Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – монарх

Они переглянулись. Альбрехт пробормотал:

— Два дня — и уже засиделись. Ну и требования у нашего сюзерена...

Кейдан еще с корабля увидел шатер и при нем свое знамя короля Сен-Мари, что заставило его забыть да­же о морской качке. На землю не сошел, а почти сбе­жал, роняя достоинство сюзерена Сен-Мари.

За ним едва поспевали Боэмунд и Алан, а я велел послать к нему посыльного с уведомлением, что не­медленно начинаем поход на столицу.

Альбрехт напомнил ревниво:

— Пусть добавит, столица сдается без боя. А то ко­роль начнет прятаться в задних рядах, а вам же нуж­но, чтобы ехал впереди?

— Не совсем впереди, — уточнил я, — но на виду.

Альбрехт сказал с нажимом:

— Ваше Величество, вам нужно сменить одежду. Сейчас вы не в бою, хоть и в бой в таком виде не хо­дят, это же унизить противника, но при въезде в сто­лицу покоренного королевства... вас должны видеть во всем блеске.

Норберт смолчал, но я видел, что начальник во­енной разведки согласен. Стальграф и рейнграф про­молчали, лица суровые и каменные, в глазах полное безразличие к такому важному вопросу.

— Граф, — прервал я, — конечно же, я весьма долго и напряженно размышлял над такими поистине опре­деляющими вопросами, что надеть и что съесть, чтоб похудеть. Второй пока неразрешим, но когда-то над ним будет ломать голову чуть ли не все человечество, а с первым мне дано озарение свыше...

Альбрехт сказал безнадежным голосом:

— Если озарение, то понятно...

— Рад за вас, — сказал я бодро. — Вы угадали, я для этого случая надену полные рыцарские доспехи! И ничего больше.

Лица стальграфа и рейнграфа чуть ожили, Альбрехт же вскрикнул шокированно:

— Ваше Величество!

— Тихо, — оборвал я. — Кейдан напялит самое пышное и нацепит на себя все драгоценности, какие у него только есть. Что, не так? И будем как два дикаря.

— И проиграете, — сказал молчавший дотоле Нор­берт и пояснил: — У вас столько носимого золота не наберется.

— Да, — добавил я саркастически, — а я ж про­игрывать не люблю.

Альбрехт пробормотал:

— Вообще-то верно, нужно как-то по-другому...

— Стальная корона! — сказал Норберт.

Стальграф и рейнграф вообще оживились, даже за­улыбались, глаза заблестели.

Сэр Чарльз сказал почтительно:

— Если позволено мне сказать свое мнение, не со­чтите за лесть, но это великолепное решение.

— И все меняет, — добавил сэр Филипп.

Альбрехт, судя по его виду, уже понял, что да, в

некоторых случаях лучше не соревноваться, а как бы уступить, так иногда удается выиграть, да не просто выиграть, а с блеском, в чем-то другом.

— Тогда не отрывайтесь от нас, — предупредил он. — А то всадник в доспехах рыцаря, какие бы они ни были, все равно смотрится просто рыцарем.

— Вы правы, граф, — ответил я кротко. — Кто бы подумал.

Он недовольно хрюкнул, покосился на стальграфа и рейнграфа, понимают ли они, что это такой стран­ный юмор у сюзерена, даже острить, как все, не умеет.

Я угадал, все это увидели, да и что там угадывать, когда просто нет других вариантов: Кейдан облачился, как и принято, в самые праздничные одежды, наце­пил золотые цепи с массивными регалиями, украшен­ными золотом и бриллиантами, а герцоги Боэмунд Фонтенийский и Алан де Сен-Валери, тоже одетые пышно и торжественно, поставили коней рядом, го­товые в любой момент взять королевского коня под уздцы и пешком торжественно ввести во двор коро­левского дворца.

Правда, когда показалась высокая розовая гора, в которой угадывается Геннегау, навстречу выехал глав­ный церемониймейстер королевского двора, властно отодвинул герцогов, а наших с Кейданом коней по­ставил рядом.

Я всматривался в вырастающую столицу с некото­рым трепетом. В какой-то мере Геннегау стал почти родным городом, в нем больше веселья и беспечно­сти, чем во всех остальных столицах, вместе взятых, а я все-таки дитя веселья и беззаботности. И хотя могу, как выяснилось, спать у костра и есть поджаренное на углях костра запачканное пеплом мясо, но все же веселый город мне ближе, хотя и понимаю, что еще веселее и беспечнее было в Содоме и Гоморре.

Город Розового Камня, как я его назвал мыслен­но, когда увидел в первый раз, вздымается кольцами,расположившись с комфортом на исполинском хол­ме. В самом низу высокая городская стена, тоже из розового камня. Ворот все еще нет, как не было, я отдал было приказ поставить их и укрепить, но потом решил, что это лишит столицу самого южного коро­левства на северном материке своеобразного очарова­ния и сделает похожей на другие города, угрюмые и настороженные ко всем входящим, отменил втихую, а Вирланд то ли не обратил внимания, то ли не реша­ется преступать традиции.

Альбрехт поглядывал на меня испытующе.

— Ваше Величество...

— Ну?

— Как на этот раз? — поинтересовался он. — Вто­рой раз завоевываете этот дивный город.

Я вздохнул.

— Ты не представляешь, как я взматерел за это время. И как порастерял иллюзии...

— Тогда как?

— Будем по-взрослому, — сообщил я. — Никаких ля-ля. И без хи-хи. Медленно и печально. Да и обсто­ятельства, что смотрят сверху, не располагают к пирам и веселью.

Арбогастр и конь Кейдана морда к морде двину­лись по широкой дороге к арке городских ворот. Под бодрый рев боевых труб даже кони идут резвее, пома­хивают хвостами и треплют гривами, а копыта звучат суше и звонче.

Я поглядывал на соратников, все в парадных до­спехах, забрала подняты, однако в руках грозные ры­царские копья, крупные боевые кони покрыты коль­чужными сетками, блестят стальные налобники с острыми длинными шипами, и вообще все вступаю­щие в город выглядят готовыми к немедленному бою.

Все верно, мои лорды и следующие за ними рыца­ри, как знатные, так и незнатные, подъезжают к Ген­негау все-таки как победители, а не просто вернувши­еся после долгих странствий. С нашего согласия Вир­ланд и его люди всячески распространяют слухи, что никакой вражды не наблюдалось, только некоторые незначащие недоразумения, но они успешно устране­ны. Однако все понимают, что это не совсем так.

«И не все недоразумения еще устранены», — доба­вил я про себя. А вот когда мои отборные группы под видом купцов или бродячих актеров войдут в те зам­ки и крепости, которые я в свое время передал своим отличившимся рыцарям и военачальникам, а ночью откроют ворота для моих штурмовых отрядов... тогда и будут устранены последние незначительные недо­разумения.

Реконкиста, так сказать, начнется и завершится в один день. Точнее, ночь. Утром все должно быть вос­становлено. Но на этот раз под власть моих лордов вернутся не только замки и земли, которые Вирланд и его клика отняли, но и ряд наиболее высокопостав­ленных лиц расстанутся с властью и богатством.

Мы проехали под гигантской аркой, на воротах ра­достно прокричали мои солдаты, что уже заняли все стратегически важные позиции. С другой стороны от меня едет Норберт, смотрит по сторонам хмуро, со­общил вполголоса:

— Перед дворцом стоит немножко задержаться. Сейчас мои люди там все просматривают и проверяют.

— Вряд ли кто-то попытается, — ответил я вяло.

— А что вам стоит поприветствовать ликующие толпы чуть дольше? — спросил он. — Мои люди то­ропятся, выскочат сразу, когда вас увидят во дворе.

Я украдкой взглянул на небо. Красный уголек, от которого вот-вот вспыхнет все небо, разгорается все ярче. Уже сейчас дрожь по телу, сердце стискивает хо­лодный страх, а ночью вообще не поднять тяжелую голову...

— Тоже тороплюсь, — ответил я серьезно. — Нам очень мною нужно успеть.

Народ орет в восторге, хотя на меня смотрели сперва молча и в испуге: всадник в рыцарских доспе­хах без всяких отличительных знаков, но на голове зловеще блистает корона из той же стали, из которой меч и доспехи, затем крики раздавались еще громче и восторженнее.

Короны у всех, народ привык, даже у простых ба­ронов короны из золота и украшены драгоценными камнями, титул обозначен только размером и формой зубчиков, и лишь у меня одного-единственного на всем свете корона из чистой стали, что говорит обо мне боль­ше, чем самые громогласные объявления глашатаев.

Альбрехт улучил момент, подъехал и обронил льстивым голосом:

— Ваше Величество, в вас есть что-то женское...

— Что-о?

— Только женщины могут, — пояснил он шепо­том, — так умело выделиться на фоне соперницы, всего лишь выбрав наряд.

Я спросил свирепым шепотом:

— Это что за намек?

— На вашу непредсказуемость, — ответил он по­чтительнейшим голосом. — И неожиданность реше­ний. Я бы даже сказал подхалимски, неординарность! Гении и женщины не думают, что говорят. У женщин тоже иногда получается!

— Ох, граф, — ответил я, — придется передать вас в руки святейшей инквизиции.

Он спросил испуганно:

— Но я же не хулил Господа Бога?.. Или вы уже, Ваше Величество... ох, боюсь и выговорить...

— Тихо, — прошипел я.