И убежал, больше ни с кем не простившись. Люба, прижав палец к губам, задумалась, хотела поделиться своими подозрениями с Яшей, да раздумала — самой не верилось. Мало ли кто на кого поглядывает. Ну, Борис, очень странно поглядывал на Катю, так он всегда был к ней равнодушен. А сейчас Катя невеста Стешенко.
В двенадцать ночи появились приглашенные Марк Захарович с Александрой Дмитриевной. Их заставили выпить «штрафные». Оба стойко справились с наказанием, поглядели друг на друга, слегка поморщились и закричали «Горько»! В угоду своим друзьям Яша с Любой трижды расцеловались, да так, что Марк Захарович замахал на них руками.
— Пересахарили, — сердито пробасил он, — все дело испортили.
Оказалось, что лучшими танцорами были Марк Захарович и Стешенко. Они так вальсировали, что девушки в их руках, казалось, летают по воздуху. А песни заводила Люба, хотя Антонина Петровна строго-настрого наказала ей хоть на свадьбе показать себя скромницей. И с Марком Захаровичем больше всех танцевала тоже она. Под утро все уже с ног валились от усталости, но Люба и Марк Захарович продолжали выходить в круг, независимо от того, какую ставили пластинку: вальс, фокстрот, танго, русскую пляску.
— Неутомимая у тебя будет женушка, — сказала Анна Матвеевна сыну.
— А она, мама, и на работе такая, — ответил Яша.
Лишь под утро Яша и Люба остались вдвоем. Теперь они уже по-настоящему были вместе и могли не прятать свою любовь от людей…
По утрам их будил стук в дверь.
— Молодые! — кричал Филипп Андреевич, — На работу собираетесь?
Они просыпались в объятиях друг друга. Ресницы Любы вздрагивали от дневного света. Яков крепче прижимал ее к себе.
— Сколько же времени? — спрашивала Люба.
— Двадцать семь минут восьмого, — отвечал Филипп Андреевич. Этому трудно было не поверить.
— Ой! — ужасалась Люба, — уже опаздываем.
И вопросительно глядела на Яшу.
— Еще минуту, — просил Яша. — Отец же, как всегда, шутит.
Действительно, в раскрытое настежь окно с металлургического комбината долетал звучный бас семичасового гудка.
Успокоившись, Люба потягивалась, запускала руки в жесткие волосы Яши. Казалось, проходили мгновенья, но за дверями уже стучали сапоги Филиппа Андреевича.
Люба с Яшей прислушивались к его затихающим шагам на лестнице и разом вскакивали с постели.
— Яша, ой, Яшенька, выручай!
Он помогал ей расчесывать волосы, и это отнимало больше всего времени. Яша не переставал восхищаться волосами своей жены: они золотым покрывалом рассыпались по ее спине и груди. Это покрывало свободно позволило бы Любе обходиться без сорочки. Соревнуясь в быстроте, Люба заплетала одну косу, Яша другую. Прочие сборы занимали секунды. Молодожены выскакивали на кухню, касаясь друг друга головами, умывались под краном, вытирались одним полотенцем.
— Бежим?
— Бежим!
И, взявшись за руки, мчались вниз по лестнице.
— А завтракать? — кричала им вслед Анна Матвеевна.
— По-о-ото-о-ом!- отзывалась Люба.
— Сыты! — поддерживал ее Яша.
В цехе им редко удавалось поговорить друг с другом. Люба не отходила от стилоскопа. Яков проверял и подписывал анализы. Штат лаборанток увеличился до двенадцати человек. Отпала необходимость в химической лаборатории. Теперь и текущий анализ плавок перевели на стилоскопы. Экономия во времени получилась прямо-таки неожиданной — почти три с половиной часа в сутки. Это составляло ровно одну лишнюю плавку — десять машин, одетых непробиваемой броней.
Электроцех заканчивал изготовление переносного стилоскопа. Яша ждал его с нетерпением. Он рассчитывал раз в восемь ускорить сортировку стального лома.
На исходе сентября Яшу вызвал к себе Андронов.
— Познакомься, Яков.
Из кресла поднялся черноволосый мужчина с гладко выбритым лицом и выразительными выпуклыми глазами. У него был острый раздвоенный подбородок, широкий лоб, волосы причесаны гладко, на пробор. Яков обратил внимание на тщательно отутюженный темно-синий костюм, на модный яркий галстук, на поблескивающие желтые туфли.
— Турбович.
— Якимов.
— Мне уже рассказывали о вас, — сказал Турбович, опускаясь обратно в кресло и бережно приподнимая брюки на коленях. — Вы руководите спектральным анализом?
— Да. — Яков исподлобья разглядывал Турбовича, пытаясь определить, что это за человек. «Уж очень он следит за своей внешностью. До этого ли сейчас?»
— В настоящее время вы работаете над переносным стилоскопом? — Турбович слегка картавил, отчего его голос приобретал приятную звучность.
— Да.
— Представляете себе, какое совпадение. Перед самой эвакуацией моя лаборатория занималась разработкой передвижных стилоскопов. Нам помешала война. Весьма любопытно взглянуть, в каком направлении идут ваши усилия.
— Как у тебя? — спросил Андронов.
— Сегодня вечером будем испытывать.
— Значит, я имею возможность увидеть уже готовый переносный стилоскоп? — удивился Турбович.
— Проведи профессора, Яков, покажи свое изобретение.
Прощаясь с Турбовичем, Андронов сказал:
— Больше нам не придется вариться в собственном соку. Мы рассчитываем на помощь института!
— Ну, разумеется, разумеется!
Турбович снял шляпу с вешалки у двери и, вопросительно взглянув на Якова, вышел. Он шел с достоинством, подняв голову и заложив руки за спину.
«Посмотрим, что это за птица», — решил Яков.
Они пошли в электроцех, где заканчивалась сборка стилоскопа, разрядника к нему и переносного генератора.
— Тэк-с, — сказал Турбович.
Профессор ничего не взял в руки. Он рассматривал детали на расстоянии, словно опасаясь запачкаться.
— Оригинально, — похвалил он Якова. — Оригинально, но весьма примитивно. У вас получилась схема стационарного стилоскопа, а она здесь не подойдет. Ваш переносный стилоскоп даст ощутимую погрешность.
Турбович пояснил, в чем дело, и Яков должен был с ним согласиться. Затем Турбович указал на мелкие недоработки, которые не были замечены Яковом.
— Однако ничего не стоит усовершенствовать ваш стилоскоп. — Турбович разомкнул руки, заложенные за спину, и почему-то мизинцем, а не указательным пальцем, стал показывать на детали стилоскопа.
— В головке необходимы защитное стекло и поворотная призма. Это на час, на два работы, но абсолютно необходимо. Вы понимаете мою мысль, товарищ Якимов?
Да, Яша не мог не понять. Растерявшись от первого указания на недостатки, сводившие на нет всю работу, он теперь с радостью ухватился за возможность доработать свое изобретение без капитальной переделки.
