Вернувшись назад, я снова отпихнул барда, и выплюнул жвачку на икру колдунье. Растёр, прочёл короткое заклинание, чувствуя тепло под пальцами. Получилось, нет? А, морось небесная, без разницы!
Я закинул её на плечо, резко развернулся, шлёпнув босыми пятками Креоны по лицу барду. Ну что ж, попытка спасения номер два.
— За мной, — рявкнул я и понёсся сквозь траву.
— А?
Прижимая колдунью к груди, я бежал уже изо всех сил, прикрываясь рукой от стеблей. Мне кажется, или у неё тело холодное? Она уже обращается?
Мне ничего не угрожает, но вот Креона ещё до обращения просто помрёт от солнечных лучей. Вообще, она же колдунья холода… у них как там с температурой тела? Может, это для неё норма?
Кстати, в моём мире все эти маги стихий не считались особо сильными. Вот магия Тьмы и Света — это реальная мощь, потому что за нашими спинами стояли два единственных бога, Бездна и Небо.
Остальные маги использовали только свои собственные силы, и чуть-чуть силы природы, а на них далеко не уедешь. Но если примешаешь к своей стихии магию Тьмы, за которой стоит богиня Бездна, вот тогда да, можно и разгуляться.
Сзади, спотыкаясь, ругаясь и поминая Маюна с его песнями, за мной бежал бард.
— Ох, что будет, что будет⁈ — причитал бард, — Громада, она такой же станет, да⁈ Как та, которая её укусила⁈
Я бежал молча. А ведь мне казалось, что ночью мы пронеслись совсем немного, всего-то метров сто, но бежать до обоза с надсмотрщиками пришлось долго.
— Маюна мне в почки, громада! Она хоть симпатичной останется⁈
— Успокойся, грязь, — прорычал я, снижая скорость.
Над колосками травы уже виднелись крыши повозок. Почти все были целы, и я, не доходя до дороги несколько метров, на всякий случай встал, прислушиваясь.
Вокруг стояла мертвенная тишина, нарушаемая ветром и карканьем ворон. Музыка для Тёмного Жреца, стоящего перед полем битвы.
Вороны почти не взлетали, и я видел их над травой, когда они изредка с криками переругивались над повозками. Уже пируют, а значит, в обозе все мертвы…
— Зачем мы вернулись? — прошептал Виол, — Я не хочу больше в цепи.
— Некому больше сажать тебя в цепи.
— Значит… Значит, там такие же твари? Громада, ты сдурел⁈ — зашипел он, — В караване много народу было!
С шумом выдохнув, я схватил барда за небритый подбородок и задрал его голову кверху:
— Что видишь, глупец⁈
Тот хотел вырваться, но я держал крепко.
— Пусти, мне же больно!
— И что?
— Ну, ты же листва, — попытался он донести до меня очевидную вещь, — Ты причиняешь мне боль.
— Могу шею свернуть, и боль исчезнет, обещаю.
То, с каким спокойствием я это сказал, заставило барда внимательно посмотреть наверх.
— Небо вижу… — нехотя прошептал Виол, — Солнце.
— И что это значит? — уже снисходительнее спросил я, отпустив его.
— Что?
— Нет впереди упырей, одни обгоревшие трупы, — я пошёл вперёд, раздвигая траву, — Под ноги смотри, а то вляпаешься, как она.
— Ты же сказал, что нет там упырей, — бубнил следом бард, потирая подбородок.
Я ничего не ответил. Несколько шагов, и мне открылась картина, которую я и ожидал увидеть. Трупы, обугленные и не очень, кровь, вороны…
Сзади послышались рвотные позывы — это выглянувший было Виол узрел обстановку и, зажав рот, скрылся обратно в траве. Мягкотелый тупица, как он смог упыря-то завалить?
* * *
Не учитывая нашей угнанной телеги, на дороге стояло пять повозок. Они были практически целые, если не считать порванного полога на большой грузовой телеге, стоявшей впереди. Почти на всех телегах-клетках были сорваны с петель створки, кроме одной — там обитатели, которых укусили через прутья, искромсали друг друга внутри, но так и не вылезли. Теперь она была полна обугленных куч.
Судя по всему, это был караван работорговцев.
Прямо передо мной в стоптанной траве валялось обугленное тело без ног, при жизни пытавшееся уползти в заросли, и только по богатым ножнам на поясе я узнал, что это был предводитель надсмотрщиков. Как там его, Толстый, вроде?
— Ну, здравствуй, свет палёный, — улыбнулся я, сразу высмотрев то, что мне нужно.
Склонившись и положив рядом Креону, я осторожно потянул из кулака Толстого полупустой бутылёк с красной жидкостью внутри. Бутылёк двинулся и остался в моей руке, а пальцы неудачника рассыпались в пепел.
Я понюхал жидкость. Так и есть — заказчик по имени Чумной выдал этим слизнякам противоядие, которое Толстый держал поближе к себе. Только ему оно не помогло.
Подсев к колдунье, я перевернул её. Девушка уже была почти одного цвета со своими волосами — серая и бледная, как начищенное серебро. Раздвинув синие губы, я влил содержимое.
Ну, больше ничего сделать нельзя. Осталось только ждать.
— О-о-о, Маюновы сопли… Она будет жить? — просипел из зарослей Виол. Среди травы виднелось его бледное, под стать полумёртвой колдунье, лицо.
— Не от меня зависит, — сказал я, вставая.
Я приценился к мечу в ножнах из кожи белого цвета. Потянул за рукоять, обёрнутую атласным красным шнурком. В голубом лезвии отразился мой пытливый зелёный глаз.
Изумительная работа… Даже будучи Тёмным Жрецом, я иногда проявлял слабость, оставляя себе дорогие и качественные клинки убитых врагов. Ни один тёмный трактат не запрещал коллекционирование.
При службе в императорской армии я вполне неплохо обращался с клинками, но сейчас я вообще не чувствовал тяги к мечу. Будто бы это не моё оружие.
Скривившись, я положил клинок на землю. Не убежит.
Рядом с обугленным предводителем лежало копьё, которое тоже было распространено в армии, и я поднял его. Про себя отметил, что рука ухватилась за древко более уверенно, чем за рукоять меча. Значит, навык какой-то есть.
Стал дёргать защёлку на металлическом чехле, чтоб освободить наконечник, потом, подумав, оставил так.
Первым делом я обошёл все телеги, постукивая по бортам. Если где-то внутри или под колёсами осталась хоть одна тварь, голос она подаст. Броситься у неё уже сил не хватит — солнце жарило так, что с меня уже седьмой пот сошёл.
За последней телегой высокотравье у дороги было примято, и следы уходили в поле. Там же валялся и тот самый несчастный железный колышек, который так и не смог приладить Щербатый. Понятно — наша клетка ехала в хвосте процессии.
В телеге, теперь уже последней, тоже было всего трое пленников. Но одна пленница осталась висеть, а остальные, судя по сорванным цепям, вырвались.
Я присмотрелся к висящей полуобугленной девушке — меня привлекли остатки серебристых волос, таких же, как у колдуньи холода. Сестра?
Всё же под колесом заворчал какой-то упырь и я, отскочив от телеги и быстро сняв чехол, ударил несколько раз копьём прямо под ось. Ворчание не прекратилось, пришлось добавить, и вскоре тварь затихла.
Вытерев копьё о траву, я пошёл к следующей телеге, переступая обугленные и не очень тела. Кого-то покусали мало, и они обратились не сразу. Кого-то покусали так, что нанесли смертельные раны, и они умерли прежде, чем обратиться.
С одной стороны, эти бедняги погибли, не мучаясь. С другой стороны, смерть от зубов упыря всё равно нельзя назвать безболезненной.
Я посмотрел сквозь прутья клетки, полной чёрных тел. Кажется, это мужчины, их было напичкано в телеге человек десять. Видимо, это обычные люди, не колдуны, вот их и держали скопом.
Ну, точно, караван вели работорговцы.
Тёмные Жрецы, кстати, поступали с работорговцами просто — убивали. Потому что владеть рабами могла только Бездна, а предлагать ей купить их было оскорблением. Тем более, подчиняться тоже можно только одной единственной Бездне.
Следующая телега была раскрыта. Вокруг всё усыпано мужскими телами. Тут были не только физически развитые мужчины — попадались и старики, и подростки…
Что было заметно, так это то, что почти все были восточной внешности. Узкий разрез глаз, у многих широкие скулы. Что-то среди охранников я не заметил ни одного такого…
