Но, видимо, приближение тарана не прошло совсем незамеченным – в пролом хлынула вражеская пехота. Королевские легионеры схватились за глефы, охотники-лироки за копья. У пролома завязался бой. Керберийцы бились яростно, раздосадованные потерями. Легионеры начали отступать, но оторваться не получалось. Лучники ничем не могли помочь своим товарищам: в темноте все смешалось – где свои, где чужие было не разобрать. Стрелки сделали несколько залпов поверх голов дерущихся, но результативность такой стрельбы была невелика – стрелы перелетали как своих пехотинцев, так и чужих. Кавалерия тоже не могла вмешаться – схватка происходила у самых стен. Арт хотел сам бежать на выручку своим солдатам, но, к счастью, им удалось отбиться и оторваться от врага. Один из лироков метнул болас, пехотинец керберийцев упал, запутавшись. Подскочившие легионеры потащили его с собой. Увы, отступить успели не все. Брошенная палица ударила по шлему легионера, и он упал, оглушенный. Один из лироков наклонился, чтобы помочь товарищу, и был схвачен подоспевшими врагами. Как только легионеры оторвались от неприятеля, кавалерия Фонтена со свистом помчалась вперед, но керберийцы отступили за стены, утащив с собой пленников.
Так печально закончилась эта вылазка. Война – это не бравые марши и фанфары побед. Порой приходится терять того, кто рядом. Можно пасть и самому. Начиная военные действия, надо быть готовым к этому. Лучший выход – не начинать их совсем. «Лучший бой – это тот, которого удалось избежать», – говорили китайские мудрецы. Но иногда выбора нет. Случается всякое, но это происшествие было из ряда вон.
– Шагай, гад! – Бонкр подтолкнул пленника. – Эр капитан, мы схватили одного врага живым.
– Бонкр, почему вы не отошли сразу?
– Не успели. Замешкались лишь на минуту, а затем керберийцы на нас плотно насели. Еле оторвались.
– Каковы потери?
– Мы недосчитались пятерых, семь человек ранены.
– Сэт побери!
Арт был расстроен не на шутку. А на следующее утро он узнал, что в суматохе отступления отряд оставил в руках врага живых бойцов. Пехотинцев привязали к стене на всеобщее обозрение. Они провисели там около часа, а потом керберийцы демонстративно отрубили им головы. Легионеры скрежетали зубами, смотря на это, но поделать ничего не могли. Арт пал духом – именно он отправил погибших бойцов к стенам. Он винил себя за непродуманность операции, за то, что послал в бой недостаточно обученных людей.
– Как же так? Бонкр, куда вы смотрели?
Десятник поник, он тоже сознавал свою вину.
– Командир, давай ответим! – вскричал Бонкр. – У нас тоже есть пленник! Выведем его в поле и демонстративно нашпигуем стрелами!
– Этим мы не вернем наших ребят.
– У, керберийские собаки! Предлагали же им обмен! – Бонкр погрозил кулаком невидимым сейчас врагам.
– Предлагали, – согласился Арт. – Их ответ ты видел сам.
– Так что мы будем делать с пленником?
– Отпустим. – Арт покачал головой. – Я обещал сохранить ему жизнь, если он расскажет, какие силы у них в крепости. Он рассказал.
– Кому ты обещал? Подлым убийцам, которые казнят пленных? Никто не скажет ни слова против, если ты не сдержишь это обещание!
Арт вздохнул тяжело и печально, скрипнув зубами:
– Видишь ли, друг, мое слово – это мое слово. Если им бросаться направо и налево, что от него останется?
– Так что, отпустить вражину?
– Отпустить.
Бонкр с досадой стукнул кулаком по ладони.
– Не знаю, не знаю, эр командир, может, ты и прав, но я этого не понимаю! И что, ты всегда держишь слово?
– Не всегда. Если слово выманено обманом, если сдержать его позорнее, чем не сдержать, я могу от него отказаться. Но сейчас не тот случай. Я знал, что обещаю и при каких обстоятельствах. Так что сейчас слово надо держать.
Саша невольно вспомнил другой случай, тот, что подвигнул его к таким выводам. Дело было давнее, он учился в старшем классе школы.
– Санек, подтверди, что я никуда не выходил, – попросил его тогда Филимон Федосеев. Они вдвоем подметали спортзал, когда весь класс бегал на улице. – Подтвердишь?
– Хорошо.
– Слово?
– Слово.
Они с Филимоном ударили по рукам, и тот, ухмыльнувшись, вышел за дверь.
Саша подтвердил, что тот никуда не выходил, а вскоре после этого обнаружилось, что у многих ребят из раздевалки пропали деньги. Спрашивал ли Саша об этом Филимона? Конечно, спрашивал. Тот сделал круглые глаза и сказал, что ничего не знает. Но зачем-то же он просил подтвердить, что не выходил из зала. Просил об этом заранее. Неделю Саша ходил как в воду опущенный. Он чувствовал себя соучастником мелкого воришки – это было противно, как будто его самого ни за что ни про что облили помоями. Да, никому этого не видно, но он-то сам об этом знает. Соврал. Спрашивается: зачем? Помог однокласснику? В чем помог: обчистить своих друзей и остаться безнаказанным? Вот она – цена невинного обмана! И слово он дал! Нарушить? Рассказать? А как же обещание?
Через неделю Саша вышел на середину класса и все рассказал, запинаясь и краснея от стыда. И, о чудо, камень, так тяготивший его все это время, упал с души. Ребята шумели: кто-то назвал его лжецом, кто-то обвинил в том, что он не держит слово. Но Саше было все равно, он чувствовал, что поступил правильно. И это ощущение внутренней уверенности дорогого стоило. Правильнее было бы вообще не давать слова. Не спешить с обещанием. Кстати, Филимон пытался ему отомстить. Зная подлую натуру этого мальчишки, трудно было ожидать другого. Но это уже совсем другая история.
– Не тот случай, Бонкр, – повторил Арт. – Когда я обещал сохранить пленнику жизнь, я знал, о чем говорю. Да, его сослуживцы оказались более жестоки, чем я мог предполагать. С них спросится. А слово я сдержу. Пока еще я командир легиона. Хотя может быть, и зря меня назначили. Оставался бы пехотинцем, глядишь, не было бы так больно из-за потерь.
– Кто же мог предполагать?
– Я! Я должен был предполагать! Иначе какой я, к сэту, командир!
На следующий день керберийцы покинули прикрепостной лагерь и все перебрались в крепость. В лагере оказалось их не так уж и много – тысяча конных и полторы тысячи пехоты. Как Арт и предполагал, это укрепление было построено в расчете на пополнение. Удерживать его сейчас керберийцы не считали возможным. Кавалеристы Фонтена разобрали дальнюю от крепости стену, растащив частокол по всей округе. Если подкрепление керберийцев все же прибудет сюда, укрыться им будет негде – крепость и так переполнена. Заключив Ладар в осаду, Фонтен решил воздержаться от дальнейших действий до полной готовности пехоты.
Арт вернулся к легиону в наихудшем расположении духа. Таким удрученным он не чувствовал себя даже в плену у мапри.
Глава 20
О непростых решениях и о том, что не всегда сразу поймешь, где свои, а где чужие
– Готовы? Лучники, вперед! Первой тысяче занять места на исходных позициях! Башни – пошли!
Огромные восьмиметровые штурмовые башни тронулись и медленно поползли в сторону крепостной стены. Колеса башен связали перекладинами, чтобы солдатам можно было находиться внутри сооружения и передвигать его. Внешне такая связка напоминала жатку от комбайна или гребное колесо от парохода. Люди, выстроившись в ряды, цеплялись за перекладины и тянули или толкали, помогая колесам вращаться. Перекладины выполняли еще и роль рычага, увеличивая силы людей. Кроме тех пехотинцев, которые крутили «жатку», были и такие, кто просто толкал башню. За штурмовым сооружением укрывались солдаты с вязанками хвороста. Поодаль двигались к стенам легионеры с огромными лестницами, баграми, металлическими крючьями-кошками с привязанными к ним канатами. Приблизившись на расстояние финишного рывка, пехотинцы рванули к крепости. Это была уже пятая атака за сегодняшний день. Первый ряд атакующих прикрывал остальных большими щитами.
Вязанки хвороста полетели в ров, заполняя его до краев, минутой позже к образовавшемуся переходу подползла штурмовая башня. С фронтальной части к штормовому сооружению крепился помост, сколоченный из жердей. Внизу он был закреплен шкворнями и мог вращаться. Верхняя часть помоста была до поры привязана к башне ремнями. Едва деревянная громадина остановилась, как один из пехотинцев вскарабкался наверх и отвязал ремни. Трап с грохотом упал. Шкворни в нижней его части не дали «мосту» отскочить в сторону – упал он ровно, как и было задумано, примяв хворост. Можно было и не забрасывать ров, но тогда трап пришлось бы делать более прочным, а хворост помогал равномерно распределить нагрузку. Через несколько секунд шкворни были вынуты, и башня двинулась к стене, проделав путь в последние несколько метров по деревянному настилу.
Два человека, находящиеся на верхней площадке сооружения, перебросили на стену мостик с крючьями (чтобы его сложнее было столкнуть) и первыми перебежали по этой эстакаде, освобождая дорогу для следующих за ними легионеров.
