Сейчас я был готов обещать Гутману что угодно, даже достать Луну с неба. Хотя… вряд ли у несчастного аптекаря за душой убийства и грабежи. Тут скорее что-то другое, какая-то иная связь.
- Алмаз сейчас у моей сестры. Они… в общем, сестра его любит, — вздохнул Гутман. — Пожалуйста, постарайтесь, не причинить ей боли. Она в сущности ни в чём не виновата, этот гад просто вскружил ей голову.
Теперь многое стало понятно.
- Адрес вашей сестры, — сказал я.
Гутман назвал.
- Мне как… самому идти в милицию или за мной придут? — волнуясь, спросил он в конце разговора.
- Придут, — заверил я.
Милиционеры по моей команде окружили дом, в котором со слов Гутмана жила его сестра и где укрывался Алмаз. Я боялся, что бандит может взять женщину в заложницы, поэтому отдал приказ о штурме без всяких переговоров.
Атака пошла сразу со всех сторон: через выломанные двери, проёмы выбитых окон.
Моим парням было далеко до слаженности и выучки СОБРа, но кое-что они умели.
Наверное, по праву начальника я мог постоять в сторонке, понаблюдать, как действуют милиционеры, кто-то бы даже назвал такое поведение правильным. Но в тот день у меня были личные мотивы, поэтому я оказался в первых рядах идущих на штурм.
Алмаза удалось застать врасплох, вдобавок, он был ранен — я оказался прав насчёт переломанных рёбер. Но мы не учли одного — под его подушкой лежал маленький, почти игрушечный револьвер.
И Алмаз пустил его в ход, как только мы оказались в его логове.
Вот только он не стал отстреливаться от нас, а обречённо вздохнул, вставил ствол револьвера в рот и нажал на спуск.
Выстрел разнёс ему череп и окропил кровью и мозгами ковёр, висевший над кроватью главаря банды.
Обхватив голову руками, забилась в истерике молодая красивая женщина — непутёвая сестра аптекаря Гутмана. Она оплакивала своего любовника и билась головой об стенку.
- Вызовите ей врача, — приказал я.
Мы с Леоновым вышли из дома.
- Сумасшедший выдался денёк, — сказал Пантелей, доставая заранее подготовленную самокрутку.
Его взгляд был усталым и довольным.
Я кивнул.
- Да, было весело… Устал как собака, а впереди ещё уйма писанины.
- Говорят, вы от нас уходите, — вдруг сказал Леонов.
- Кто говорит?
- Да все уже. В Москву вас вызвать хотят. Поедете?
- Позовут — поеду, — не стал отрицать очевидного я.
- Жаль, — печально произнёс он. — Мы бы с вами — ух! — Пантелей мечтательно зажмурился. — Таких бы делов на всю губернию наделали! Всю бы нечисть вымели.
Я усмехнулся.
- Ничего. Злодеев везде хватает.
- Что есть, то есть, — согласился Леонов. — Я, когда воевал в гражданскую, думал — всё, быстро под ноготь гадов прижмём, моргнуть не успеем. Я сейчас, гляжу и понимаю — всё ведь только начинается, Георгий Олегович, да?
- Боюсь, ты прав, Пантелей. Работать нам с тобой и работать.
- Ну, хоть дети наши может передохнут, — с наивной надеждой произнёс Пантелей.
Но я ничего не стал говорить в ответ. Зачем расстраивать хорошего человека?
Сто лет, которые нас разделяли, показали, что ни детям, ни внукам, ни правнукам продыху не будет. И без нас, ментов, ни одна власть не обойдётся.
Глава 25
Товарищ Малышев тряс мою руку так, что казалось, что ещё немного, и он её оторвёт.
- Ну, Быстров, ну, удружил! Это ж такую работу проделал по искоренению бандэлемента!
- Не я один, — в который раз заметил я.
- Понимаю, понимаю! — взволнованно пробормотал Малышев. — Но ты не скромничай. Пока ты начальником милиции не стал, совсем дело труба было. Бандиты так распоясались, что спаса нет. А тут такая история, понимаешь, такой успех!
Он даже зажмурился от удовольствия.
- Мне уже отовсюду звонили, тобой интересуются. Корреспондент из Москвы завтра приезжает, хочет о тебе и нашей милиции большой материал делать. Оказывается, не только в столицах преступников под корень выводят.
Тут я занервничал. Пиар, штука, конечно, полезная, но не в нашей профессии. Чем меньше народа знает тебя в лицо, тем спокойнее и для работы полезней.
- А я этому журналисту и другую историю подгоню: как ты пропажу картины Серова раскрыл.
- Так не я ж один! — снова простонал я. — Спасибо нашему криминалисту Аркадию Ильичу Зимину, Пантелею Леонову… Опять же, без Грома и Константина Генриховича тоже никак. Если б не пёс, мы бы вовек на склад оружия не вышли. Сыск — дело коллективное, в одиночку не сдюжить.
- Да знаю я! — даже рассердился Малышев. — И про Зимина твоего, и Леонова и про собаку с вожатым — про всех в газете напишут. Пусть вся страна знает, каких пинкертонов у себя вырастили!
- Заодно стоит обратить внимание, что и Аркадий Ильич и Константин Генрихович — из старых спецов. Надо педалировать вопрос, что нельзя разбрасываться такими кадрами.
Малышев запнулся.
- Ты это к чему, Быстров?
- К тому, что многих спецов попросили из милиции и угрозыска, а это неправильно, в корне неверно! Я бы даже сказал, что не по-большевистски! — горячо заявил я. — В стране разгул бандитизма, а мы сами себе палки в колёса ставим. И этот вопрос надо выносить на самый верх.
- Ну, это ты, брат, загнул!
- Ничего я не загнул! Сами судите: своих квалифицированных кадров мало, опытного сыщика или эксперта надо готовить много лет. Только бандиты — они ведь не ждут, пока мы научимся. Они убивают и грабят здесь и сейчас. Так какого рожна мы позволяем себя такую роскошь, как увольнение из органов тех, кто в профессии как рыба в воде?! Не спорю. Среди них могут оказаться враги советской власти, недоброжелатели и прочий несознательный элемент. Но нельзя же скидывать всех и сразу, как какой-то балласт! Нужно с каждым работать, выяснять его истинные мотивы и намерения.
- Опасные речи ведёшь, Быстров, — покачал головой Малышев.
- Ничего не опасные! Я не о себе забочусь, мне на мою шкуру наплевать! За дело переживаю! Даже если человек косо смотрит на новую власть, но при этом хорошо выполняет свою работу — зачем ему пинка под зад давать? Пусть трудится, смену себе обучает, Глядишь, со временем и сам перекуётся.
- А ты я вижу оптимист, товарищ начальник милиции!
- Я реалист, товарищ Малышев. Если бы не удалось переманить на свою сторону Лаубе, который потом помог вернуть в органы Зимина — хрен бы нам светил, причём без палочки. Такое вот моё мнение, и именно это я в первую очередь изложу вашему корреспонденту.
- Допустим, корреспондент — не мой. А что касается твоего мнения… Знаешь, а ведь я его поддержу, — внезапно сказал Малышев. — И партия в лице товарища Камагина тоже поддержит. Ты, наверное, будешь удивлён, но он не так давно говорил мне ровным счётом то же самое. Так что будет уверен, твоя позиция правильная и по-настоящему большевистская.
Он бросил на меня пристальный взгляд.
- Ты ведь ещё не член партии?
- Пока нет.
- Значит, готовься. Будем твою кандидатуру выдвигать. Негоже таким молодцам в комсомоле перехаживать. Пора расти.
- Спасибо за доверие, товарищ Малышев, — сдавленным голосом сказал я.
Никогда бы не подумал, что предложение вступить в партию вызовет у меня такой отклик. Хотя… наверное, потому что в моём времени как-то не попадались мне на пути те самые настоящие коммунисты, чьи образы были запечатлены в кино.
А для тех, кто сейчас меня окружал, фраза «коммунисты — вперёд» — не была пустыми словами и действительно означала то, что именно ты должен идти в первых рядах: сражаться с врагом, строить мирную жизнь, ловить преступников, в конце концов.
- Нечего благодарить! — улыбнулся тот. — Заслужил!
Правда, потом сменил милость на гнев, когда я достал новый список, подготовленный завхозом, и стал излагать его требования.
Разумеется, и на сей раз мы составляли его по старому проверенному принципу: проси по максимуму, чтобы получить хотя бы по минимуму.
В конце Малышев даже вспотел.
