— Ты даже не спрашиваешь, что произошло с вратами. — Поль придвинул стул и сел рядом с кроватью.
Виктору каждый раз приходилось делать над собой усилие, напоминать, что этот человек — его отец. Но это было чисто умозрительное осознание факта. Ничего родственного, близкого между ними не было. Неестественно молодой Поль почему-то раздражал его уже не слишком молодого сына, и Виктор не находил нужным это раздражение скрыть.
— Ты же сам сказал: врата закрылись.
— Да, две половинки врат повернулись на своих осях — крепости и Валгалле — и сошлись. А морталы, служившие чем-то вроде подшипников, дали трещины.
— Не выдержали перегрузок?
— Вроде того. Значит, врата закрылись навсегда. Оба мира разъединились.
— Как такое могло случиться?
— Я хотел уничтожить Валгаллу, притащил через вторые врата «Немезиду». Ну... и меня обошли. Другие оказались проворнее и сильнее. Они закрыли врата, чтобы господствовать на этой стороне безраздельно. Все очень просто, сынок.
— Мы играли в странную игру: одни пытались открыть ворота, другие — закрыть,— сказал Виктор. — И мы даже не знаем точно, кто на чьей был стороне. Помнишь, как у Желязны...
— В тебе я уверен.
— А я в тебе нет.
— Но все же эта игра захватывающая.
— Несомненно. Одни налегают на ворота плечом, чтобы их открыть, другие — подпирают с противоположной стороны. И очень многие прищемляют в створках пальцы.
Поль расхохотался:
— Чего мне всегда не хватало, так это юмора.
— Дороги назад нет,— скорее утвердительно, чем вопросительно сказал Виктор.
— Мы с тобой останемся в этом мире навсегда.
— Я должен вернуться,— заявил Виктор.
— Зачем?
— Я — портальщик, а не стрелок. Мой мир там. Я здесь не смогу выжить.
— Ерунда. Через пару лет этот мир покажется тебе в сотню раз лучше того, другого.
— Нет. Не покажется. И потом — меня ждет невеста.
— Алена? — Поль улыбнулся, но тут же постарался принять серьезный вид.
— Ты ее видел? — Виктор сел на кровати, будто его подбросило пружиной.
Мелькнувшая догадка очень не понравилась портальщику.
— Конечно, видел. Только... она тебя уже не ждет.
— С чего ты так решил?
— Не ждет,— повторил Поль.
— Что? — Виктор уже обо всем догадался, но не хотел верить. — Нет, это невозможно. Нет...
Он выскочил из комнаты, пробежал по галерее, потом нырнул в какой-то коридор. Ему захотелось немедленно на воздух. Только чтобы не видеть этой торжествующей, снисходительной усмешки на губах Поля. Алена предала его. За что? Вместо дороги во двор отыскал лестницу на смотровую площадку.
Он бежал, не останавливаясь, едва не упал. А когда очутился наверху, ледяной ветер чуть не сбил его с ног. Был уже вечер. Пики ледяных гор рдели в лучах заката, сами они сделались синими, почти ультрамариновыми, тогда как ущелья тонули во тьме. Виктор метался по крошечной площадке, садился на камни, но тут же вставал и снова бросался от одного края к другому.
— За что? — повторял он снова и снова. — За что?
Он испытывал боль и одновременно — недоумение. Кажется, впервые он не понимал, что случилось. Ему казалось, если он поймет, как все произошло, ему станет легче. Но он не мог понять. Пока эта задача казалась ему неразрешимой.
Потом остановился и посмотрел на этот мир, прекрасный, но совершенно ему чужой, как будто впервые.
Остаться здесь навсегда? Нет, ни за что. В нем закипала ярость. Он уже ненавидел эту землю, которая так поразила его в первый момент. Он в ярости ударил кулаком по стене. Боль на миг его отрезвила. И мгновенно отшвырнула — на самый край скалы. Он едва не свалился в ущелье. Стоял, ухватившись за камень, вдыхал холодный воздух, и его разбирал нелепый идиотский смех. Он чуть не погиб сейчас из-за предательства женщины, которой он никогда не верил.
1
— Ну вот, мы и пришли! — объявил команданте.
Он смотрел на храм Кукулькана, на вершину которого вели четыре крутые лестницы, и улыбался. Участники марша тут же разбрелись по всей территории комплекса. Кто-то осматривал площадку для игры в мяч, кто-то — Храм воинов.
Команданте остановился у входа в Храм воинов. Каменный человек полулежал, уперев локти и поджав ноги, держа в руках каменную чашу. Когда-то на нее выкладывали дымящееся, еще теплое сердце жертвы.
— Куда мы пойдем теперь? — спросил Мигель.
Команданте посмотрел на пирамиду и крутые лестницы, ведущие наверх. На вершине стоял квадратный храм, снизу казавшийся крошечным.
— Нас ждет Кукулькан — Пернатый Змей,— объявил команданте.
И первым зашагал по ступеням наверх. За ним потянулись остальные участники марша.
Туристы, что прибыли в Чичен-Ицу до команданте и тысяч сторонников вечно открытых врат, снимали на головидео процессию, что ползла на макушку пирамиды. Вот сейчас первые поднимутся, постоят немного наверху и начнут спускаться. Немногочисленные портальщики, которым за долгие дни затянувшегося марша уже надоело снимать парней и девчонок в пропитанных потом майках, усталых, загорелых, покрытых пылью, и брать однообразные интервью у команданте, немного оживились. Их путешествие должно было вот-вот закончиться, и тогда они смогут попасть в какой-нибудь более интересный уголок Вечного мира.
Участники марша шли и шли наверх, уже вся лестница была запружена народом.
— Черт! Они уже должны начать спускаться! — объявил сухощавый загорелый портальщик с черной курчавой бородой. — Куда они делись?
В самом деле, толпы марширующих, что поднялись наверх, никак не могли разместиться на верхней площадке. Тем более что никого не было видно возле храма. Все вошли в храм и скрылись. На всякий случай портальщик принялся обходить пирамиду, чтобы удостовериться, что ни по одной из трех оставшихся лестниц никто не спускается. Три лестницы пустовали, и только по одной, единственной, обращенной в сторону Колодца Жертв, поднимались и поднимались участники марша.
— Ну, и куда их увел наш Крысолов? — спросил чернобородый портальщик.
Тут только, кажется, его товарищ сообразил, что творится неладное.
Он вдавил тревожную кнопку коммика и закричал срывающимся, мгновенно севшим голосом:
— Непредусмотренный контакт. Непредусмотренный... — и замолчал.
Потому что увидел, что процессия разделилась. Наконец и до участников марша дошло, что там, наверху, происходит что-то неведомое. И «марширующие», вместо того чтобы начать подъем, поворачивали в сторону, обтекали пирамиду. Человеческий поток разорвало надвое. Одна половина медленно втягивалась наверху в двери храма, а вторая закручивалась у подножия пирамиды.
