«Нет тени без света». А значит, эту магию можно использовать и во благо.
Эти светоносцы вообще, как умалишённые, могли любую тёмную магию превратить в светлую, аргументируя это бредовыми догмами. «Нет болезни без здоровья», «нет смерти без жизни», «нет зла без добра», «нет нищеты без богатства»…
И всё же эта небесная демагогия работала.
Я набрал жижу в ладони, приподнял руки так, чтобы её коснулись лучи солнца, и прочёл короткое заклинание. Кровь бросса откликнулась, собираясь сжечь Тьму, и жидкость в пальцах потеплела.
Озадаченный, я постоял некоторое время, глядя на грязь в ладонях, медленно стекающую сквозь пальцы… Ну так что, получилось или нет? Вообще ничего не понял.
— Так, ну ладно, — буркнул я и пододвинулся к колдунье, — Нет результата без действия.
Мазь требовалось нанести на те места, где покоилась тень, каждый раз проговаривая особую формулу, и, надо признаться, я сделал это с удовольствием.
Под подбородком, под мышками, под торчащими грудями и между бёдрами. А волосы у неё не только на голове серебристые…
Ладно, достаточно. Всё же мне пришлось себя приструнить — не сможешь противостоять эмоциям сейчас, Всеволод, и потом будет труднее.
Повернувшись к барду, я прищурился. Потом набрал грязи и смачными шлепками набросал на него. И та-а-ак сойдёт!
* * *
Всё же, несмотря на сопротивление бросской крови, моё тёмное исцеление работало. Принцип довольно простой — я поправляю тень, а следом за ней поправляется и физическое тело.
Прекрасно помню эмоции Второго Жреца перед тем, как я его убил. Он думал, я не встану после тех увечий, что он нанёс мне… Как же он удивился, осознав, что магия Тьмы может исцелять.
Я усмехнулся, но одёрнул себя. Всеволод, тебе бы лучше вспоминать себя во время службы в императорской армии. Привычки Тёмного Жреца сейчас могут лишь помешать.
На моих глазах все синяки на беднягах пожелтели, заметно посветлев. Раны перестали кровить, а некоторые даже подёрнулись розовой кожицей. Бард, правда, исцелился чуть похуже, но это исключительно из-за его хилой конституции, конечно же.
Естественно, с серьёзными ранениями я бы не справился, но сейчас всё получилось. Кстати, остатками чудо-грязи я обмазался сам, и чувствовал себя намного лучше.
После исцеления я должен был ощутить усталость, ведь маг из воина, к которому можно отнести могучего бросского варвара, никудышный — слишком малый запас энергии. Но кровь как бурлила во мне, так и продолжала гореть молодой яростью.
Прошли полчаса, за которые я попытался хоть немного изучить симбиоз Тьмы и жгучей бросской крови. А вот это действительно далось мне с трудом — концентрация у варвара была на уровне лесного пня, танцующего вальс. Как у меня ночью-то получилось цепь раскалить?
К тому времени, когда я, заметно уставший, кое-как выдавил дымок из пучка травы в пальцах, колдунья очнулась первой.
— Моркатова стужь, — она села, схватила себя сначала за голову, а потом застенчиво прикрыла грудь ладонями, стиснула бёдра, — Что уставился?
Усмехнувшись, я снял с себя истерзанную рубаху, которая уже успела обсохнуть — горячая бросская кровь! — и бросил чародейке. Та утонула в ней и зажала пальцами широкий ворот, чтоб рубаха не слетела с плеч. Со сдержанной благодарностью колдунья кивнула мне.
Тут же резко вскочил и бард:
— О, Сияновы сиськи! — он вытаращился перед собой, словно увидел какого-то призрака, потом с хрустом вывернул голову к чародейке и недовольно поморщился, увидев её одетой, — Вот Маюнова грусть! Не успел…
Чародейка прищурилась, пытаясь сообразить, что он имел в виду. Потом снова кивнула мне:
— Благодарю тебя, святолиственник Малуш, что помог мне.
Я ткнул пальцем себя в грудь:
— Малуш?
Бард с колдуньей переглянулись.
— Ну, да, — кивнул парень, осторожно ковыряя сухую корку крови под бровью, — Ты же говорил, тебя так зовут.
— Отлично, — я поудобнее уселся, — Так, ну и о чём я молился?
Бард с колдуньей переглянулись.
— Меня зовут Креона, святолиственник.
— Ну северные твои ляжки, а мне имени ты даже не сказала!
Я поднял руку, останавливая их разговор:
— К чёрту имена. Какие молитвы я читал?
Мне пришлось мысленно себя выругать. Симпатия из голубых глаз колдуньи мгновенно исчезла, да и бард, почёсывая щетину на щеках, недобро на меня поглядывал.
Всеволод, ну куда улетучился твой ум? Надо понимать, что они видят перед собой не Десятого Жреца, и не дрожат от страха, не изнывают от желания упасть на колени и целовать тебе ноги.
Я понимал, что теперь придётся быть хорошим парнем, и надо избавляться от тёмных привычек. Но это было трудно.
Креона, приняв горделивый вид, встала, с натянутым уважением кивнула и сказала:
— Благодарю за спасение, Малуш, но теперь наши пути расходятся.
— Да и я, так думаю, уже пойду, — бард, встав, отряхнул жалкое подобие штанов, — Небезопасно, хладочара, по полям одной ходить. Здесь, я слышал, всякое лихо водится.
Креона смерила барда взглядом. Парень, бодро встряхнув ладонями волосы, весело ощерился:
— А вот ты скажи, Креона, радость моя… Ты сейчас меня сжигаешь взглядом? Или всё-таки замораживаешь?
Я тоже встал и навис над путниками.
— Никуда вы не пойдёте, гря… кхм… ничтоже… да смердящий свет! — я поджал губы, снова мысленно ругая себя, — Так, вы, э-э-э… двое. Вы теперь служите мне.
— С хрена ли⁈ — бард сразу сделал шаг назад, — Даже Маюн такого не пел.
— Моркатова стужь! Да чтобы я, дочь Северного Храма Холода, прислуживала кому-то⁈ — Креона нахмурилась, и её грязно-серебристые волосы взметнулись от ветра. И без того голубые глаза засветились синим, воздух вокруг заискрил инеем.
Страшная картина… для глупца. Я чуть не засмеялся. Она действительно совсем не боевой маг.
— Тупица, неужели ты веришь, что это может меня напугать? — и я легонько толкнул её, от чего колдунья, отлетев, неуклюже упала, перекувыркнулась и села на задницу с возмущённым видом.
Рубаха слетела с плеча, почти обнажив на миг грудь, и бард замер по-волчьи, не желая пропустить момент. Креона успела перехватить, подтянула одежду вверх, а в этот момент отвлёкшемуся барду прилетело от меня кулаком в бок, и того унесло в заросли.
Закусив губу, я посмотрел на свою правую руку. Я ведь не хотел так сильно бить…
— А-а-а, струну тебе в кишки! — парень выскочил обратно, — Пой, громада, последнюю песнь!
Я сложил руки на груди, наблюдая за ним и краем глаза не без удовольствия разглядывая свои мощные бицепсы. Этого крикуна можно было не опасаться, к бардовской магии я относился лишь как к приятному аперитиву — ну, можно с ароматным вином, да в прекрасной женской компании…
Вспомнив о том, что теперь снова могу наслаждаться женской компанией, я сразу же одёрнул себя. Потом, Всеволод, доберись до города.
Бард, несмотря на свою вселенскую ярость, с места не двигался. Только махал руками, изображая, видимо, боевые стойки.
— Я спас вам жизни. Вы мои рабы по закону Тёмных Сводов… э-э-э… — я поскрёб затылок и неуверенно закончил, — А у вас, я так понимаю, нет таких законов?
Колдунья продолжала молча сверлить меня взглядом.
Зато бард гневно затряс головой и зарычал:
— Нет у нас, святоша драный, законов таких. Зато я, как увижу в городе вашу телегу с Древом, сообщу, кому надо…
Я вздохнул. Ну прямо малые дети эти глупцы. Потом я вытащил из-за пояса маленький клык, который заведомо вырвал из пасти упыря.
— Вы, двое… Я полоснул вас этим, и следующей ночью вы обратитесь в безмозглых упырей, — я улыбнулся, — Противоядие, естественно, могу сделать только я.
Говорил я ровно, спокойно. Колдунья слегка побледнела, переглянулась с бардом.
— Ты лжёшь, — прошипел тот, — Маюновы сказки это! Я — бард, и я прекрасно чувствую ложь.
— Ты уверен? — усмехнулся я.
Этот глупец не подозревал, что Тёмный Жрец всю жизнь учится лжи, это основа его пути. Если какой-то гусляр сможет раскусить Жреца, то грош цена такому тёмному последователю, даже Тьма выплюнет его.
