Рустам распахнул пассажирскую дверцу.
— Прошу, товарищ Тимофеев!
Тимофеев хотел ещё что-то сказать, но понял, что генерал не собирается его слушать. Огорчённо поднял брови на круглом лице, молча пожал нам руки и полез в машину.
— Смотри, Саша, — напутствовал его генерал. — Жене моей ничего не говори. Будет звонить — тебя нет дома, ещё не вернулся.
Я подробно объяснил Рустаму, как найти дом Михайлова.
— Найду, — улыбнулся Рустам. — А заблужусь — так спрошу, люди покажут.
Уазик осторожно развернулся на узкой дороге и укатил в сторону деревни.
Я достал нож.
— Надо подсвинка разделать. Отправим мясо с машиной, чтобы на жаре не пропало.
— Хорошая мысль, Андрей Иваныч!
Я перевернул подсвинка на спину. Он уже остыл, но закоченеть ещё не успел.
— Подержите, Георгий Петрович!
Генерал бросил на мокрую траву ружейный чехол, а поверх него бережно положил свою горизонталку. Я обратил внимание на необычно богатую гравировку ружья и гладкую, удобную щёку приклада.
— Какое у вас ружьё! Штучная работа?
— Да нет, — улыбнулся Георгий Петрович. — «Зауэр». Из Германии привёз. Служил там после войны в Группе Советских Оккупационных Войск. Ну, и наградили за отличную службу.
— Надо же!
Я осторожно провёл пальцами по стволам.
— Ну, и как легендарная немецкая сталь? Лучше нашей?
— Сталь как сталь, — усмехнулся генерал. — Не сталь дорога, а память. Но сделано ружьё на совесть, тут ничего не скажешь. Так чем тебе помочь?
— Подержите за ноги, Георгий Петрович!
Генерал крепко ухватил подсвинка за правые ноги.
Я распорол плотную шкуру по брюху, от горла до хвоста и принялся снимать её, подрезая ножом и оттягивая пальцами. Нож скользил по желтоватому кабаньему салу. Минут через двадцать лезвие затупилось. Но на этот случай у меня с собой был оселок. Несколькими движениями я подправил заточку и продолжил работу.
Сняв шкуру с брюха и с боков, я надрезал её с внутренней стороны ног и вокруг копыт. Здесь шкура снималась хуже, и нож ещё дважды пришлось править. Я сделал в памяти заметку, что надо сходить к путейцам на железку — выпросить у них обломок полотна, которым пилят рельсы. Вот там сталь — так сталь.
Перевернув подсвинка набок, я отделил шкуру от спины. Входное отверстие одной из пуль было точно под левой лопаткой. Шкура и туша в этом месте посинели от крови. Вторая пуля раздробила кабану нижнюю челюсть.
Не снимая мясо со шкуры, я вспорол кабану брюхо и топором разрубил грудину. Вытащил набитый травяной массой кишечник, похожий на вязку синих колбас, обросшие белым салом почки, печень и задетое пулей сердце. Осторожно, чтобы не проткнуть, отделил от печени желчный пузырь.
— Вам шкура нужна, Георгий Петрович? — спросил я генерала.
Он мотнул головой.
— Нет. Вот секача доберу — там трофей!
Чтобы не возиться, я отрубил голову целиком.
— Отдадим Михайлову за помощь. Будет, чем собак кормить. Вы не против?
— Конечно, — кивнул генерал. — И тушу на четыре части дели — всем поровну.
Я не стал спорить. Если предлагают мясо — надо брать. Быстро разрубил тушу на куски. Вытер окровавленный топор о траву и пошёл к канаве — умыться.
Долго отмывал нож и топор, а потом — руки. В завершение плеснул холодной водой в лицо.
Когда вернулся — Георгий Петрович уже разложил мясо по четырём толстым полиэтиленовым мешкам.
— Удобная штука, — кивнул он мне. — Кровь не протекает и не пачкает рюкзак.
Я не видел в этом ничего особенного, но вовремя вспомнил — какой сейчас год. Наверняка достать такие мешки было нелёгким делом. И один из мешков достанется мне.
К этому времени уже рассвело. На востоке над лесом горела яркая золотисто-розовая полоса. На траве лежали крупные капли росы.
Вдали показался «Уазик», а через минуту мы услышали звук мотора.
Рустам, как и договаривались, привёз Михайлова с собаками. Из машины выпрыгнули две здоровенные дворняги на крепких брезентовых поводках. Учуяв запах кабаньей крови, они захрипели, залились лаем и принялись рваться из толстых кожаных ошейников.
Михайлов с трудом удерживал их на поводках.
— Здорово, егерь! — кивнул он мне.
— Здравствуй, Валерий Владиславович! — вспомнил я его имя и отчество.
— Можно просто Валера, — сказал он и поздоровался с генералом.
— Ну, что тут у вас?
Мы в двух словах объяснили охотнику суть дела.
Валера задумался.
— Если кабан хорошо ранен — далеко он не ушёл. Здесь ельник крепкий. Скорее всего, в нём и залёг. Ну, собачки покажут.
Генерал с Валерой, не торопясь, выкурили по папиросе. Мы с Рустамом в это время погрузили мясо в машину. Я объяснил водителю, какой пакет завезти ко мне, какой — домой к Михайлову. Затем «Уазик» уехал.
Я подошёл к Михайлову.
— Точно твои собаки по следу хорошо работают? Тут ночью стадо было. Важно, чтобы они на других кабанов не сбились.
— Мишка не собьётся.
Валера потрепал по лобастой голове чёрного пса с рыжей грудью. Пёс взглянул на нас умными карими глазами.
— Вы, главное, правильный след покажите.
С этим вышла трудность. Пришлось немало полазить по овсам, прежде чем мы нашли кровь возле кабаньего следа. Мы с Валерой разобрали собак — он держал на поводке Мишку, я за ним вёл бойкую, вертлявую Кару.
Спускать собак сразу было нельзя. Взрослого кабана они могли бы только остановить. Но вот поросят передушат запросто.
Внимательно высматривая следы крови и отпечатки крупных копыт, мы дошли до канавы. Здесь вся грязь была истоптана — несколько кабанов уходили привычным лазом.
По нашим расчётам, секач должен был рано или поздно отстать от стада. Так и вышло. Через пару часов мы увидели в низине ясный одинокий след, ведущий вглубь ельника. На резных листьях лесной земляники я увидел свежие капли крови.
Мы одновременно спустили собак с поводков. Мишка молча ринулся вглубь ельника. За ним чёрным привидением скользнула Кара.
Не прошло и десяти минут, как издалека послышался яростный собачий лай.
— Туда! — махнул рукой Валера.
Бежать мы не могли, помня о хромоте Георгия Петровича. Просто быстро шагали в направлении лая. Генерал стискивал зубы, но не отставал. Азарт гнал его вперёд. Лицо генерала оставалось сосредоточенным, иногда он утирал пот рукавом куртки.
Мы торопливо обходили ельник. Под ногами иногда чавкало — местность была низинной.
Лай медленно сдвигался в сторону. Видимо, кабан пытался уйти от наседавших на него собак. Нам это было на руку — соваться в непроглядный ельник опасно. Зверь в любой момент может выскочить прямо на тебя — и выстрелить не успеешь, как собьёт с ног и сомнёт.
А если и нет — как стрелять в такой чаще? Любая веточка может отклонить пулю. А попробуй выбрать чистое окошко в зарослях, если зверь всё время двигается и крутится.
Генерал чуть отстал. Я махнул Валере, чтобы он подождал. Собаки уже не лаяли, а ревели. Сквозь этот рёв можно было расслышать хрюканье и визг кабана.
Мы пробежали ещё метров двести, но по-прежнему не видели схватку. Только слышали за густой еловой завесой, как рычат собаки и хрюкает зверь.
Вдруг одна из собак истошно взвизгнула — видно, кабан достал-таки её клыком. И тут же огромная бурая туша вырвалась из зарослей и понеслась прямиком на Георгия Петровича.
За ним, хватая зверя за задние ноги, вплотную бежал Мишка.
Георгий Петрович вскинул ружьё и прицелился.
В этот момент Мишке удалось вцепиться кабану в ногу. Секач крутнулся, ловя собаку клыком. Пёс ловко увернулся, отскочил и залился лаем.
Генерал промедлил с выстрелом, опасаясь зацепить пса. Сделал шаг назад, зацепился ногой за поваленную лесину и упал на спину, неловко взмахнув руками.
Кабан мгновенно развернулся и, припадая на переднюю ногу, побежал прямо к упавшему генералу.
Приклад сам собой прыгнул мне в плечо. Я затаил дыхание, совмещая мушку с планкой и выцеливая кабанью морду.
Есть!
