Вот сейчас неплохо было бы, если б щенячье исчадие Тьмы вгрызлось бы в глотку кикиморе. А он только тявкает и тявкает где-то.
Кикимора, тряхнув меня, как куклу, повалила и прижала к земле. В паре сантиметров от моего носа раскрылась ужасная клыкастая пасть.
— Смердящ-щ-щий свет, — прошипел я.
Сейчас снова скажу, что не Хмарок, и тогда мне точно конец. Ну же, Всеволод, варварская твоя задница, включай мозги! Что должен сказать девколюб, который гулял несколько столетий на стороне?
Нужно подобрать слова, которые сразу же дадут начало деловой беседе. Что-то остроумное, и в то же время нестандартное, что подстегнёт в ней рассудок и прекратит истерику.
— Мавшенька, радость моя, — выдавил я, — Это не то, о чём ты подумала.
Кикимора закрыла пасть, снова открыла… Кажется, в этой Вселенной это не те слова.
Но этой заминки мне хватило, чтобы вывернуться, захватив её лапу ногами и уперевшись пятками в морду. Всего-то и надо заломить конечность до смачного хруста, и тогда она уже ничего и никогда не сможет сделать этой лапой.
Кикимора легко подняла меня над головой и снова шарахнула об землю, будто не почувствовала моего веса. Искры ударили из глаз, мир зазвенел на все лады, и я распластался, раскинув руки.
Несколько мгновений я таращился в голубое небо. Да, задачка оказалась нелёгкой… Какое там каплю крови, я тут сейчас несколько вёдер бросской крови спасти не могу.
— Во имя Моркаты! — яростный крик Креоны едва донёсся сквозь тяжёлый гул в моей голове.
Краем глаза я видел, как из травы выбежала чародейка. Она вскинула руки, растопырила пальцы… Голубой огонь вспыхнул в её глазах, заискрился воздух.
И тут же колдунью смачной струёй воды унесло обратно — только осыпался иней с травы, в которой она исчезла.
— А вот этой шлюхи мне тут не надо, — процедила кикимора и сделала шаг в ту сторону, где исчезла колдунья, — Пусть сидит у себя на Севере!
Кое-как очухавшись, я перехватил её заднюю лапу.
— Стоять, любовь моя!
— А⁈ — чудище явно растерялось, — Любовь?
Призвав Тьму, я снова ощутил огненную ярость в крови. С рыком рванул кикимору на себя, но подтащить её не получилось, зато к чудищу подтянулся я сам.
Кикимора повернулась, выпуская мне в лицо струю… и просто обрызгала меня слюнями.
— Тфу-тфу-тфу! — её язык беспомощно болтался между высохших крокодильих губ, но мощная струя так и не появилась.
Она непроизвольно коснулась пасти когтистой лапой, и с морды вместе с высохшими водорослями посыпалась чешуя. На здоровый симптом это было непохоже.
— Ага, — оскалился я, — Так значит, богиня, на тебя действуют те же законы⁈
Было прекрасно видно, что силы кикиморы на исходе. И я просто запрыгнул ей на спину, пытаясь заломить передние лапы. Буду держать её до полного бессилия, пока не высохнет.
* * *
Тёмный Жрец знает, что боги не могут быть долго в мире смертных. В своём обличье это для них вообще считанные минуты… А вот так, захватив чей-то разум, как у кикиморы, например, время увеличивалось.
Но всё равно божественный предел имел границы, это закон мироздания. Смертным дан выбор, и боги могут влиять на мир смертных только через решения и веру самих смертных.
В том же трактате, где я это вычитал, было написано, что боги могут переродиться в облике человека, если им прямо позарез надо направить свернувших куда-то не туда последователей. Тогда боги могут даже прожить на земле целую человеческую жизнь, правда, ограниченную силами человека.
Странно, почему меня тогда не удивило, что речь шла о множестве богов? Я ведь уже знал, что есть только Небо и Бездна.
* * *
Мавша в своей ярости, видимо, заигралась…
Кикимора зашаталась подо мной. Нервно закрутила головой, хватая воздух клыкастой пастью — явно вспомнила, что вокруг чистое поле, и вода далеко.
— Лежать, гря…
Договорить мне не дали. Извернувшись, кикимора просто воткнула когти мне в лопатку, а потом зашвырнула в кусты. Да, рано я расслабился.
Но чуяла моя варварская нежность, что у меня появились шансы победить в бою. Покувыркавшись в мягкой траве, я застонал от боли в спине, потом кое-как поднялся и, пошатываясь, попёр обратно.
— А ну, стоять! — заорал я, раздвигая стебли, — Я тебе ска…
Я застыл, оборвавшись на полуслове. Кикимора шуршала впереди, подтягивая грузное тело, и тяжело дышала. А вот рядом с ней…
— Кикушка моя! — над чудищем склонилась небывалой красоты девушка.
Падали на плечи светло-серые волосы с отливом цвета морской волны. Одета она была в длинную лазурную тунику, прозрачную, как морская волна, и открывающую виды на изгибы женского тела. И в то же время ничего нельзя было разглядеть — при попытках вглядеться ткань будто покрывалось пеной из эротичных кружев, гуляющих по всему платью.
Чем-то она напоминала нашу чародейку… Да опомнись ты, Всеволод — Креона в сравнении с этой красоткой просто щепка худосочная. А у этой, как говорят, кровь с молоком… то есть, с морской водой.
— Кикушка! — девушка хватала кикимору за наросты на крокодиловой коже, за лапы, и пыталась её чуть-чуть подтащить, — Ох, кика моя, прости! Какая же я дура!
Вид прекрасной девы, квохчущей над уродливым чудищем, как наседка, вдруг охладил мою ярость похлеще магической струи. Эта махина с клыками и когтями чуть меня не укокошила секунду назад, а тут над ней слёзы льют и целуют прямо в крокодилью морду.
Впрочем, я уже догадался, кого вижу. И даже чуть не присвистнул — так вот ты какая, Мавша…
Ну, теперь-то я понимал этого Хмарока, или Хморока — да без разницы. Злополучную Сияну я ещё не видел, но уже однозначно мог сказать, что с персиками у Мавши было всё в порядке. С дынями, если уж быть точнее.
Да, я нагло уставился, но дело было не только в её красоте. Просто реальное существование ещё одного бога ломало мои устои, я не мог до конца это принять, вот и таращил глаза. Сражаться с богиней у меня и в мыслях не было, тем более, долго она тут не пробудет.
Кстати, о пределах…
Мой предел оказался гораздо ближе, чем я думал — как-то неожиданно тело напомнило о том, что оно из себя сейчас представляет сплошную рану. В плече, на груди и, кажется, на спине рваные раны, с которых так и сочилась кровь. Везде синяки, да ещё вроде пара рёбер сломаны.
— Не отвлекаю? — проворчал я, тяжело осев на землю.
Мавша резко обернулась, округлив глаза. На её щеках застыли слёзы.
— Я тебе не отдам мою кикушку, — она встала между мной и чудищем, — Решил так отомстить мне, да? Забрать её силу? Я всегда знала, что…
Вот истинно женская логика. Сначала «кикушка» чуть меня не съела, а теперь «я тебе её не отдам». Это уже начинало раздражать…
— Я ещё раз повто… о-о-ох! — я хотел рявкнуть, но грудь отозвалась болью, — Да не Хмарок я…
— А почему же мы говорим? — Мавша прищурилась, кивнув в сторону.
Я присмотрелся. И вправду… Трава снова замерла, не шелохнувшись, двигались только стебли, которые я приминал. Воздух стоял, как в самую жаркую безветренную погоду. Прямо над нами в небе, распластав крылья, застыл ястреб.
— Но я…
Мне не дали договорить. Кикимора сделала ещё движение, подтягивая себя — чуть приподнялась на передних лапах и окончательно рухнула, шлёпнув пастью по земле и клацнув зубами. Прогудел последний тяжёлый вздох, её язык вывалился… и больше спина чудища уже не вздымалась.
— Кикушка!!! — Мавша бросилась к ней, стала тянуть, тащить куда-то вперёд.
Правда, выглядело это так, как и должно было выглядеть, если девушка вздумает тянуть лежащего быка. Туша чудища не сдвинулась ни на сантиметр.
Я сделал попытку встать, и у меня пока что особо не получалось. Надо идти к барду с колдуньей, а потом опять искать эту лучевийскую девчонку. Надеюсь, её-то кикимора не сожрала?
Ещё одна попытка подняться, как вдруг передо мной оказалась грудь, скрытая полупрозрачными складками туники. Грудь маняще колыхнулась, когда Мавша упала передо мной на колени и, схватив меня за плечи, чуть не упёрлась лбом в мой лоб. Прямо передо мной горели надеждой зрачки кораллового цвета.