Зрелище было любопытным, и большинство гостей выбиралось на свежий воздух понаблюдать за странным действом. Тантон не только не протестовал, но и приглашал всех желающих принять участие. Некоторые женщины соглашались. Из присутствующих только Найл понимал, к чему все они готовятся, и настроения ему это знание не улучшало. Легче на душе становилось только после нескольких глотков вина или на циновке, рядом с ласковой Савитрой.
В один прекрасный день, после завтрака, к правителю приблизился, сжав на груди кулачки, Тантон и с заискивающей улыбкой передал:
– Сегодня вечером Великий Хоу приглашает вас на праздник, Посланник.
Найл чувствовал, что толстячок сильно волнуется, но не мог понять почему.
– Скажи, Тантон, а часто у вас эти праздники?
– Каждый месяц, Посланник, – склонил голову толстяк.
– Неужели я нахожусь здесь так долго?
– Нет, Посланник, последний праздник был внеурочным. Сливались совсем неподготовленные ребята. Сегодня зрелище будет намного красочнее.
– А не могу ли я отказаться от приглашения?
– Не знаю, Посланник, – пожал плечами Тантон. – До сих пор такого не случалось.
Найл надолго задумался.
Ему отнюдь не улыбалось снова участвовать в кровавой вакханалии, но он не знал, как отреагируют на это здешние правители. Что, если они обидятся? Обиды смертоносцев чаще всего отливаются для людей очень и очень большой кровью. А изгнанников и так осталось слишком мало.
– Хорошо, я приду.
На этот раз его не смогла успокоить даже счастливая улыбка девушки.
– Савитра, у тебя нет фляги?
– Нет.
– Сходи к Симеону, возьми у него… Нет, постой. Сразу наполни ее вином.
Возможно, выглядел он на празднике не самым лучшим образом, но зато все происходящее мирно проплыло мимо сознания.
Следующим утром, с первыми лучами солнца, прибежал Тантон. Он долго мялся, ломая на груди руки, но в конце концов решился и заискивающе спросил:
– Не сочтите за оскорбление, Посланник, но вы общаетесь с советником Борком?
– Да, – удивился все еще не протрезвевший к этому времени Найл. – Уж тебе ли этого не знать?!
– Не сочтите за грубость, уважаемый Посланник, но не могли бы вы попросить, чтобы меня тоже избрали…
– Избрали куда? – не понял правитель.
– Ну, избрали, – тихо уточнил Тантон, и тут его словно прорвало: – Я уже почти двадцать лет в замке живу, на меня скоро смотреть никто не захочет… Я тут, в замке, а избирают не меня… А я тоже хочу… Не хочу, как старый земледелец, гнить, почему не я…
– Куда избирают?! – замотал головой ничего не понимающий Найл.
– Хоть куда! – с готовностью воскликнул Тантон. – Я понимаю, на торжества я не гожусь, но пусть хоть на посты отправят, в детский дом, к матерям…
– Постой, – начал сознавать суть просьбы правитель. – Ты хочешь, чтобы тебя съели?..
Толстяк с готовностью, часто-часто закивал.
– Ты хочешь умереть? – все еще не мог поверить Найл.
– Умирают все. Так уж лучше слиться с ними, стать единым целым с повелителями, чем гнить, как кухонные отбросы. – Тантон опустился на колени. – Умоляю, Посланник, пусть меня изберут.
– Хорошо, – кивнул правитель, выпроводил толстяка со смотровой площадки и отправился искать Симеона.
Медик сидел на корточках перед молодым кустом акации и внимательно разглядывал листья.
– Чего ты тут нашел? – Правитель присел рядом.
– Как думаешь, колючий куст в Дельте мог развиться из акации?
– С чего ты решил?
– Листья похожи. Колючки.
– У акации стручки, а на колючем кустарнике – плоды. Посмотри уж лучше на шиповник.
– Смотрел. Не похоже.
Они встали.
– Ты представляешь, – начал Найл, – там… Тантон… Он просит, чтобы его съели!
– Нашел чем удивить, – пожал плечами медик. – Ты просто не жил тут вместе с местными, которых для танцев на холме собирали. «Лучше слиться с высшими существами, чем гнить на помойке»; «нет большего счастья, чем стать их плотью»; «это возвышение до повелителей мира»… Мы за прошедшие дни уже наслушались такого. Они тут все с колыбели мечтают попасть к смертоносцам в желудки. Берегут здоровье, блюдут чистоту. Кто доживает до солидного возраста, становится изгоем. Таких уже точно никогда не изберут, и после смерти им предстоит пойти на удобрение. Если они и не вешаются, то потому только, что еще надеются на чудо и пытаются оттянуть момент, когда и вправду гнить начнут.
– Не может быть!
– А ты сходи к Борку, тебя ведь просили.
* * *
Советника Борка правитель застал на крыше, куда прямо из комнаты вело пробитое в потолке отверстие.
– Рад видеть тебя, Посланник, – не выразил никакого удивления по поводу нежданного визита смертоносец. – Как ты себя чувствуешь?
– Спасибо, неплохо, – кратко поблагодарил Найл и сразу перешел к делу: – Ты знаешь, советник, там Тантон просит, чтобы его съели.
– Нет, Посланник, – невозмутимо отказал советник. – Он тут больше двадцати лет заботится о порядке, о продовольствии, чистоте, красоту хорошо чувствует. Что я, мяса другого не найду? Нет, пусть живет.
– Какого мяса? – насторожился Найл.
– Неужели ты не замечал, Посланник, – со странной усталостью сказал Борк, – что в нашем мире всем нужна еда? Вы едите гусениц и мотыльков, смертоносцы – вас, безжалостное время и недобитые хищники несут гибель нам. Этого не избежать. Зато мне удалось добиться, чтобы здесь, в Провинции, смерть сопровождалась не болью, а радостью. Помнишь, чему я учил Шабра? Семейное воспитание и кропотливая, постоянная, умная корректировка в нужном направлении. Вот и все. Кто смог добиться большего – я со своим тихим старанием или Смертоносец-Повелитель со своей грубой силой и запугиванием? Богиня дала нам интеллект для того, чтобы мы умели мирно уживаться друг с другом. В Провинции люди не прячутся, не убегают, не сопротивляются и не устраивают бунтов. Они сами приходят и просят, чтобы их съели. Вот так. Не смертельные схватки друг с другом, которые столь часто сопровождали человеческую цивилизацию, а радость самопожертвования на пользу ближнего своего. Теперь ты понял, что такое истинный разум, Посланник?
* * *
Спустившись, Найл встретился взглядом с Тантоном и отрицательно покачал головой. Толстяк поник и побрел к воротам.
– Ну как? – спросил Симеон.
– Все хорошо. Все счастливы. Люди счастливы, что их едят, смертоносцы счастливы, что сыты, а все остальные счастливы, что попали в естественную среду обитания. Вот только мне от этого всеобщего благоденствия почему-то муторно на душе.
– Если хочешь устанавливать свои порядки, – раздался от стены голос принцессы, – нужно править в собственной стране, а не пристраиваться к чужим.
