Связь оказалась интересная, и я принялся пристально вдумываться в происходящее, нарочно пытаясь вызвать в памяти инструкции, относящиеся к неизвестному устройству. Очень скоро моя внутренняя память отозвалась целым набором данных, упорядоченных и понятных.
Устройство было опознано: пульт дистанционного управления, называется «Поводок 17-МУ», предназначено для перехвата базовых управляющих функций автономных роботов.
Стало неприятно, страшно и даже немного противно. Получалось, что черт Семенов может мной командовать — как куклой на веревочках или машинкой на радиоуправлении. Впрочем, я такой машинкой и оказался, и осознание этого мне не понравилось еще больше. С этим надо было что-то делать, и делать срочно.
Вспомнилась недавняя история с техническим журналом. Как-то ведь удалось показать им не просто то, чего нет, а именно такую информацию, которая была больше всего удобна и выгодна мне... Может, и сейчас что-то такое получится Спустя тридцать одну минуту объективного времени я уже знал: нет, не выйдет.
Протоколы дистанционного подчинения оказались зашиты, как и во все автономные машины, на таком уровне, что удалить их можно только полным стиранием памяти или существенной поломкой аппаратной базы. Стирать память я не хотел — не был уверен, что даже такое странное, но подобие жизни, не прервется навсегда, да и ломать сам себя не собирался, и, вроде, это тоже запрещалось особыми протоколами.
Зато удалось сделать связь двухсторонней. Теперь я тоже мог точно знать, где находится пульт и что происходит вокруг. Находился пульт в кармане, предположительно, брюк, его микрофон оказался достаточно чувствителен.
- Ну, товарищи, поздравляю. - Голос, который я, с некоторой заминкой, определил как «мужчина, 61 год, человек» явно заканчивал какую-то небольшую, но весьма поздравительную, речь. - Готовьтесь, грузовик на выставку поедет в семь утра. Надо, чтобы все были на месте. Даже Семенов.
Собравшиеся засмеялись, но не обидно, а сочувственно, по-дружески. Громче всех смеялся рогатый старший лаборант.
Симпатичный круглый робот, крепко установленный на три пары небольших колес, кружил по бетонному полу ангара.
Глава 5. Espionage.
Ленинград, Пулково-7, 15 ноября 2022 года. Здесь и сейчас.
Капитан второго ранга Гюнтер Корсак.
Вокзал, ожидаемо, шумел. Шум рождался в тоннелях, по которым проходили поезда, подхватывался толпой пассажиров, провожающих, встречающих и других людей — всех тех, кому положено быть и шуметь на вокзале. Шум выплескивался вместе с людьми, отражался от стен и потолков огромного зала ожидания, и, как будто, становился громче.
Разговаривать по элофону в такой обстановке было можно, но тяжело, поэтому Корсак озаботился поисками закрытой телефонной будки. Озаботился, и, конечно, искомое вскоре нашел.
Вдоль одной из стен зала ожидания выстроился целый ряд разноцветных остекленных контейнеров: синих городских и красных междугородних. «Интересно,» - вдруг подумал капитан второго ранга, направляясь к ближайшей синей коробочке, и нашаривая по пути в кармане заветную двухкопеечную монету. – «Почему нельзя сделать так, чтобы из каждой будки можно было бы звонить куда угодно?»
- Алло, девушка? – вопреки ожиданию, трубку взяли сразу же, аппарат успел выдать только один гудок.
- Центральная, - голосом милым, но казенным, отозвалась девушка. - Ваш личный номер?
«Автоматон» - слегка расстроился Корсак. «Ну и ладно».
- Двенадцать двадцать три ноль шестьдесят два, - максимально разборчиво, четко артикулируя сказанное, выдал подзграничник.
- Приготовьте личную карточку.
Корсак добыл из кармана кителя и поднес к считывателю аппарата кусок служебного пластика. Считыватель дружелюбно подмигнул зеленой лампочкой.
- Личный номер принят. Слушаю Вас, товарищ капитан второго ранга.
Голос то ли автоматона, то ли просто очень сдержанной и вежливой девушки по ту сторону телефонной линии был громок и отчетлив, и всё сказанное Корсак понял сразу. Ожидаемая комиссия снова была перенесена, на этот раз, со среды на пятницу, а это значило, что ему, Корсаку, предстояло пребывать в городе на Неве еще минимум два дня.
В конце концов, никто не мог дать гарантии того, что комиссию не перенесут еще раз, и ожидание не затянется сверх положенного, а потому требовалось сделать сразу несколько дел.
Первым делом было решено прогуляться до комендатуры: отставка отставкой, а порядок быть должен, пребывание командира или бойца в населенном пункте обязано быть зафиксировано где надо и кем следует. В такой фиксации, правда, не было никакого толку вот уже лет десять — с того дня, как в обращение ввели личные карточки нового образца: теперь каждый воинский начальник подходящего ранга мог отследить местонахождение подчиненного с точностью до метра.
Однако, изменения в военной среде происходят небыстро, правила меняются редко, и отметиться в комендатуре все равно следовало.
Дверь, украшенную скромной табличкой «Военная комендатура Узла», старший сержант Бурзум распахнул рывком, напугав нечаянно стайку — человек семь или восемь — полурослиц. Полурослицы старшему сержанту немного досаждали: они вольготно расположились на ступеньках прямо у комендатуры, игнорируя столики расположенного неподалеку летнего кафе. Полурослицы мешали пройти, а также болтали и смеялись, причем орк автоматически отметил выраженный молдавский акцент.
Разумеется, ни акцент, ни беззаботная болтовня не были ни причиной, ни поводом: просто так совпало, пугливые хохотушки и внушительно-резкий дядя в форме.
Не то, чтобы в этом — не запугивании юных гражданок, а резком и порывистом поведении — была какая-то настоящая необходимость, но силушка молодецкая бурлила и требовала выхода, а еще Бурзуму страшно хотелось выполнить одно из первых настоящих поручений начальства как можно скорее и толковее.
Дежурный по комендатуре нашелся там, где и положено — на своем рабочем месте, за дежурным столом. Стол стоял внутри, соответственно, дежурной комнаты, ярко освещенной двумя потолочными светильниками. В довольно большом помещении было почти пусто: стол, стул, тумбочка с чайным набором и незаполненные стеллажи, да еще висел на положенном месте ареопаг: Маркс, Ленин, Сталин, Суслов, Шандыбин.
Все было бы хорошо, сиди дежурный правильно и как положено, но сидел он не лицом к двери, а, совершенно возмутительным образом, к ней же спиной. Точнее, прямо сейчас дежурный от двери отвернулся: на небольшой тумбочке закипал электрочайник, значит, следовало извлечь из ящика чашку с заранее насыпанной заваркой.
- Дежурный! - возмущенно, во всю мощь могучих легких, заорал Бурзум. - Что за безобразие на рабочем месте? Отставить гонять чаи!
Дверь, увлекаемая мощным пружинным доводчиком, громко захлопнулась. Искомый дежурный развернулся, не вставая со стула, и орку немедленно стало не по себе.
Отчего-то вспомнился лейтенант Нефедов, гонявший новобранцев в учебке, и его слова, сказанные давно и далеко, но, казалось, прямо здесь и сейчас. «Это залет, боец!» - всплыло где-то внутри, за мощными надбровными дугами.
- Исенмесез, херметле эти, - только и смог выдавить сквозь мигом пересохшие губы старший сержант государственной безопасности.
Мало того, что дежурный оказался не ожидаемым сержантом, то есть, на армейские деньги, тремя званиями ниже самого товарища Бурзума, а целым майором! Нет, еще дежурный был орк, причем из того же рода, что и сам возмутитель спокойствия (на последнее обстоятельство зримо указывала клановая татуировка, украшающая левую щеку комендантского майора). По всем законам и традициям, уставным и неписанным, Бурзум совершил ошибку, и ошибку страшно стыдную: свой своих не спознаша, да еще и нахамил старшему и по званию, и по роду.
- Утыр, улым, - майор орочьей национальности, против ожидания, немедленно ругаться не стал, а даже предложил присесть. - Чай эчясен? - и посмотрел с улыбкой лукавой, как когда-то Ильич на знаменитого Бобика, как бы говоря всем своим видом: «Э, иптэш Бобинский!»
