Чаще всего это просто конные патрули на перекрестках дорог, но все-таки раньше такого не наблюдалось, молодец Вирланд, милитаризует страну.
Таких постов на дорогах много, я высмотрел на пути еще один перекресток, телеги идут часто, конные и пешие тоже, такое оживленное место больше всего подходит для распространения слухов, особенно панических, я на огромной скорости промчался к самому патрулю и резко остановил арбогастра.
Он уперся всеми четырьмя, вспахав глубокие канавы в пять ярдов длиной, и мы остановились почти лицом к лицу к лениво расположившимися у костра патрульными.
Они вздрогнули, вскочили, но Бобик встал перед ними со зловеще распахнутой пастью и горящими багровым огнем глазами, и все застыли, страшась пошевелиться.
— Ну что, орлы, — сказал я так ласково, что все пятеро побледнели, вот-вот грохнутся от ужаса в беспамятство, — встречайте своего короля... Да-да, я уже не принц, а король. А через Тоннель сейчас идет сюда армия северных варваров, свирепых и жадных до богатств Сен-Мари... Мы разгромили Мунтвига, теперь здесь разнесем все... По моему приказу не оставят в живых ни одного, кто посмеет противиться их великому вождю Ричарду!.. Вот так и доигрались со своим герцогом Вирландом...
Не дожидаясь, пока кто-то пролепечет что-то в оправдание, я тронул коленями бока арбогастра, мысленно веля ему уйти на большой скорости, но так, чтобы у меня не оторвалась голова, а сам пригнулся к его шее.
Бобик все понял, и мы все трое буквально исчезли, а патрульные настолько застыли в ужасе, что вряд ли кто-то даже сможет указать, в какую сторону нас унесло.
Сделав полукруг, мы понеслись к Большому Хребту, держась в сторонке от дороги, что ведет к Тоннелю.
В десяти милях от зияющего черного отверстия высится густой лес, тянется, изредка прерываясь, почти через все Сен-Мари, и я еще издали сразу заметил на опушке знамена моей Непобедимой и Познавшей Радость Побед.
Как и указано Норберту, знамена то показываются из леса, то скрываются, якобы идет постоянная перегруппировка прибывающих войск. Блестит на солнце начищенное железо рыцарей в полных доспехах, молодец Норберт, сумел даже их провезти среди якобы товаров. Не рыцарей, конечно, доспехи, но его разведчики вполне сыграют надменных рыцарей-лордов, за которыми стоят многотысячные дружины.
Бобик унесся вперед, старается, это чтобы избежать надоевшего «Стой, кто идет?», разве не видно, что Бобик идет, а за ним обязательно притащится копытное с Великим Лордом на спине?
Патрульные все же выбежали навстречу, уважительно избегая столкновения с Бобиком, похожим на молодого резкого носорога. Один поспешно ухватил повод арбогастра, крикнул:
— Я держу, Ваше Величество!
Арбогастр даже не удостоил его взглядом, как же, удержит, а я соскочил на землю и пошел навстречу Норберту, что как эльф неслышно вышел из-за деревьев, коротко поклонился.
— Ваше Величество.
— Барон, — сказал я, — вам удалось провести на эту сторону даже больше людей, чем я ожидал!
— Но меньше, — ответил он, — чем хотелось бы мне. Граф Гуммельсберг сумел провести, к моему стыду, еше больше людей.
— Граф Гуммельсберг, — утешил я, — хитрый змей. А рыцари Ордена — люди честные, чистые и простодушные.
Он вздохнул.
— Потому их не подкупить, не уговорить, не задобрить.
— Как обстановка? — спросил я.
Мы медленно прошли между деревьями, где расположились люди Норберта, их сразу отличишь от блестящих рыцарей Альбрехта, как только он и уговорил их снять доспехи или прикрыть тряпьем простолюдинов.
Норберт поглядывал на меня с уважительным интересом, проговорил на ходу:
— Мои люди начали собирать сведения... И первое, что услышали, это панические слухи, что через Тоннель сюда уже вошла огромная армия диких северных варваров. Дескать, мы едим сырое мясо и одеваемся в шкуры. Интересно, кто такую клевету возводит? А еще мы огромные, как деревья, и свирепые, как волки! Ну ладно, это даже хорошо, почетно. В общем, эти звери разорят Сен-Мари и убьют жестокой смертью всех, кого увидят с оружием...
Я покачал головой.
— Какой невежественный народ. А еще высокая культура!
— Я тоже так подумал, — подтвердил он. — Правда, в этих одинаковых слухах уловил какие-то знакомые интонации.
— Ничего нет нового под луной, — ответил я. — Думаю, и в безлунные ночи тоже. А под солнцем так вообще одни повторы.
— Да, — согласился он. — Жизнь тоже повтор. К нашей удаче, эта странная паника уже нанесла Вир- ланду поражений больше, чем если бы мы обрушились всей мощью. Или, как вы говорите, со всей дури.
— Удача ни при чем, — ответил я с надлежащей самоуверенностью. — Это как бы интуитивный расчет, глубоко продуманный и потому спонтанный. Каков размер паники?
Он сказал довольно:
— Народ из армии Вирланда бежит уже не поодиночке, а целыми отрядами.
— Прекрасно, — сказал я, — а так называемое мирное население?
— Тоже бежит, — доложил он сокрушенно.
— Ничего, — сказал я, — вернется. В мирное время народ не трогают, все это понимают.
Он покачал головой.
— Но это вы здорово придумали, Ваше Величество. Это же ваших рук дело?
— Победа в информационной войне, — сказал я, — это весьма. Весьма, я бы сказал!.. Думаю, я в этом хорош.
— Еще бы, — ответил он. — Вы от воина все больше уходите к политикам. Наверное, на уровне короля это и правильно?
Воины распахнули перед нами полог шатра защитного цвета, ай да Норберт, как это он додумался, шатры всегда бывают только ярких праздничных расцветок, хорошо заметные издали...
— Даже королю, — сказал я с досадой, — непонятно, что делать с Тоннелем. Я поговорил с рыцарями Марешаля еще разок, но уже видно, Тоннель отказываются передать в мои руки. Дескать, служат миру и процветанию, потому армии не должны проходить через Тоннель ни в одну, ни в другую сторону.
Он сказал с неодобрением:
— Я думал, Орден Марешаля в руках герцога Готфрида...
— Герцог Готфрид, — напомнил я, — всего лишь верховный магистр. Решения принимает обычно совет магистров, а мы... гм... недостаточно вчитались в устав Ордена.
— А что там не так?
Я ответил, морщась:
— Там все так, это мы не так. Устав прекрасен!..Даже слишком. Но мы живем не на самой прекрасной земле. И если будем стараться ходить только по чистому, вообще нельзя за порог.
— Значит, — спросил он, — повлиять на их решение никак? Чтобы передали Тоннель снова в ваши руки?
— Не получится, — ответил я. — Это же ломать устав!.. Нет, они чувствуют себя правыми.
Он пробормотал:
— Вообще-то они и есть правы, но что делать...
— Не знаю, — сказал я. — Не знаю, что и как делать, к тому же проклятое время работает против нас. Пошлите за Альбрехтом, надо будет посмотреть диспозицию.
Полог отлетел в сторону, Альбрехт вошел во всем блеске могущественного графа: доспехи из Вестготии, синеватая сталь лучшей выделки, все сочленения подогнаны с минимальными зазорами, на кирасе насечка изумительно филигранного рисунка морды оскаленного льва, широкий кожаный пояс укрыт серебряными бляхами, ноги упрятаны в сталь, а за обладание такими сапогами короли могут начать войну.
— Впечатляет, — сказал я с чувством. — И другие такие же?
Он горделиво наклонил голову.
— Ваше Величество... Я не мог не оправдать ваши ожидания.
— Вы их превзошли, — заверил я. — Информационная атака уже вносит жестокое смятение в ряды противника, уцелевшие бегут, фанатики клянутся умереть, но не сойти с места, что нас устраивает. А сейчас давайте посмотрим на карту.
Норберт выглянул, проверил, как бдит стража, дело чрезвычайно важное, никто из посторонних не должен услышать хотя бы слово.
— Ваше Величество, мы готовы.
Я кивнул на карту, что заняла всю столешницу.
— Это Сен-Мари, если кто уже забыл. Красным я отметил замки и крепости, которые в свое время передал своим наиболее отличившимся рыцарям и военачальникам.
Альбрехт проронил первым:
— Понятно. Теперь снова наши. А эти вот... коричневые?
— Коричневым те, — сказал я, — хозяева которых рьяно поддержали Кейдана. Патриотов среди них нет, успокойтесь. Это шкурники, при Кейдане катались как сыр в масле, потому и драли за него глотки. В изгнание за ним не последовали.
Норберт помалкивал, Альберт сказал снова:
— Понятно. Этих тоже. А эти, которые со знаком вопроса?
— Это просто поддержавшие мятеж Вирланда, — сказал я. — Среди них есть и достойные люди, потому... хотя вообще-то сперва будем придерживаться своих интересов, а уже потом примем во внимание все остальное.
Норберт проронил:
— Своих... до какой границы?
— С кораблей высадятся преданные мне люди, — объяснил я. — Часть из них отличилась весьма... Не только ради них самих, но и для бодрости духа армии их нужно наградить.
Альбрехт заметил холодно:
