только показалось, но он странно себя вёл. Сказал, что я не смею везти на Землю здешнее видео и даже хотел отобрать у меня камеру. И вообще… говорил такие вещи…
И тут я поняла, что не сформулирую, чем эти вещи так уж меня поразили. Но Бэрей слушал обалденно внимательно, смотрел на меня, не мигая — и я попыталась:
— Сказал, что гуманизм на шедми не распространяется, или что-то в этом роде. Хорошо бы сказать об этом и Алесю.
Бэрей опустил длиннющие ресницы и задумался. Сказал, не поднимая глаз:
— Может быть, ты ошиблась. Но ты была права, сказав мне. Мы с тобой сообщим об этом Алесю.
Я согласилась.
Теперь я чувствовала странное доверие к взрослому ксеносу: он сильный, шедми, говорят, сильнее людей физически — и если что, он меня защитит. Почему-то я ни секунды не сомневалась, что защитит. И я ходила за ним хвостиком.
Он оделся и пошёл разговаривать с Алесем. И я с ним.
Алеся мы застали сидящим на замшелом камне рядом с модулем. Он облокотился на колени и голову положил на руки; вид у него был совершенно убитый. Андрея нигде поблизости не было.
— Алесь, — окликнул Бэрей, — а где Андрей?
Алесь поднял голову. У него было лицо тяжелобольного. Я удивилась, как его скрутило в одночасье, и не сомневалась, что Андрей приложил к этому руку.
— Вера, — сказал он глухо, — мне надо с Бэреем поговорить…
— Говори при ней, — сказал Бэрей. — Она — наш товарищ.
Алесь окинул меня холодным взглядом — прямо неожиданно, насколько холодным. Я подумала: что же этот гад Андрей ему обо мне наговорил?
— Ладно, — сказал Алесь. — Андрей связывался с Гудвином. Гудвин узнал, что сегодня ночью нашу базу на Эльбе уничтожат. Вместе с шедми и персоналом. Обжалованию не подлежит: приказ отдан, туда идёт ракетоносец.
Бэрей промолчал, он просто окаменел — и у него сжались ноздри, как у них у всех, когда от горя захватывает дух. А я вдруг подумала, что после военных, которые не хотели отдавать группе Алеся детей, это даже не удивительно. Удивительно, что Андрей мог, зная об этом, — о преступлении, чего там! — пить со мной кофеёк, улыбаться и нести чушь про гуманизм. У него вообще нигде не ёкнуло — или он так здорово держит себя в руках?
Он хотел отобрать у меня камеру, чтобы я не записала это? Именно это?
— Мы ничего не можем сделать, — сказал Алесь. — И Гудвин тоже. Там моя Кые. И Хирмэ. И Борька. И Амунэгэ. И Гхали с Сонечкой. Сашка. Лариса. Окэ. Арман. Ребята наши…
— Надеюсь, на Серебряном кто-то выжил, — тихо сказал Бэрей. — Но всё это значит, что нас очень мало, да? Детей много, взрослых мало, мы не справляемся: нужны военные, чтобы нам помочь. Я прав?
— Наверное, — сказал Алесь совершенно мёртвым голосом.
— Вера думает, что Андрей имеет к военным отношение, — сказал Бэрей.
— Вера — провокаторша, — сказал Алесь. Без злости и даже без осуждения, просто констатируя факт. — Обещала ВИДу сенсацию… наши здешние барахтанья. Я знаю, как она монтирует — многие порадуются. Андрюха хотел у неё камеру отобрать — и теперь он шпиён и вредитель.
Я заглянула в лицо Бэрею. Бэрей поднял руку и тронул мою щёку ледяными влажными пальцами:
— Не спеши. Наблюдай. И продолжай снимать, это важно.
— Напрасно, — сказал Алесь. — Лучше бы отдала камеру.
— Нет, — сказал Бэрей.
Ему очень удавалось говорить так, что было тяжело спорить — и Алесь спорить не стал.
— Надо идти, — сказал он. — Работать надо, детей устраивать. Никто, кроме нас, не сделает. Вера, иди к Тари, она тебе объяснит, что сейчас нужно…
Я не стала возражать. Я просто видела, что Бэрей мне поверил, несмотря ни на что, и была уверена, что он сделает всё, как надо. А ещё я собиралась дождаться Юльку.
Рядом с Тари и детьми мне было спокойнее — соваться к модулю одна я теперь боялась. Я поила просыпавшихся пушистых шедмят водой, болтала о каких-то смешных пустяках с детьми постарше — и думала как-то вторым слоем, вторым потоком. Там, во втором слое, прижился спокойный ледяной ужас.
Снаружи его было, наверное, не видно. Я, во всяком случае, старалась его не показывать. Но я всё время, каждую минуту, его чувствовала.
Ужас и вину.
Они собираются убить пленных ПОСЛЕ войны. Что же они выделывали ВО ВРЕМЯ?
Я — сообщница убийц.
И Бердин о себе так думает.
Подростки поймали в скалах одичавшую шедийскую кошку, уморительного водоплавающего зверька в гладкой шерсти, с перепончатыми лапками, и кормили её очищенными креветками. Я гладила эту кошку, отчего она щебетала, как птичка. Потом я пыталась рассказать малышам сказку про репку, они хохотали, потому что не понимали, что такое репка, зачем её тянуть, кто такие собачка и кошка, но им нравилось, как звучит по-русски «тянут-потянут» — кто-то даже пытался уморительно повторять. Я смеялась вместе с ними и думала, как расскажу обо всём этом Земле.
Об этих детях.
Об убитых пленных.
О кукле.
Обо всём здешнем кошмаре.
Не знаю, как я дожила до вечера.
Катер задерживался. Наступили сумерки, становилось очень холодно. Мы с подростками, под командованием Тари, отвели и отнесли малышей в детский корпус, в спальню для бельков; ребята постарше устроились с подветренной стороны корпуса, под тентами, в спальных мешках. Мне казалось, что они могут замёрзнуть насмерть: температура упала до нуля, дул резкий ветер с моря. Тари меня разубедила: сказала, что в такую тёплую весеннюю ночь, в спальных мешках, ребята даже не озябнут.
Но людей холод с пирса прогнал — и Алесь с Бэреем ему помогли: отправили всех греться в лабораторный корпус, куда принесли обогреватели с модуля, и пообещали, что позовут, как только вернётся катер. По тому, как наши реагировали, я поняла: Алесь не сказал никому из людей и, видимо, запретил Андрею говорить, зато Бэрей сказал всем взрослым шедми.
Логично. Шедми отлично держали себя в руках. Я даже завидовала.
Потому что, уложив детей, уже больше не могла изображать веселье и душевный покой. И не могла уйти: глаз было не оторвать от этой мерцающей воды, от полосы прибоя в голубой светящейся пене…
Алесь попытался меня прогнать, но Бэрей опять заступился. И я дождалась.
Я была очень рада видеть Юльку, да. Мне просто надо было обнять Юльку — и чтобы он сказал, что есть надежда. Но встряхнул меня Кранц.
Во-первых, я помнила его по этнографическим конференциям. У меня так и не вышло взять у него интервью,