тебе на заседании комитета делать нечего.
Комсорг хмыкнул и добавил:
— Когда получишь медаль, я лично внесу предложение объявить тебе благодарность от лица комитета комсомола школы. А сегодня у нас на повестке такого вопроса нет.
* * *
Я отошёл от кабинета математики меньше чем на десяток метров, когда меня окликнул Полковник. Голос Снежного прозвучал негромко. Но сейчас его не заглушали голоса школьников. В школьном коридоре уже не шаркала шваброй техничка — она ворчала сейчас внизу, на первом этаже. Я обернулся — увидел догонявшего меня директора школы. Сообразил, что Михаил Андреевич на комсомольском собрании в моём присутствии не произнёс ни слова. Но всё же отметил, что Полковник на сборище комитета не слился с фоном. Я постоянно ощущал его молчаливое присутствие, пока находился в кабинете математики. Не сомневался: комсомольцы толкали речи тоже с оглядкой на него. Понял, что ни тогда, ни сейчас я не чувствовал в пристальном взгляде директора школы ни недовольства, ни осуждения.
— Постой, Иван, — повторил Полковник.
Я поднял руки на уровень груди.
— Стою, Михаил Андреевич.
— Идём в мой кабинет, — сказал Снежный. — Выпьем чаю.
Он прошёл мимо меня. Я не ответил: сообразил, что директор меня ни о чём не спросил — его слова больше походили на приказ. Но всё же кивнул и поспешил следом за Полковником.
* * *
Михаил Андреевич поставил передо мной керамическую чашку с парой щербинок на ручке. Придвинул ко мне сахарницу, из которой выглядывала чайная ложка. Бросил на металлический поднос покрытый тонким слоем накипи кипятильник — маленький, компактный, похожий на тот, каким я в прошлой жизни кипятил воду в комнате институтского общежития. Заполнивший директорский кабинет чайный аромат напомнил о моих визитах в эту комнату третьего декабря. Тогда здесь тоже пахло крепким чаем. Вот только в тот день здесь было многолюдно. И не так тихо, как сейчас. Я согрел пальцы о чашку. Следил за хозяином кабинета. Снежный прошёл на своё рабочее место — под его весом заскрипел деревянный стул. Полковник выдвинул ящик письменного стола, вынул из него новенький футляр для очков, положил его около сахарницы.
— Это тебе, — сказал он. — Подарок. На Новый год.
— Спасибо.
Я взял футляр — почувствовал, что тот не пуст.
— Открой, — сказал Михаил Андреевич.
Он щедро насыпал себе в чашку сахар — без помощи ложки, на глазок. Смотрел на меня выжидающе, словно дожидался моей реакции на подарок. Я бережно раскрыл футляр, увидел внутри него очки. В свете ламп блеснули толстые линзы. Я взял очки в руку, скрипнул шарнирами дужек. Разглядывал их под аккомпанемент монотонного постукивания ложки. Провёл пальцем по тёмно-коричневой оправе. Отметил, что стёкла крепились к верхней части оправы — нижняя часть рамки отсутствовала. Прикоснулся к соединявшему обрезанные рамки толстому мосту. Мысленно признал, что подарок выглядел «стильно, модно и молодёжно» — в сравнении с тем экземпляром, что красовался сейчас на моём лице. Я улыбнулся. Потому что память подсказала: похожую оправу я видел на герое фильма режиссера Леонида Гайдая «Кавказская пленница, или Новые приключения Шурика».
— Ух, ты, — вполне искренне восхитился я.
Взглянул на директора и заявил:
— Я такие в нашем магазине не видел.
Михаил Андреевич хмыкнул.
— Сослуживец прислал, — сообщил он. — Из Москвы.
Снежный указал чайной ложкой на очки в моей руке.
— Примерь, — велел он.
Я послушно выполнил его просьбу. Обнаружил, что стёкла в подарке — не простые стекляшки. Оптическая сила в линзах подаренных очков по ощущениям не отличалась от той, что была в моих. Гладкая оправа приятно холодила кожу. Я посмотрел на довольное лицо директора школы.
Полковник ответил на мой немой вопрос:
— Жена. С твоей мамой консультировалась. По телефону. Ещё тогда. После того четверга.
Я убрал подарок в футляр — нацепил старые очки, показавшиеся мне вдруг тяжеленными.
— Михаил Андреевич…
Полковник поднял руку.
— Перестань, Крылов! — сказал он. — Это Галина идея. Новые очки. Вместо тех, сломанных. Она всё это организовала. Подарок для тебя. Обидится, если не возьмёшь. Ты её знаешь.
Михаил Андреевич хмыкнул, шумно отхлебнул из чашки — не сводил с меня глаз.
Я вздохнул, кивнул головой.
— Знаю.
И добавил:
— Спасибо.
Сунул футляр в карман куртки.
— Не представляю, чем буду отдариваться, — сказал я.
— Уже, — сказал Полковник.
— Что, уже?
— Это мы отдариваемся, — сказал директор школы. — За тот четверг. Группа «А» готовилась штурмовать. Ожидали потери среди детей. Других вариантов не было. А тут ты. Рискнул. Но у тебя получилось. Спасибо. Очки — это не потеря. Купили новые.
Он пожал плечами. Полковник снова сделал шумный глоток, ткнул себя не вынутой из чашки ложкой в щёку. Я пока не решился пить чай: опасался обжечь язык. Но ложку я аккуратно положил на поднос около кипятильника. Тишину нарушало монотонное тиканье настенных часов.
— Кстати, Крылов, — сказал директор школы. — Раз уж ты здесь. Спрошу тебя о твоей однокласснице. Об Алине Волковой.
Я поинтересовался:
— Она и к вам подходила?
— Кто? Волкова? Зачем?
— Говорила по поводу комсомольского собрания, — сказал я. — Просила вас за меня заступиться?
Михаил Андреевич откинулся на спинку стула — та жалобно застонала.
— Не разговаривал с ней, — сказал он. — По этому поводу. А собиралась попросить?
Я пожал плечами.
— Не знаю. Могла. Наверное.
Заметил, что перенял манеру Полковника говорить короткими фразами.
— Не говорил с ней, — повторил Снежный. — На эту тему. А вот к тебе разговор есть. У меня.
Директор школы выдержал паузу — смотрел мне в глаза.
— Будь осторожен, Крылов, — сказал он. — С Алиной Волковой.
Я не отвёл глаз, но приподнял брови и произнёс:
— Не понял вас, Михаил Андреевич. В чём именно мне быть осторожным?
— Девчонка влюблена в тебя…
— Михаил Андреевич…
— Влюблена, — повторил Полковник. — Галя такое видит. Не ошибается.
Директор школы качнул головой.
— Она сказала: ты изменился, Крылов. Очень. За лето. Повзрослел. Стал самоуверенным.
Снежный дёрнул плечом.
— Волкова романтик, — сказал он. — Ранимая. Будь с ней осторожен. Не навреди.
Я ответил:
— Постараюсь, Михаил Андреевич.
— И ещё, Иван, — сказал Полковник. — У вас скоро выпускные экзамены. И поступление в институт. Не знаю, какие у тебя планы. На Волкову. Но…
Я улыбнулся.
—
