Супруги были возмущены, но не осмеливались возражать. Зато другие клиенты проявили меньше сдержанности:
— За кого он себя принимает?
— Вот зануда!
— С чего он стал тут читать мораль? Люди делают что хотят, и не ему указывать, чего именно они должны хотеть!
— А что, если наш выбор именно в том, чтобы отказаться от выбора? — наконец сказала женщина.
— Прекрасно, дорогая, — поддержал ее муж, найдя в себе смелость выступить против докучавшего им человека.
— Ловко вы его срезали! — ободряюще сказал кто-то за соседним столиком.
— Да вы сами не понимаете, что говорите! — возмутился Оливье. — Вы отстаиваете право... отказаться от того, что делает вас уникальными. Вы требуете свободы оставаться рабами!
Официант сменил тон:
— Месье, уходите. Довольно! Вы мешаете нашим клиентам!
Оливье не сдвинулся с места, тогда официант схватил его за шиворот и потащил к двери.
— Ладно, я ухожу, ибо таков мой выбор! — провозгласил слегка захмелевший Оливье, презрительно улыбнувшись и прихватив бутылку «Буве-Лядюбай». — У меня есть свобода воли, и я призываю всех вспомнить, что у них она тоже есть! Вы — овцы в Панурговом стаде, только и можете, что блеять хором!
Последние слова были произнесены им уже на улице, у закрытой двери ресторана.
— А к вам в ресторан я больше не приду! Мне тут не нравится, — буркнул он себе под нос. — Сервис оставляет желать лучшего. И только вино отменное.
Всю следующую неделю Оливье не выходил из дому. Он смотрел телевизор, бродил по Интернету и отмечал все места, где свободная воля индивидов сдала свои позиции. Ему это казалось линией фронта в странной невидимой войне между силой, уничтожавшей свободу выбора, и жалкими представителями сопротивления.
Как-то вечером он посмотрел поучительный документальный фильм о выборах в Алжире, состоявшихся в 1990 году, — первых действительно свободных выборах в истории страны. Каков же был их результат? Избиратели, большинство из которых голосовали впервые в жизни, оказали самую активную поддержку Исламскому фронту спасения, который обещал в первую очередь принять закон... об отмене выборов.
«Значит, множество людей приходило — нередко издалека, — чтобы проголосовать за то, чтобы их лишили права голоса!» — размышлял Оливье.
Потом Оливье посмотрел другой документальный фильм — о преступнике-рецидивисте. Глядя в камеру, этот человек говорил: «Мне лучше в тюрьме, чем на свободе. Тут все мои приятели. Здесь меня не осуждают, никто не упрекает меня за наличие судимостей. Мне тут хорошо. Я целыми днями занимаюсь спортом и работаю в мастерской. Платят мало, зато я обеспечен жильем, питанием и одеждой. У меня есть телевизор, и я даже посещаю курсы иностранных языков и информатики. А на свободе я не могу найти работу; жилье мне предлагают самое убогое. Надо мной издеваются. Люди относятся ко мне ужасно. И я снова берусь за старое...»
Оливье ошеломленно качал головой.
«Они не любят свободу. Она пугает их, — думал он. — Они только жалуются на то, что недостаточно свободны, но, если дать им волю, они не знают, что с ней делать. Так что, когда кто-то хочет у них эту свободу отобрать... они, как это ни странно, соглашаются и чувствуют, что наконец-то избавились от тяжелой ноши».
Оливье откинулся на спинку кресла.
Он вспомнил, как на закате республики римляне бурно приветствовали Цезаря, который собирался стать императором. Как французы проголосовали за Наполеона III. Он вспомнил также о своем путешествии в Японию, где какой-то местный житель спросил у него в доверительной беседе: «Кто лучше: тот, кто избран в результате демократических выборов, или сын императора, ведущего свой род от Солнца?»
Однажды среди других электронных писем Оливье получил следующее:
«Учитывая, что вы относитесь к группе 37-бис, представители которой, как правило, голосуют на президентских выборах за кандидата от левоцентристских сил, мы ввели в действие процедуру автоматического голосования в соответствии со среднестатистическими предпочтениями вашей группы.
Тем самым мы хотим избавить вас от хлопот, связанных с необходимостью делать выбор, и проблем административного характера. Итак, вы проголосовали за кандидата от левого центра. Мы желаем ему успеха, чтобы ваши личные взгляды были представлены на высшем уровне государственной власти. Спасибо за вашу гражданскую позицию».
Оливье Ровэн сказал себе, что этот мир зашел дальше, чем любые тоталитарные режимы, описанные в фантастических романах. Люди теперь сами требуют, чтобы их лишили свободы. И это происходит мягко, безо всяких конфликтов, никому не доставляя неудобств.
Он попытался понять причины такого странного положения дел.
«Они не пользуются свободой, потому что им лень или потому что страшно выделиться на общем фоне. А может быть, потому что они не получили соответствующего воспитания. Им спокойно, когда кто-то ведет их за собой. Подобно мускулам, не находящим применения, собственный вкус и свобода выбора не развиваются, если ими не пользуются».
«Что, если наш выбор заключается именно в том, чтобы отказаться от выбора?» — сказала ему женщина в ресторане. Она говорила от всего сердца, в сжатой форме выразив свои личные убеждения.
Оливье расхохотался и почувствовал сильное желание покончить с собой. Его останавливала лишь необходимость выбрать подходящий способ свести счеты с жизнью. Выпрыгнуть в окно? Утопиться? Повеситься? Принять смертельную дозу лекарств? Вскрыть вены? Убить себя электрическим разрядом? Опять проблема выбора. Где найти того, кто бы принял решение за него?
Оливье Ровэн решил доверить свою судьбу игральной кости, назначив каждому способу умереть номер, от единицы до шестерки. Он бросил кубик, но тот закатился под шкаф. Оливье встал на четвереньки и начал шарить под шкафом, пытаясь вытянуть свой жребий.
И тут раздался телефонный звонок. Секретарша Гая Карбонара, директора департамента художественных программ, сообщила, что ее босс срочно хочет видеть Оливье Ровэна, чтобы сообщить ему «прекрасную новость». Поколебавшись, Оливье Ровэн согласился приехать.
Директор департамента художественных программ, по своему обыкновению, встретил Оливье, стоя к нему спиной и глядя в огромное окно башни, нависавшей над городом.
— У нас возникла дилемма. Последний опрос, проведенный исследовательским институтом, с которым мы сотрудничаем, показывает, что вы оказались правы. Судя по всему, публика интересуется наукой. Вероятно, из-за компьютеров, мобильных телефонов и Интернета, которые стали частью повседневной жизни. Кроме того, похоже, что зрителям по душе и идея о паре следователей.
