. Три года, казалось, роли не сыграют. А за эти пятнадцать лет изменилось слишком много.
Состояться долгожданная экспедиция теперь могла почти полностью за счет средств энтузиастов, так как открыть такое направление силами университета теперь стало в принципе невозможно сразу по двум причинам. С одной стороны, деньги, хотя и поменяли название, но в реальном количественном выражении остались те же. И их не могло хватить на довольно дорогую экспедицию. С другой стороны, университет теперь вообще не выбирал направления исследований, они полностью диктовались сверху, академией Земной археологии, входящей в Академиат — жесткую структуру из десятков подобных академий по своим направлениям.
Ярик и Авдей, возможно, решились бы перейти в другой университет, если бы академия где-то открыла направление в Африку в интересующий их район для исследований по старому, но не забытому, вопросу о страной цивилизации. Но этого не происходило, несмотря на то, что несколько университетов предоставляли доклады таких же самообеспечиваемых энтузиастов о направлении и просили об открытии больших исследований. К их числу относились лаборатории, которые с начала века занимались этой проблемой: собственно университет, где работали Авдей и Ярик и южноамериканские. Сама Африка долгое время отсутствовала в процессе, и только в последние годы стала немного активнее, видимо, поборов свое суеверие. Но к ним подключились североамериканские коллеги, по необъяснимым причинам долгое время игнорировавшие факты, словно находясь под запретом.
Из данных, собранных всеми университетами, напрашивался невероятный вывод. Ни один из видов анализов на возраст не показал древности или хотя бы старости находок. Напротив, все указывало на современность их происхождения.
Анализ письменности привел к выводам, что в ней нет ничего принципиально отличного от тех систем, которые существуют или существовали на Земле. Она так же систематична, и в ней так же, как и при разгадке известных систем, можно было выделять закономерности. Однако, ее отличали куда большая абстрактность и меньшая примитивность, дополняемые разнообразием, превосходящим привычные диалекты. В частности, например, символы солнышка, воды, человечков и тому подобное, что встречалось во множестве обнаруженных ранее систем письменности, здесь отсутствовали. Еще одной особенностью этой письменности была исключительная, словно машинная, точность в деталях при нанесении символов и, как предполагаемое следствие, однозначность.
