— Присаживайтесь, ваше высокопреосвященство, — Казимир указал на кресло. — Давайте обойдёмся без церемоний, так как оба знаем, что нам нужно друг от друга.
— Спасибо, Ваше Величество, — кивнул кардинал. — О цели моего визита вам известно, и мне думается, решение вы уже приняли.
Великий Князь Литовский самодовольно погладил усы. А какое же может быть решение, если отец был королём Польши, старший брат был королём Польши, и другого претендента на престол магнатерия просто не видит?
— Да, ваше высокопреосвященство, оно принято, но у меня есть несколько условий.
Кардинал поморщился:
— Вы про личную унию?
— Именно про неё. Мои литовские подданные должны обладать теми же правами, что и польская шляхта.
— Даже схизматики?
— Моё дело править, а как вы будете бороться со схизмой, меня мало интересует. Но я не хочу волнений по пустякам.
— Вера в Господа нашего Иисуса Христа пустяк?
— Не придирайтесь к словам, ваше высокопреосвященство.
Казимир с тщательно скрываемым злорадством наблюдал, как изменилось лицо кардинала. Ну а что, неужели королю делать за католическую церковь её работу? Нет, король должен быть благостен и справедлив, и все несчастья исходят не от него, а от дурного окружения и плохих советников. Король хороший — магнаты плохие. И матерь наша католическая церковь пусть получит долю причитающейся ей ненависти, да хранит её Господь.
— Но вы, Ваше Величество, не станете возражать, если…
— С чего бы мне возражать, ваше высокопреосвященство? — не совсем вежливо прервал кардинала Казимир. — Я только порадуюсь, если среди моих подданных не станет розни и воцарится мир.
А сам подумал, что никуда жирный святоша не денется. Пусть он сейчас фактически правит королевством, но народу нужен символ. И потом, правление священника дурно влияет на доходы шляхты. И сама Польша никуда не денется — она сейчас в положении утопающего, готового схватиться за любую соломинку. Орден давит с севера и запада, с юга подпирают венгры, забывшие про унию после смерти короля Владислава и со страстью отдавшиеся Габсбургам. Да ещё Богемия не забыла предательства святого дела Яна Гуса, и уничтожения польских приверженцев этого великого человека лично будущим кардиналом Збигневом Олесницким, поэтому с удовольствием воткнёт нож в спину ослабевшим полякам. Собственно, до сих пор непонятно, каким образом Польша ещё существует, не иначе как попустительством Господа и защитой Девы Марии, да ещё литовским оружием.
— Кстати, ваше высокопреосвященство, вы готовы нести свет истинной веры схизматикам Московии?
— Но вы говорили про равные права, Ваше Величество.
— Для шляхтичей!
— И остальных…
— Я уже говорил, что мне нет дела до применяемых вами методов. Хоть огнём и мечом!
По мечтательно закатившимся глазам кардинала было видно, что он заглотил наживку. Мыслимое ли дело — привести в лоно святой католической церкви целую страну! За такое деяние можно при жизни получить славу святого и равноапостольного.
— Я готов, Ваше Величество!
— Но вы понимаете, что придётся потрудиться прямо сейчас?
— Каким образом?
— Помочь мне захватить этот чёртов Кремль! В вашей свите пятьдесят рыцарей, и при каждом не меньше десяти вооружённых слуг…
— Хотите пригласить их принять участие в штурме?
— Именно так. Но, сами понимаете, до коронации я ещё не король и не могу приказать им, но эта коронация состоится только после взятия Москвы.
— Я тот час отдам указания, — поднялся с кресла кардинал.
— О, не торопитесь, ваше высокопреосвященство, — покачал головой Казимир. — Скоро должны доставить осадные орудия, и лишь после разрушения стен мы пойдём на приступ.
— Да, мы обогнали обоз с артиллерией, — кивнул святой отец. — Думаю, через два дня он будет на месте.
— Так что нам некуда торопиться, — Великий Князь Литовский позвонил в колокольчик. — Не желаете вина?
— Как вам сказать, Ваше Величество…
— Настоящее испанское, в Кракове вы такого не попробуете.
— В Краков привозят недурные вина из италийских земель, Ваше Величество.
— Я помню, — улыбнулся Казимир. — Но Литва не настолько бедна, чтобы перейти от испанских вин к италийским или французским. И прошу напомнить, сегодня постный день?
— Ах, Ваше Величество, я тоже на войне и в путешествии, так что прикажите подать дичь и оленину.
— Мой повар превосходно готовит, ваше высокопреосвященство. Конечно, ночь не лучшее время для чревоугодия, но надеюсь, что вы отпустите мне этот грех.
— Под испанское вино я отпущу любой грех! — с большим энтузиазмом отозвался кардинал, поглаживая в предвкушении объёмный живот.
Однако, надеждам на плотный, сытный, и вкусный ужин не суждено было осуществиться, потому что как раз в это время со стороны реки раздались душераздирающие звуки, отдалённо напоминающие музыку. В дьявольской какофонии Казимир даже разобрал некоторые слова.
Зайка моя — я твой зайчик!
Ручка моя — я твой пальчик!
Рыбка моя — я твой глазик!
Банька моя — я твой тазик!
Солнце мое — я твой лучик!
Дверца моя — я твой ключик!
Ты стебелек — я твой пестик!
Мы навсегда с тобой вместе!
Зайка моя!
Возможно, там были немного другие слова, но Великий Князь Литовский услышал именно так. Ну а потом пошло вовсе бесовское искушение с воплями, визгами и прочими непотребствами.
— Происки нечистого, — Казимир перекрестился на католический манер, чего старался не делать в присутствии своих литовских подданных.
— Они самые, — подтвердил кардинал, как наиболее сведущий в вопросах нечисти. — Прикажите уничтожить дьявола, Ваше Величество!
— Вы с ума сошли, ваше высокопреосвященство? — возмутился будущий польский король. — Светские владыки не вмешиваются в дела князей церкви, а борьба с дьяволом является вашей прямой обязанностью. Или вы струсили, пан Збигнев?
Обращение по имени и подозрение в трусости подействовали на кардинала подобно удару кнута на быка — глаза и лицо налились кровью, ноздри крупного носа грозно раздулись, а губы исказила злая гримаса. Он поднял перед собой янтарные чётки, которые перебирал во время разговора, и потряс ими:
— У Господа нашего нет неодолимых врагов, Ваше Величество! Пойдёмте, и я наглядно покажу, насколько сильна матерь наша святая католическая церковь!
Пока Казимир при помощи слуг облачался в доспехи, ибо разумная осторожность является одной из добродетелей любого правителя, пан Збигнев Олесницкий успел выбежать из великокняжеского шатра и собрать вокруг себя изрядную толпу, в основном состоящую из поляков и немногочисленных немцев. Вздымая к небу внушительного размера кулаки, кардинал вещал:
— … ибо за грехи наши посылаются испытания, но только свет истинной католической церкви способен справиться с мраком диавольских козней! Идите, дети мои, и убейте нечестивых, осмелившихся бросить вызов Господу!
Как понял Казимир, само его высокопреосвященство в битву не стремилось. И судя по реакции собравшихся на проповедь, понял не только он один.
А над рекой гремело очередное порождение преисподней, на этот раз почему-то голосом евнуха из турецкого гарема.
Стюардесса по имени Жанна,
Обожаема ты и желанна!
Ангел мой неземной, ты повсюду со мной,
Стюардесса по имени Жанна!
Упоминание ангела кардинал не стерпел, и бросился к воде с криком:
— Диавол над верой глумится! Не позволю!
Толпа, воодушевлённая примером, бросилась за ним, но Великий Князь Литовский остался на месте. Невместно коронованной особе бегать за каждым дьяволом, и других забот хватает! И как будто сам Господь предостерёг от опрометчивого поступка — послышался грохот, сопровождаемый вспышкой. Следом ещё один… и тут же третий.
— А-а-а!!! — показалось, что многоголосый вопль ужаса обрёл плотность и чуть не опрокинул Казимира. — Дьявол явился! Бегите!
Обезумевший немецкий наёмник с зажмуренными глазами выскочил из темноты, врезался в Великого Князя, и отмахнулся от неожиданного препятствия алебардой. Лезвие проскрежетало по прочной кирасе, прорубила набедренник и застряло, чудом не дойдя до тела. Телохранители тут же срубили сумасшедшего, но выскакивали всё новые и новые слепцы, бегущие в сторону реки. Там тишина и спокойствие, там надежда на спасение!
