охота. Завтра на работу рано вставать.* * *
— Что же ты, как тля кособокая по цеху ползаешь, а толку с тебя, как с безрогого козла? — ворчал на меня гитарных дел мастер. — Ты почему деку верхнюю не той стороной в пресс запихал? Никак зенки продрать не можешь? Всю ночь с девками кувыркался?
— Если бы так, Петрович, — миролюбиво ответил я (с декой мой косяк, теперь весь гитарный корпус на помойку), — не выспался я просто. На тренировке устал, как собака, а заснул поздно.
— Так какого рожна в потолок таращиться? Баба есть у тебя? С бабой и спится лучше. Дела свои с ней сделал, ее под бочок и спи — не хочу.
— Нет у меня никого, — отмахнулся я. — Не до этого пока.
— Ой! — всплеснул заскорузлыми лапищами фронтовик. — Смотрите-ка, дела у него. Какие такие дела? Стручок мусолить? Девок у нас на фабрике, как земли в колхозе. Пахать — не перепахать. Или у тебя организм с дефектом каким? Аль не работает что?
— Все работает, Петрович, — насупился я. — Еще тебя научу.
— Да мне-то оно зачем? Я уже от этих дел отошел давно. Эх… Квелая нынче молодежь пошла. Вот в наше время… Помню, пойдешь вечером на сеновал, а там тебя сразу три девчонки дожидаются. Дни попутаешь, и бывает забываешь, что всех в один вечер позвал.
— И как ты выкручивался?
— А никак, прятался и ждал, кто из них не выдержит и первым уйдет. А с последней оставался.
— Ну ты сказочник, Петрович! Прям сразу три?
— Ну, было раз такое. Да…
В цех зашел Илья. Озираясь по сторонам, кадровик приблизился к нам:
— Андрей, можно тебя на минуту?
— Не видишь? — ответил вместо меня Петрович. — Занят он. Пресса контролирует. Не мешай работать.
— Сейчас, — сказал я ботанику. — Минут пять еще и освобожусь.
— Хорошо, — закивал Трошкин, — я подожду в коридоре. Не буду вам мешать.
Кадровик скрылся.
— Что ему надо от тебя? — Петрович озадаченно почесал седую бровь с щетиной, как у обувной щетки.
— Не знаю, — пожал я плечами, — может, расписаться в бумажках каких-нибудь надо.
— Странный он какой-то. И бабы у него нет. Ходит, бродит по фабрике, глазки бегают, челочка, как у Адольфа прилизана, будто задумал чего нехорошего. Тьфу! В окопы бы его на пару деньков. Проверить, что за птица. Но, слава богу, война кончилась, а такие вот цуцики остались.
— Да ладно, не наговаривай на парня, — заступился я за Трошкина. — Все люди разные. Кто-то рельсы укладывает, а кто-то бумажки пишет. Ладно, пошел я, схожу до него.
Я вышел из цеха. Трошкин подпирал закопченную стену коридора. Увидев меня, он оживился и подскочил, будто дождался старого друга. Похоже, что на заводе с ним больше никто не общался.
— Смотри! — воскликнул он. — Как тебе?
— Что? — я непонимающе на него уставился.
— Ну как что? Это же джинсы! Настоящие!
— А-а-а… Джинсы. Новые? Класс, — только сейчас я обратил внимание, что худые ноги кадровика покрыты тканью цвета индиго.
— Югославские, сто писят рэ отдал! Это целая зарплата! И то через нужных людей доставать пришлось. В магазине такие не купишь.
— Замечательно, Илья, но я тут при чем? Ты пришел похвастаться? У меня работа, вообще-то.
— Нет, нет, я сегодня все скажу.
— Кому и что?
— Раисе Робертовне… Что это я цветы дарил. Вот и хотел с тобой посоветоваться. Насчет внешнего вида. Как я выгляжу? Нормально?
— А-а-а… Ну с этого бы и начинал. Так-с… Рубашку другую надень. И туфли у тебя уродские, смени на ботинки. Есть что-нибудь из замши?
— Туфли почти новые, — насупился Трошкин. — Это же «Красный октябрь». Фабрика на всю страну славится.
— Обувь качественная, не спорю, — кивнул я. — Но по стилю к джинсам не подходит.
— Как это? А рубашка чем не угодила? Натуральный шелк. Польская.
— Ох, Трошкин, свалился ты на мою голову. Фильмы про ковбоев смотрел?
— Конечно, — кивнул тот. — ГДР-овские. С Гойко Митичем в главной роли.
— Так вот, джинсы — это стиль дикого запада. А теперь представь себе ковбоя в туфлях «Красный октябрь» и в шелковой рубашке. Дошло?
— Дошло! — воскликнул Трошкин. — Джинсы надо другие. Да?
— Мозги тебе надо другие! Так, больше не думай, просто записывай!
— Куда?
— На подкорку, матрена мать! Рубашку оденешь в клетку и ремень купи. Мужик без ремня, все равно, что без хребта. Туфли поменяешь на ботинки, лучше не советские. Челку распуши, а то приклеилась ко лбу, будто корова языком прилизала. И сними эти дурацкие очки.
— Но я без них плохо вижу, — взмолился Трошкин.
— Ладно, очки оставь, глаза тогда не щурь. Что скажешь Раисе? Придумал?
— Ну, что… Вот, это я дарил цветы… И…
— Трошкин, в рот просроченный компот! Что ты мямлишь? Запомни, женщинам нравятся уверенные мужчины. Соберись. Тем более это не женщина, а Раиса. Будешь мяться, сожрет тебя, как кобра тушканчика.
— А что же мне делать?
— Дома перед зеркалом порепетируй, а лучше… Тут на фабрике у нас КВН образовался. Запишись и походи. Сцена она раскрепощает. Может уверенности наберешься.
— КВН? — тонкие брови Трошкина встали домиком. — Не думаю, что женщинам нравится клоунада.
— Клоунада нет, а парни с юмором — плюс сто балов к рейтингу сразу. Все. Давай. Мне работать пора. А то Петрович опять ворчать будет.
* * *
Рабочая смена закончилась, и я уже собирался домой, когда в коридоре напоролся на комсорга. Уткнув руки в упругие бедра, Зина стояла у выхода и отваливала комсомольцев, что случайно забыли про очередные досуговые мероприятия.
— А ты куда собрался, Петров? — Зина хищно улыбнулась, довольная, что я тоже попался в ее засаду.
— Как куда? Домой, — я хотел проскочить, но Рогова преградила мне дорогу, и я уперся в ее грудь.
— А репетиция?
— Какая репетиция?
— КВН сегодня, забыл? Я же тебя записала.
— А-а-а… Нет. Не забыл.
