Но от этих доводов Владимир Ильич не оставил камня на камне. Читая главу о «кризисе» в физике, Яков только ахал, хлопая себя по коленям, поминутно вскакивал и снова садился.
Ленин, не физик, громил физиков-идеалистов, не понявших сути новейших открытий физики. И он неспроста обрушил на них всю силу своего гения.
…Шел 1909 год. Первая русская революция потерпела поражение. Реакция перешла в наступление — и прежде всего в области идеологии: она задалась целью отравить сознание рабочего класса, доказать ему бессмысленность политических выступлений. И на помощь было призвано вернейшее средство — идеализм. Но рабочие уже были не те, что несколько зим назад. Дух марксизма проник в их среду, лучшие представители пролетариата шли в партию, созданную Лениным. Тогда идеализм стал рядиться в одежду марксизма. Идеалисты вовсе не ратовали за царя или буржуазию. Наоборот, они были против существующего режима. Но считали необходимым внести некоторые поправки в учение Маркса, привести его в «соответствие» с данной исторической обстановкой.
И поправка делалась очень просто. Открытие радия и электрона опровергает считавшиеся ранее непогрешимыми законы сохранения энергии и сохранения массы — два основных закона природы! Можно ли быть уверенным в абсолютной правильности других законов? Получается, что нет. А отсюда и следующий вывод: в природе вообще нет никаких закономерностей. Значит, и закономерность смены капиталистического общества социалистическим является сомнительной, стало быть, нет никакого смысла делать революции и приносить большие жертвы.
Вот как судьба ничтожно маленькой частицы — электрона — сказывалась на судьбе человеческого общества!
Но с какой величайшей ясностью разоблачил Ильич эти выверты идеалистов, основанные на недостаточно глубоких, порою ошибочных сведениях из мира атома, которыми располагали ученые того времени. Только теперь Яша понял, в чем могущество диалектического материализма. Именно незнание диалектики привело часть физиков к тому, что они стали вопить об исчезновении материи, играя тем самым на руку кровавому столыпинскому режиму в России и реакционной буржуазии всех стран.
Яков долго еще перечитывал отдельные страницы уже прочитанной книги. Диалектика! Так вот в чем сила настоящего ученого-исследователя, материалистическая диалектика дает ему способность предвидения, вооружает его непоколебимой верой, выводит из любого тупика. Такой ученый видит значительно дальше, он глубже понимает суть явлений природы.
«Как хорошо, что с идеализмом покончено раз и навсегда, — подумал Яков, закрыв книгу. — А то вот попробуй-ка разберись без Ильича, кто из них куда тянет».
Теперь Люба и Яша и дня не могли провести, чтобы не увидеться, не остаться наедине. Они вместе ходили в столовую, не считаясь с тем, чьи деньги потрачены, на собраниях сидели обязательно рядом, а очутившись за воротами цеха, хватались за руки, будто боялись потерять друг друга в толпе людей, идущих с работы. Часы, проведенные вместе, казались им удивительно короткими. Каждый день, придя на работу, они встречались с такой радостью, словно не виделись целый месяц.
Взаимная нетерпеливость молодых людей, а главное, их неумение скрывать и обуздывать свои порывы, придавали любви такие размеры, что таить это растущее чувство от окружающих становилось уже невозможным.
— Так дальше нельзя, — первым не выдержал Яков. — Ты переезжаешь ко мне — и делу конец.
— Стыдно, Яшка, -испугалась Люба, — засмеют же. А как я хочу к тебе насовсем…
Первой о намерении влюбленных узнала Антонина Петровна. Она порывисто привлекла к себе дочь, потом поцеловала в лоб Яшу.
— Не хочу мешать вашему счастью, — сказала она. — Поступайте, как сердце подсказывает. Молоды, да что поделаешь, от любви не спрячешься.
— Мама… а ты?
— Что ж я? Ко мне Раиса давно просится. Вот и будем жить вдвоем. Думаю, и вы меня не забудете.
Раиса была сестрой Дмитрия Васильевича.
Труднее было сказать все Анне Матвеевне и Филиппу Андреевичу. Сначала Люба и Яша закрылись в его комнате и долго шептались там, набираясь храбрости. Затем Яков позвал мать. Анна Матвеевна вошла в комнату, а Люба поспешно скрылась за спиной Якова.
— Что у вас случилось? — спросила Анна Матвеевна.
— Мы пожениться решили, — выпалил Яша.
— Ой! — Люба зажмурила глаза.
— Отец! — позвала Анна Матвеевна. — Ты только пойди послушай, что тут молодежь затевает.
— Ну? — в дверях показалась грузная фигура Якимова-отца с газетой в руках.
— Вот любуйся: сноха по душе?
— Что-о-о? — протянул озадаченный Филипп Андреевич. — Да они что, в уме? На губах молоко не обсохло, а туда же.
— Яша — начальник лаборатории, — вставая рядом с Яшей, сказала Люба, — с ним директор комбината советуется. Так что молоко тут ни при чем.
— Сам-то ты маму шестнадцати лет взял, — заметил Яков, — а Любе уже восемнадцать.
— И крыть нечем, — засмеялась Анна Матвеевна. — Жаль, война, а то бы пир на весь мир закатили.
— Дела-а-а… — развел руками Филипп Андреевич. — Что же они, и подождать не хотят? Хотя бы до победы.
Люба и Яша переглянулись.
— Нет, — сказала Люба.
— Нет, — сказал Яша, — тут уж твердо решено.
— Неси, мать, икону, — пошутил Якимов-отец, и все четверо весело рассмеялись.
Люба облегченно вздохнула. Своей нетерпеливостью она удивляла даже Якова. Впрочем, нетерпеливой она была во всем.
— Я сегодня же перееду, — шепнула она Яше, — хорошо?
— Ясно, — ответил он.
Свадьба была не особенно пышной, но уж во всяком случае веселой. Пришла Антонина Петровна с сестрой Дмитрия Васильевича, пришли четыре подруги Любы во главе с хохотушкой Катей, появились и школьные друзья Яши — Борис, Михаил, Алешка, Кузя. Вместе с Катей пришел Стешенко.
Пили вино, приготовленное Анной Матвеевной своим, домашним способом из лесной малины и вишни: в магазинах в эти дни вина по талонам не выдавали. Пели песни и танцевали почти до утра. Только Борис, что-то вспомнив, засобирался домой еще в половине двенадцатого.
— Да так, есть тут одно очень важное дело, — ответил он на настойчивые расспросы Любы и Яши. — Вы уж извините меня, но дело-то срочное, до утра нужно сделать.
И убежал, больше ни с кем не простившись. Люба, прижав палец к губам, задумалась, хотела поделиться своими подозрениями с Яшей, да раздумала — самой не верилось. Мало ли кто на кого поглядывает. Ну, Борис, очень странно поглядывал на Катю, так он всегда был к ней равнодушен. А сейчас Катя невеста Стешенко.