Вдобавок еще одна мысль тревожила меня. Перенеся не поддающуюся объяснениям трансформацию, ответственным за которую можно было признать только нечто высшее по сравнению со мной самим, я явился сутью и выражением этих высших сил. И дьявол шептал мне на ухо, что, возможно, я сам и есть «высшие силы». Я ощущал почти физически, как сдвинувшийся континент в океане моего сознания еще не нашел нового пристанища, не остановился, и окончательные ответы мне еще не доступны.
Это оказалось не озеро. Это была дыра в бездну. Из бездны поднимался голубоватый туман, не давая разглядеть, что же там внизу. Там точно что-то было. Еще
когда я подползал, осторожно передвигаясь на пузе к самому краю, я ощутил присутствие кого-то. В глубин-разверзающейся пропасти неведомое нечто испускал почти неслышимые низкие звуки. Они прокатывались по каменному плато зудящей вибрацией, я чувствовал их животом. Тяжелым свинцом они заливались в уши, придавливая к земле. Бесконечная растянутая волна накатывала, накатывала, накатывала, — а потом так же медленно отступала, подавляя своей мощью.
Высунув голову за край резко падающего вниз обрыва, я попытался вглядеться в сумрачную бездну. Голубые испарения снизу не давали ничего разглядеть. Волны тумана плавали размытыми тучами. Глубина низлежащей пропасти казалась бесконечной. Что-то двигалось там точно так же, как звук, — неразличимо, нефиксируемо, но безусловно реально. Казалось, что огромная тень, прикрытая другими тенями, двигалась как одно целое.
Давление раскатывающегося звука привело тело в пограничное состояние между тошнотой и оцепенением. Было гадко, но в то же время приятно. Гудение камней под животом убаюкивало и давило. И я был не в силах пошевелиться. Возможно, здесь бы я и нашел свой конец, сойдя с ума или соскользнув в пропасть, если бы вдруг не возник звук, который вывернул меня наизнанку почти так же, как взрыв Кситы вывернул наизнанку истанта.
Крик стотонного кита, пронизывающий воды океана, лишь отдаленно напоминал зарождающийся стон. Казалось, будто тысяча таких китов сжала пространство бесконечным протяжным ревом. Невозможный звук казался реликтовым ревом умирающего динозавра размером с Тихий океан. В нем заключалось все: и боль, и страдание, усталость, смешанная с отчаянием. Вынести этот звук было невозможно. Меня медленно впечатало в камень, звук нарастал, я заорал, низкочастотная волна вспахала тело и, казалось, расщепила меня на лоскуты… Но она уже спадала, отходила, растворялась…
— Сохаба-ра… — прошептал я, пораженный. Вот кХо маячил громадной тенью внизу. Я находился в основании мира. Могильник располагался на самом дне. Но кто сказал, что дно — это конец? Легенды не возникают из пустоты, они взрастают на подготовленной почве. Уж не знаю, что послужило основой предания о трех слонах, держащих Землю, но основу здешних верований я только что осязал. Реликтовый зверь находился внизу, дышал, шевелился, нес на своей спине целый мир. И у меня не возникало ни малейшего желания изображать из себя участника этнографической экспедиции и разбираться, что это было на самом деле.
Как паук, я зашевелил конечностями; судорожно вздрагивая, стал отползать назад, прочь от бездны, прочь от глубины, которой нет конца…
Лишь когда синяя пропасть превратилась в отдаленное сияние, я остановился. Нет уж, избавьте меня от знакомства с реликтовыми животными. Я только что воскрес из мертвых и встречи с мифическими исполинами глубин, призрачными или настоящими, не желал. Что бы ни находилось там в глубине, хорошего для себя ожидать не стоило.
Стоя в темноте, я понял, что оказался заперт: впереди — пропасть, позади — страшный могильник. Я беспомощно огляделся. Зажег огонек в руке. Камни справа и слева громоздились друг у друга на плечах, как семейство крепышей — цирковых акробатов. Оставался один путь — верх по скалам. Возможно, это лишь основание стен гигантской пещеры, но тогда я хотя бы узнаю это наверняка. Альпинист из меня никакой, но другого выхода не просматривалось.
Пластилин горел в зубах шахтерским фонариком. Пальцы нащупывали уступы, кроссовки скользили вниз. Тело оживало. Горная гимнастика разгоняла кровь и вбрасывала в нее сгустки адреналина. Подтягивание себя вверх, с упиранием колен в неровную скалу, заставляло напрячься все замороженные части тела. Передыхая на очередной площадке, я вдруг явственно и четко ощутил: я — жив! Смерть вместе с ощущением разрушенного тела осталась в шаге назад. Мы разделились ней, как прооперированные сиамские близнецы. С дранные о скалы пальцы и коленки саднили болью — реальность разделения не вызывала сомнений. Спина отчаянно прижимался к каменной стене, на веки давила темнота, отгоняемая слабым светом. Далеко внизу вздыхал Сохаба-ра, сотрясая мир, а мой рот растягивал ся в улыбке. Пластилин горячим куском жвачки шмякнулся в подставленную ладонь, и я засмеялся во весь голос. До боли вдавив затылок в камень, чтобы не потерять случайно равновесие, я хохотал как самый счастливый человек во Вселенной. Жив! Я жив! Бессмертный И-са может идти на хрен! Я сам бессмертный, и мы еще посмотрим, кто из нас бессмертнее! Боже мой, как хорошо жить! Как страшна смерть, отнимающая возможность дышать, двигаться, чувствовать. Как страшна она, отбирающая самое ценное, — возможность ощущать себя самим собой, целым, единственным, уникальным.
— Я жив! — заорал я в темноту.
— Поздравляю, — раздался голос сверху. Мгновенная слабость в коленках заставила меня
сползти по стенке, я чудом не упал вниз. Никогда я так не пугался! Холодный пот впитался в футболку. Втянув голову в плечи, я поглядел вверх. Ничего не видно.
— Ты где там? — продолжал голос. Все тот же местный язык — скрип деревьев. Правда, по оттенкам более глубокий. — Умер, что ли? — допытывались сверху. — Хрен ли было кричать, что жив? Разорался…
Сверху что-то шевелилось. Негромкий шум — и на меня упала змея. Я заорал и судорожно забрыкался.
— Эй, ты какого черта там возишься? — Голос сверху недоумевал. — Цепляйся скорей, долго мне ждать?
Змея оказалась простой веревкой. Сердце бухало в ужасе, но пальцы уже вцепились в толстый шнур, мышцы напряглись. Веревка натянулась струной.
— Забирайся! — Я послушно уперся ногами в скалу и зашагал вверх, подтягиваемый незнакомцем. Страшно больше не было. Голос принадлежал живому существу а от мертвечины меня тошнило. Вдобавок речь звучала вразумительно — о большем и не мечталось.
Обессиленный, я вывалился на каменную площадку вверху. Вывернул голову посмотреть на спасителя. Темная тощая фигура. Ни черта не видно. Сжал пластилин — брызнул свет. Белый отблеск озарил существо высокого роста. «Негр!» — первая мысль. Черное заостренное личико блестело любопытными глазами. «Снуп Дог!» — вторая мысль. Снуп Дог не спеша сматывал веревку; руки присутствовали две, но двигались они чересчур свободно, изгибаясь в суставах как попало. На теле — куртка с карманами, или, вернее, карманы с курткой — они покрывали всю ее поверхность. На поясе болталось множество штуковин, как у матерого строителя. Ноги бугрились грубыми извилинами и тоже изгибались не совсем правильно. И да — я его видел. Отчетливо и ясно. Слабый свет пластилина рвал пространство на тени, но форма моего спасителя определенно была постоянной.
