Филч же и вовсе души в нас не чаял после того, как стало известно, что это мы изгнали Пивза. Сперва он просто оставлял нам палочки. А потом, видя, что мы все равно не знаем нужных заклинаний, принес учебник по волшебному домоводству. О! Это быстро стали наши любимые отработки! Хотя, конечно, самим изучать новое заклинание — то еще развлечение.
Но бронзово–синих мы переупрямили. К Йолю с Невиллом уже почти никто не связывался. Окончательно дело решил директор, который лично побеседовал с факультетом. Старшекурсники сделали вид, что идут на уступки (никого не обманули, конечно, но самообман, он всегда прост и сладок). А от домовиков я узнала, что директор дал им задание обо всех ситуациях, схожих с этой некрасивой историей, докладывать деканам факультетов. Особо злобных шутников ждало отчисление. Ну вот, сразу бы так!
***
На каникулы мы разъехались по домам.
Мальчишек забрали камином родственники, а я поехала на поезде.
Купила с тележки несколько волшебных сладостей родителям. Будет что сунуть в рождественский носок у камина. Разумеется, никаких шоколадных лягушек или мармелада «в желудке прыгают, ногами дрыгают», равно как и драже с противными вкусами. Нет, сладость должна радость приносить. Долго ковырялась в ассортименте. Несколько раз переспрашивала, можно ли такое есть магглам. Выбрала пару сахарных перьев, мешочек шоколадных котелков, с начинкой из старого Огденского (вообще, я бы и сама такое съела — люблю шоколад с ликером, но тетка согласилась продать только под заверения, что это для папы. Оказывается, первокурсникам такого нельзя.), перечных чертиков, от которых на миг выдыхаешь огонь, и летучих шипучек, заставляющих съевшего их, подняться на пару сантиметров от земли и несколько минут повисеть в воздухе. Сдачи у тетки не было, и она дала мне жвачку Друбблз. Я тут же ее распечатала. Захотелось вспомнить золотое детство. Жвачка… тогда это было нереально круто.
Вкладыша не было. Жаль.
Когда я надула пузырь, раздался легкий хлопок. Словно микровзрыв у моих губ. Пузырь оторвался и полетел дальше. Когда подъезжали к Лондону, с десяток таких пузырей летал по вагону. Еще один я с руганью отлепляла от волос. Летающая жвачка — это оказалось не так весело, как выглядело сначала. Нет, не получается. Проще состричь. Состричь… А это вообще идея!
Миссис Грейнджер только ахнула, увидев мой хвостик, облепленный синей жвачкой.
Прямо не доезжая до дома меня и постригли. Ура! Наконец–то не мыкаться с косичками–хвостиками каждое утро. Жалко, что Гермионина мама так расстроилась, но свои нервы дороже.
Рождество прошло великолепно. Я правда успела подотвыкнуть от мистера и миссис Грейнджер. Но было так тепло и уютно, такое ощущение дома, что я очень быстро перестала совершать над собой усилие, называя их «папа» и «мама» автоматически. Сказалось еще, конечно то, что это другой язык и другое звучание. Потому что свою маму я тоже забыть не могла, как и не мог ее никто заменить.
Периодически к нам в гости заезжали какие–то родственники. Я дичилась, отсиживаясь в комнате. Но это оказалось вполне в моем характере, плюс новая школа и новая прическа. В общем, от меня никто ничего не требовал, и каникулы проходили быстро, как проходит всякое счастливое и беззаботное время.
До тех пор, пока мы основательно не приступили к магическим сладостям.
Котелки с Огденским родители оценили. А вот штука, от которой взлетаешь, не понравилась на вкус. Мне, кстати, тоже не очень. Но вот летучий эффект… Я подпрыгивала, я совершала огромные прыжки в длину, я переворачивалась кверху ногами и со смехом падала на постель… А потом оказалось, что у меня аллергия на жала веретенницы. Спасибо профессору Дожу! Благодаря ему все маггловоспитанные знали, где находится больница св. Мунго и как туда попасть. Перепуганные родители вручили мне гантель в руки (аллергия выражается в том, что эффект невесомости не спадает со временем) и с предосторожностями усадили в машину.
В Мунго работают мастера своего дела. Меня моментально вернули на землю. Но дома папа все магические сладости[41] запер под замок. А летучие шипучки вовсе спустил в унитаз.
И очень зря это сделал. Потому что унитаз взлетел в воздух. А через пару минут рухнул обратно, расколовшись на несколько кусков.
Мастера, демонтируя старый унитаз что–то бурчали про придурков, бросающих петарды куда не надо. Папа пламенел щеками и ушами. Я на следующий день отправлялась в Хогвартс.
Так родители впервые поближе познакомились с магическим миром.
***
Ехала в поезде. Представляла, что мне выскажет Лаванда.
Браун оказалась чудесной девушкой. Была в ней, конечно, некоторая склонность к сплетням, но это чуть ли не единственный ее недостаток. Хозяйственная, заботливая, она стала нашей хозяюшкой, взяв всех раздолбаев под крыло. Напоминала о чем–то рассеянному Невиллу, когда у него краснела напоминалка, относила бутерброды «зельеварам», когда те на все выходные убегали к мистеру Гринграссу в подземелья и забывали про обед. Она завела чайничек, и поутру не надо было думать, что там с перекусом — все уже заварено и сервировано. Разъясняла нам про бытовые чары, особенно полезные на Филчевых отработках. Пыталась привить мне, Поттеру и Винсенту всякие модные глупости. Думаю, она стала бы стилистом Поттера, если бы того не усыновил мистер Блэк. Тот оказался тем еще модником. С момента возвращения от невыразимцев Гарри щеголял в новой одежде, явно пошитой на заказ. Так что теперь гардеробоспасительные проповеди читают только нам с Винсентом. А на Рождество, в смысле, на Йоль, Лаванда прислала мне волшебный гребешок, который сам заплетает косу. Только косу, никаких сверхнавороченных причесок, но и это сильно облегчило бы мне жизнь. Если бы я уже не посетила парикмахерскую, решив проблему радикально. Кстати, о подарках на Йоль. Малфой как всегда шиканул — прислал мне красивейшую сову. Даже неловко принимать такой дорогой подарок. Но и отказаться нельзя. Назвала его Буба. Почти так звучит «филин» на латыни. Хоть у меня и сова, но он же мужского рода. В общем, считайте, что фантазия сбойнула. Насыпая ему корм всегда напеваю: «Я Буба Касторский». Просто поделать с собой ничего не могу. Почему у Малфоевского подарка такое выражение морды, словно он родился на Привозе?! А уж как он курочку любит…
Я сама, как и остальные, слала открытки, перья и сладости. А Поттер ничего не прислал. И думаю, что не только мне.
Ну, так и есть. Первое, что я услышала в гостиной — его покаянную речь. Не догадался.
— Да ладно тебе, Гарри! — широко улыбнулась я. — Будет еще и двадцать третье февраля, и восьмое марта!
И только в своей комнате поняла, чего сказанула. Мягко говоря, не всебританские праздники.
Но придумать хоть какие–нибудь объяснения не хватило времени — меня увидела Лаванда. Она так остро восприняла мою короткую прическу, словно это ее чудесные косы состригли. До самого Бельтейна (который почему–то называется в магической школе Пасхальными каникулами) я под ее назойливое зудение пила зелья, расчесывалась специальным гребешком и делала притирания. Состав зелий и притираний не хочу даже уточнять. В местной зельеварне даже среди простейших зелий нет ни одного чисто травяного. Обязательно нужно добавить какую–нибудь дрянь животного происхождения.
Волосы отросли даже длиннее, чем прежде. Я старательно пользовалась гребешком, заплетающим их в тугую косу.
Быт налаживался. Рутина формировалась. Оказывается, даже уроки магии могут стать монотонной обыденностью.
Кстати, мерить домашку рулонами учителя не перестали. Только то, что задавал на вечер профессор Дож было на самом деле интересно выполнять. По случаю заметила, что и читать их не интересно, а потому не все профессора тщательно проверяют ученические работы. Я по истории магии в середине рулона по ошибке один абзац записала два раза. А переписывать заново поленилась. Так и сдала. Вышло длиннее, чем было задано. Я папиной рулеткой смерила. Боялась вообще не засчитают. В идеале надеялась на «С». Получила обратно с оценкой «П». Этим можно пользоваться. Ну, по крайней мере, когда сильно лениво.
Вообще, удивительное дело. Год начался с чехарды, а дальше все пошло спокойно и организованно. Или это со сменой директора было связано?
Весна разогнала и английский сплин, и наше образовательное рвение.
Ну, я‑то, честно сказать, и зимой над книгами не очень чахла. Вот на тренировках загонялась, бывало. Но всегда было кому вытащить меня за шкирку, накормить ужином и настропалить против вредного портрета, усы и рожки ему пририсовывать, или рыдающего привидения, вдруг повадившегося пугать первоклашек в туалетах.
Казалось бы, с нарисованными тетками мы сталкиваемся впервые, а опыт укрощения дурной эктоплазмы, наоборот, имеем. Но укротить портрет оказалось куда проще, чем выяснить, с чего вдруг разбушевалась давно умершая девочка.
