Борьба за умы подрастающего поколения — это невероятно важно! Я бы даже поставил это незримое сражение на первое место, определяющее существование любого государства. Чуть позабудь о подростках, упусти их, дай идеологическим врагам шанс завладеть их умами, и завтра они сметут любое правительство. История показывает, что за подобные ошибки позже приходится платить огромной кровью. Благо, в Союзе это прекрасно понимали, по крайней мере, сейчас.
— Итак, — начал Евгений, снова широко улыбнувшись, — рад лично встретиться с героем!
Мне это геройство в горле сидело, поэтому я лишь отмахнулся и в очередной раз повторил:
— Случайно вышло…
— Случайно или нет, но мы обязаны это использовать! — неожиданно серьезно сказал Светлов, посмотрев мне прямо в глаза. Гипнотизировал, что ли?.. — Но для начала… позволь вручить тебе!
Он порылся в ящиках стола, достал оттуда лист формата А4 и торжественно передал мне его, а потом вновь тряс руку, выражая официальную радость. Я недоуменно прочитал то, что было написано на документе:
«Грамота. Обком ВЛКСМ города Челябинска вручает почетную грамоту товарищу Бурову Д. И., с благодарностью за проявленную доблесть в поимке особо опасных преступников».
Дата, подпись первого секретаря Светлова, печать.
Пташкина вяла зааплодировала. Я не знал, что должен Сказать в ответ, поэтому просто молчал.
— Ты настоящий комсомолец, товарищ Буров… Дмитрий! — продолжал трясти мою руку секретарь. — Я навел справки на заводе, ты на хорошем счету, вот только на собраниях появляешься редко.
В каждом цеху завода, где присутствовали юноши и девушки нужного возраста, в обязательном порядке имелась комсомольская ячейка. И с некоторой периодичностью проводились собрания, на которых обсуждались разного рода вопросы, начиная от выборов комсорга, и оканчивая политинформацией и взятием на себя дополнительных обязательств. Димка работал на ЧТЗ не так давно, поэтому еще не успел толком влиться в деятельность ячейки, хотя в комсомол он вступил еще в четырнадцать лет.
— Здоровье не позволяло, — отбрехался я, думая в этот момент, что от меня хотят на самом деле. Ведь не за вручением же грамоты меня пригласили?..
— Так вот, — Евгений перешел к сути вопроса, — у меня к тебе есть предложение. Понимаешь, своим поступком ты показал всем, как должен вести себя истинный комсомолец. И то, что эта история попала во всесоюзное издание, и ты стал знаменитостью масштаба страны, только подтверждает то, как нужны нам подобные люди, и как важно освещать такие события! Согласен?
Я кивнул. Он был прав. Всем нужны герои, с которых хочется брать пример. И чем более правильный и понятный герой, тем больше у него будет почитателей и последователей. Вот только один момент — я, оказавшийся в эпицентре славы, вовсе не желал ее. Наоборот, я мечтал, что рано или поздно обо мне позабудут, и каждый встречный в цеху, столовой и даже общественном транспорте перестанет хлопать меня по плечам в знак широчайшего одобрения.
— Рад, что мы понимаем друг друга! Теперь поясню чуть подробнее твою задачу. Благодаря собственной отваге, ты стал лицом комсомола на заводе и даже в городе. Предлагаю тебе перейти к нам в обком в отдел агитации, я это легко устрою, и начать заниматься настоящей работой — ездить по школам, заводам, фабрикам нашего города и области, и рассказывать молодежи на собраниях о целях и сути нашей организации. Если ты слаб в теории, я охотно помогу тебе наверстать упущенное. И вообще, сколько классов ты закончил? Не желаешь продолжить учебу? Это даст тебе хорошие перспективы на будущее. С цехом придется попрощаться, но твоя новая работа будет не менее, а то и более важной, поверь! Своим примером ты сможешь привлечь внимание тех, кто еще сомневается, тех, кто неуверен. А это, к сожалению, еще сотни и тысячи молодых людей… не всем повезло в жизни. В твоих силах будет оказать помощь беспризорникам! Каждый новый человек, который, благодаря тебе, придет к нам, сделает победу коммунизма — нашу общую победу на шаг ближе! Что скажешь, Дмитрий?
Это было отличное предложение, из разряда тех, от которых невозможно отказаться. Челябинский обком ВЛКСМ — это даже не горком, это влияние на всю область. Вот только… мне это предложение не подходило. И вовсе не потому, что зарплаты в комсомоле были низкими, никаких доплат, служебного жилья и каких-то привилегий в снабжении — на этом мне было плевать.
Я — солдат, боевой офицер, пусть и не из этого времени. Но страна-то вокруг моя! Родина! Звучит пафосно? Но это так. Комсомольская работа нужна и важна, но стать лицом челябинского комсомола я не хотел, не мое это. Да и на фронт не выпустят, а место солдата на войне. Я еще не знал, каким именно способом, но обязательно пойду добровольцем туда, где идет борьба тьмы и света, где решается будущее всего мира. И до сих пор я не написал заявление лишь потому, что прекрасно понимал — в таком физически слабом состоянии, как сейчас, я никому ТАМ не буду нужен. Но это ничего! Дайте мне несколько месяцев, я наберу форму — лишь бы сердце не подвело, но вроде, тьфу-тьфу-тьфу, ни разу за все время оно меня не побеспокоило.
Как отказаться от предложения, чтобы при этом тебя не внесли в черный список. Светлов производил впечатление человека адекватного, но… кто знает, насколько лично он воспримет мой отказ, нарушающий уже заранее построенные им, но неизвестные мне, планы.
— Молчишь, Дмитрий? Сомневаешься? — правильно понял затянувшуюся паузу Евгений. — Может быть, у тебя есть собственные условия? Так скажи, не бойся! Здесь лишь твои товарищи! Мы с радостью выслушаем тебя и все обсудим вместе!
Да уж, Пташкина, с ее вялой улыбкой сушеной воблы, точно мне не товарищ. Больно сильно она зациклена на своем прямом начальнике, ясноликом товарище Светлове, против которого, кстати, я вообще не имел ничего против. У него даже фамилия была подходящая, правильная такая фамилия.
— Нет у меня никаких условий, — наконец, ответил я. — Я бы с радостью принял это предложение… но мое место в цеху. Я — простой рабочий, вовсе не герой. Происшествие то — правда, случайность. И говорить особо я не умею, не место мне в агитработе, не подхожу я…
Светлов нахмурился, и в комнате будто стало темнее, словно облако нашло на солнце. И Пташкина сдвинула брови, непривычная к тому, что с ее кумиром спорят.
— Не хочешь? Хорошо! Тогда я позвоню в комитет комсомола завода, и они найдут тебе занятие…
— Могу я идти? — поторопил я мыслительный процесс секретаря. — Работы очень много…
— Иди, — по тону Евгения чувствовалось, что он весьма недоволен, — еще раз от лица всех комсомольцев города Челябинска выражаю тебе благодарность!
— Служу трудовому народу! — вытянулся я во фрунт, а потом развернулся и бежал из кабинета.
Повезло, удалось отделаться! Хотя Светлов вполне мог предпринять новые попытки привлечь меня к агитационной работе. Там были и свои несомненные плюсы. Работники обкома получали зарплату, а ездить по трудовым коллективам и вести просветительную работу не слишком сложно. Да, пришлось бы изучить кое-какой материал в его нынешней трактовке, но это мелочи. И все же, еще раз, не мое это, и точка.
После визита в обком комсомола, я быстро забежал домой, переоделся, перехватил отложенный кусок хлеба с совершенно несъедобной бумажной колбасой, выпил холодного чая, и опрометью бросился к трамвайной остановке. И все же, разумеется, в который раз я опять опоздал в цех. Благо, сегодня с официального дозволения Петра Михайловича и всего на несколько часов.
Я включился в процесс, вспоминая свой визит в обком и думая, правильно ли поступил, отказавшись от предложенной работы. Леха то и дело делал мне какие-то странные знаки, словно хотел что-то рассказать, но не решался сделать это сейчас, когда все были сосредоточены на монтаже.
Казалось бы, крутить раз за разом однотипные детали — это просто. На самом же деле такой труд требовал высокой концентрации внимания, и не прощал расслабленности и ошибок. Производственный брак мог стоить чьей-то жизни, и все мы это отчетливо понимали. Поэтому работали не за страх, а за совесть, как бы банально это ни звучало.
