«бунтарство» здесь не причём.
— Да-да, тебе всё равно, «что об отце подумают другие магистры». Я уже слышала. Только ты забываешь, что это мнение потом перейдёт и на тебя, когда титул перейдёт тебе. Если ты не женишься на какой-нибудь сильной магессе, а затем не заведёшь наследника, то есть не поучаствуешь в традиционном «разведении» магов, — ни один магистр тебя даже всерьёз воспринимать не будет. Для них ты так и останешься мальчиком, который способен только бунтовать против отца и сбегать из страны при первой же семейной ссоре. Ну или будут к тебе относиться как к чудаковатому украшению для кресла в Сенате, как относились к магистру Эрастенесу. Ещё хуже, что отторжением женитьбы ты сам зародишь слухи о твоей «склонности», за которые с удовольствием ухватятся соперники. Сам ведь говорил, что магистры-лаэтаны проигрывали и за меньшее.
— Влияние альтуса не так просто очернить.
— Но уже хорошее подспорье. Не зря магистр Павус опасается позора. Это заденет не только его, но и всю вашу семью, и тебя как его преемника. А уж когда ты посягнёшься на безграничные права магистров и их рабов — они припомнят тебе всё.
И Дориану больше не имело смысла спорить — он признавал, что сейчас его действия являются именно юношеским бунтарством. В их «революции» он хочет стать примером, первым аристократом, который освободит своих рабов и будет им платить и докажет, что это совсем не зазорно и что эффективность труда работников намного больше, чем у рабов. Но для этого нужно не отличаться во всём остальном, быть практически идеальным магистром, иначе «коллеги» не будут его воспринимать всерьёз, отмахнутся как от глупого юнца, заигравшегося в южанина. И соберёт он вокруг себя только столь же юных сподвижников, которые, в силу возраста, амбициозны и пылки, но в долгосрочной перспективе почти бесполезны для их планов.
Собственно, в жарком споре о теоретической реализации этих самых планов два заговорщика и провели уже немало дней. И сегодня на одном разногласии они тоже не остановятся, только вынуждены сделать паузу, когда Дориан заметил подошедшего к ним сородича и известил об этом девчонку, находившуюся к тому спиной.
Кальперния при беседе стояла, сложив руки на груди, и победно посматривала на неожиданного единомышленника, которого нашла в стане бывшего врага, но тут же растеряла всю свою «деловитость», стоило обернуться и увидеть наставника. С искренней радостью она кинулась мужчину обнимать, столь невинным и непосредственным способом выплёскивая всё скопившееся в ней беспокойства за дни, которые хромой маг провёл во сне.
Но сновидец не стал её упрекать за демонстрацию их фамильярных отношений при посторонних — его лица тоже коснулась улыбка. После слов Лелианы, а теперь услышав их обсуждение лично, он был рад убедиться, что уход из-под вредоносного влияния Старшего не повредил инициативности магессы, а наоборот, настроил её на новый лад. Два тевинтерца, покинув свою родину и повидав мир, уже могут помыслить о куда более реальных целях. И не просто помыслить — но и сознательно подойти к способам реализации своих задумок.
Их упрекать, как могли подумать оба молодых мага, магистру было незачем. Если они не справятся и проиграют, то это будет их вина — сами решились на этот риск, но если их бунтарские помыслы будут хоть сколько-то плодотворны, то Тевинтеру это не помешает — всё же лучше замшелой стагнации, в которую страна погружена сейчас.
Разумеется, проигрыш ученицы был бы нежелательным исходом для его планов, однако укрывать её от трудностей мира будет ещё более неверно. Ему нужна магесса с её упрямым, уверенным в своих действиях, стойким к трудностям, сильным характером, а не тепличное растение. Тот, кто запрятан за иллюзиями безопасности, не способен справляться с нападками мира, а значит, никогда правильно не воспитает мага-наследника.
Впоследствии, пережив шквал вопросов от взволнованной девушки о его состоянии, здоровье, самочувствии, магистр обратил внимание на второго своего сородича. Что Дориан не может по-простому воспринимать сновидца, было видно ещё в Зимнем дворце. И сейчас изменилось немногое. Из-за происхождения он больше, чем большинство южан, наслышан о легендах про события, предшествующие Первому Мору, поэтому трудно смотреть на магистра без трепета, доли неверия, восторга и одновременно злости. И пусть маг к виновному Синоду не имеет никакого отношения — главное, что он был при тех событиях тысячелетие, с ума сойти, назад. А став сегодня свидетелем взаимоотношений Кальпернии со своим наставником, младшего Павуса одолело и недоумение. Нет, не увиденное достойно осуждения, а ему было непривычно наблюдать, что древний магистр способен к проявлению даже таких эмоций. Ведь любой образованный тевинтерец знает, что первые порождения тьмы уже давно не люди, а Безумец сейчас это устоявшийся образ в глазах потомка всё больше ломал. И неважно, что на этих самых порождений тьмы сновидец пока не очень похож — исторические образы тяжело искоренимы.
На лице молодого мага вся эта буря эмоций отразилась отчётливо, что заставило магистра усмехнуться. Безумец подумал, что так бы на него точно смотрела добрая половина Тевинтера, если бы узнала правду о нём, потому что ярлык «первого порождения тьмы» не смоется с него никогда, проживи он в новом мире хоть пару лет, хоть всю оставшуюся жизнь: ритуал Жрецов слишком уж сильно пошатнул мир.
Правда, Дориан, в отличие той самой доброй половины, как и прошлой раз, не стал припадать к глупым вопросам и возгласам, а придерживаясь магистерской выдержки, вскоре перестал так явно пялиться. Вместе с тем задор промелькнул и в глазах молодого мага — у него было, что сказать сновидцу, и сейчас он решил воспользоваться шансом.
— Я поддерживаю связь с моим другом из Минратоса. И из его писем вырисовывается интересная картина, — интригующе начал Дориан, привлекая внимание старшего сородича.
— Разъярённый магистр Нихалиас объявил поиск хромого мага? — в шутку постарался предугадать Безумец и не мог не усмехнуться, вспоминая свои похождения по Тевинтеру.
— И это тоже. Только когда всплыли слухи о сговоре его сына с Венатори, ему стало пока не до этого. Но и без него Магистериум заинтересовался личностью хромого мага. Явился из ниоткуда, ничем изначально не приглянулся, а потом выяснилось, что он нашёл лечение болезни, которая признавалась почти неизлечимой, спас Минратос от одержимого сновидца, впечатлил Круг своими знаниями, в сухую одолел в дуэли магистра, и напоследок привлёк внимание архонта настолько, что тот не скупился послать для сопровождения во дворец своих гвардейцев. И самое удивительное — маг пережил встречу с архонтом, потому что нашлись свидетели, утверждающие, что видели его в тот же день в
