Было не больно, он не обосрался в последний миг своей жизни, во всяком случае он это не чувствовал. Чувствовал только разбитое колено. И не мог пошевелить ногой. И Под спиной что-то жесткое мешало спокойно уйти за грань.
— Как ноги?
— А что ноги? — осмотрев своё угасшее тело внимательно, Пётр увидел, что раздавлен и убит он не весь — под дверь попали только ноги. Одна шевелилась, а вторая оставалась неподвижна как Пётр ею не пытался пошевелить.
— Все разом, взялись!
— Погодите! Не сейчас! — скомандовал Фролов и неимоверным усилием выдернул заблокированную ногу. Без ботинка. Его любимый НАТОвский ботинок остался во власти торцевой двери. — Вот теперь поднимайте!
— Зачем? Ты ж вылез уже?
— Я не весь. Там мне ботинок ампутировало.
— Взялись, одну сторону поднимает и кантуем в ту сторону! Отбегаем!
Упавшая в сторону дверь гулко бахнула и подарила всем стоящим рядышком новую порцию пыли в лица и рты. Все смотрели на то место, где до этого лежали в обнимку Фролов и стальная дверь. Оказалось, что не совсем ровный слой остатков груза там, где лежал Пётр, образовывал ложбину, в которую попали его ноги.
— Нормально так ты по краю прошел.
— Ну вас в задницу с такими прогулками! Я в эти игры больше не играю! Сами испытывайте свою установку. Мне она не нравится!
Глава 14 Козлы и горки
Змея-Горыныча было решено продолжать эксплуатировать в экспериментальном режиме. Очистка — огонь, потери минимальные. Авиационный керосин стоит меньше, чем бригада рабочих в круглосуточном режиме. Повреждения вагонов случались, но настолько часто, чтобы переживать по этому поводу. Улетающие люки вешали на место, а двери вроде больше не улетали, стоило снизить мощность струи. Беда пришла откуда не ждали: население окрестных домов сильно возмутилось новой технологией. Казалось бы — два километра от микрорайона до завода! Чего там вздрагивать, всего один реактивный двигатель, и даже без форсажа. Ну да, зато часто, и помногу. Вот Фролову же не мешает этот вой днем и ночью! Только по ночам иногда снится летающая дверь. Но возмущение народа оказалось так велико, что городские власти пошли у него на поводу. А может дело было в приближающихся демократических выборах мэра города? Так или иначе, начальнику цеха на очередной планёрке велели разобрать установку и больше не пугать население. А зимой? А зимой можно — печи останавливать не дадут никому.
Металлургия, особенно черная, это ни разу не тихое производство. Хотя не такое уж вредное, если с цветной сравнивать. На прошло и двух месяцев, да даже один еще не прошел толком, а в железнодорожном цеху новое приключение. Плановое и одобренное начальством. За что Фролов полюбил свою новую работу — тут начальство сильно не заморачивалось с бюрократией и всякими утверждениями, согласованиями, рассмотрениями. Чувак подписался, чувак пообещал, что у него получится — так пусть старается — вдруг реально получится. И порой получалось, но не всегда. При этом, если фиаско не было эпичным, новатора не гнобили, не выгоняли с завода, давая шанс реабилитироваться.
Говорят, в Японии еще в семидесятые поняли, что оплачивать надо все, даже самые тупые и мертворожденные начинания работяг. Тогда они в конце концов родят что-то дельное. На Чермете с вознаграждением было не очень, зато и наказывать не спешили. А всякие пугалки про бандитов, бросающих в ковш неугодных и незадачливых… Если всех незадачливых бросать в ковш, кто работать будет? В черную металлургию по определению успешные не идут.
Ковш — это что-то среднее между чугунным котлом и термосом для супа, только без крышки и на железнодорожных тележках. На Чермете использовались самые маленькие, конические ковши, похожие на напёрстки ёмкостью восемьдесят тонн. Мощный стальной корпус, внутреннее покрытие из специального огнеупорного кирпича и футировка — особая «штукатурка» с высокой теплоизолирующей способностью. Когда из печи идет выпуск чугуна, ковши по очереди подставляют под разливку, а потом полные маневровый тепловоз везет в цех разливки. Там ковши подгоняют к разливочной машине, подключают к электропитанию, а потом ковш сам наклоняется и изливает своё содержимое в машину, которая разливает жидкий чугун тонкой струйкой на ленту с углублениями. Пока транспортерная лента доползет до точки опрокидывания, чугун уже застывает, и красная чушка падает из формочки вниз, в следующий вагон — корыто для товарного чугуна.
А что будет, если ковш вовремя не доедет до разливочной машины? Например, сойдет с рельс или попадет в очередь к неисправной разливке и застрянет в ожидании слива? Да ясно что — чугун в полном соответствии с законами термодинамики поделится тепловой энергией с окружающей средой или иным днём недели. И превратится в «козла» — слиток массой… не угадали, не восемьдесят тонн, а примерно в сотню с хвостиком. Потому что сам ковш намертво прилипнет к слитку. Когда таких памятников нерасторопности накопилось штук пятнадцать, когда оказалось, что запасных ковшей не так много, было решено что-то делать. А тут еще и мысль, что «козел» это, между прочим, тот самый чугун, который продать хотели. Больше тысячи тонн по двести баксов за тонну… это что, двести тысяч долларов стоит на пустыре как памятник и немой укор?
— Пилите, Шура, они почти золотые!
— Чем пилить?
— Бейте, только аккуратно.
Бить начали тем же предметом, каким ломают дома — копиром, подвешенным к стреле крана. Ювелирное постукивание, как оказалось, превращает в труху внутреннюю изолирующую оболочку, зато спасает стальной котел ковша. Ура! Остаётся поставить ковш на тележку, снова обложить кирпичом и обмазать — ковши спасли. Осталось дело за малым — порезать на кусочки и закинуть в печь по второму разу пятнадцать восьмидесятитонных «козлов».
Никто не знает точно, кто это придумал, но про саму реализацию смелого проекта прослышали многие. И немудрено — слитки было решено взрывать. Газовыми резаками бурилось несколько отверстий под закладку аммонитных зарядов. Приглашенные специалисты плевались и тыкали пальцами в места будущих шурфов. Они впервые сталкивались с подрывом таких объектов. Скала, здание, труда или мост — тут всё понятно. Про мосты вообще все всё знают еще из уроков мужества в школе. А вот чугунные «козлы» у взрывников были первыми. Как сказал их начальник, пойдем от простого к сложному, то есть сначала обколем пациента по минимуму, если он не заметит воздействия, будем увеличивать дозу.
«Пациент» заметил, заметили все, кто прятался в траншее на шламовом полигоне, те кто работал в цехах, примыкающих к пустырю. А жители Тульского района Криволучье услышали. Со стороны Чермета, где по заводу летают их хреновы истребители, долетел звук взрыва и половинка «козла». Если по чести говорить, то половинка сильно не долетела, вспорхнула меньше, чем на километр. Да и не половинка, а скорее четверть. Как если бы мама нарезала пасхальный кулич, а глупенький ребенок швырнул его в своего брата. Кстати да! Фролов понял, что ему напоминают это козлы — куличи!
— Вы что… !
Передавать весь текст официального обращения к взрывникам, которое начальник цеха им зачитал без бумажки нет смысла. В простой и доходчивой форме он попенял им на непрофессионализм, мутации верхних конечностей, не совсем естественное происхождение и отсутствие головного мозга где бы то ни было в их организмах. Лузгин пообещал меры репрессивного, отчасти сексуального, воздействия к специалистам, их начальству, родственникам и даже домашним животным. Но всё это было бесполезно, ибо слух вернулся ко всем участниками зрителям мероприятия несколько позже, минут через пять.
Самое смешное, что гораздо позже, на заводском селекторном совещании главный инженер высказал в адрес Лузгина практически тот же список претензий и угроз. В оправдание железнодорожников можно было сказать только одно — большая часть чугуна из «козла» осталась на заводе. Просто кое-что надо было выковырнуть из стены одного цеха. И второе, принципиально всё было верно — просто путь от простого к сложному пошел чуток не туда. Думали, вон чего, а оказалось, вообще не так. Для разрыва чугунного слитка требуется гораздо меньше отверстий, времени и зарядов взрывчатки. Ура, товарищи!
