Я откинулся на спинку сиденья и прикрыл глаза. Летнее солнце светило сквозь пыльное стекло, нагревало кабину.
Меня потянуло в сон, а ещё со страшной силой захотелось есть. Вышедший из стресса организм требовал отдыха. Пожар, землянка Трифона, долгая дорога по лесу — всё это воспринималось смутно, отстранённо. Словно не случилось совсем недавно, а просто приснилось, да и забылось, отошло прочь за реальными заботами.
— Дядя Андрей! Дядя Андрей!
Я вздрогнул и открыл глаза.
Возле машины стояли двое пацанов. Я узнал Тимку с Митькой. Это они нашли в дупле гранату, из-за которой началась недавняя история с бандитами.
— Дядя Андрей, смотрите!
Тимка протянул мне рыжего с белой грудкой щенка. Щенок скулил и вырывался, смешно болтая лапами и виляя коротким хвостиком.
— Это от Найды, помните? Всех раздали, последний остался, — похвастался Тимка. — Мне мать разрешила его себе взять. Хотите погладить?
Я протянул ладонь и осторожно подхватил щенка под тёплое брюхо. Щенок заскулил громче, не желая расставаться с хозяином.
Я положил его на коленку и погладил по жёсткой шёрстке спины. Щенок ещё повозился и вдруг зевнул, показывая розовое нёбо и крохотные острые зубы.
Глава 28
Фёдор Игнатьевич довёз меня до дома.
— Зайдёте? — спросил я.
— Некогда, — отмахнулся председатель. — И так целый день потеряли с этими поисками.
Он сурово хмурился, но чувствовалось, что суровость эта напускная.
— Значит, останешься у нас, Андрей Иваныч? — вдруг спросил он.
— Похоже на то, — рассеянно ответил я.
Мне самому пока не верилось в такой резкий поворот. Я крутил эту мысль и так, и этак, словно ощупывал, проверял на прочность. Очень важно было убедиться, что порыв остаться в Черёмуховке не случаен, и я не пожалею о принятом решении.
— Это хорошо, — сказал Фёдор Игнатьевич. — Правильный ты человек, Андрей Иваныч. Будем рады тебе в нашей деревне. Единственно — с девками поосторожнее. Выбери одну, и надолго. Ну, иди. Гости заждались уже.
Слова Фёдора Игнатьевича необъяснимым образом вызвали заставили меня вспомнить Кольку — бесшабашного Катиного ухажёра.
— Фёдор Игнатьевич, а что там с Колькой и его дружком? Не узнавали?
Председатель помрачнел.
— Пока сидят, — неохотно ответил он. — Суд ещё нескоро будет. Но надежды на снисхождение мало. Я на днях ездил в район, характеристики на них отвозил. Может, и смягчат суд.
Он докурил папиросу, поискал взглядом, куда выбросить окурок. Не нашёл, и сунул его в карман.
— Поеду я. Марья заждалась уже.
— До свидания, Фёдор Игнатьевич. И спасибо.
Я протянул ему руку. Председатель пожал её, потом залез в «Газик» и укатил. А я, прихрамывая, побрёл домой.
Дома уже был накрыт стол. Дымилась отваренная картошка, на тарелке громоздилась горка нарезанной колбасы. Посреди стола стояла бутылка дорогого армянского коньяка.
— Мы тут у тебя похозяйничали, Андрей Иваныч, — весело сказал генерал, разливая по разномастным стопкам янтарную жидкость.
— На здоровье, Георгий Петрович, — улыбаясь, ответил я.
— Вот для здоровья давай-ка примем в меру. Переночевать у тебя позволишь?
— Конечно.
— Спасибо! Рустам! Бросай свой чай и давай к нам. Сегодня за руль садиться не надо.
Рустам сверкнул белозубой улыбкой.
— Спасибо, товарищ генерал-лейтенант!
— Без чинов! — махнул рукой Георгий Петрович и повернулся ко мне.
— Да, вот и у меня радость — присвоили очередное звание.
— Поздравляю, Георгий Петрович! — искренне обрадовался я.
— Учись, Рустам! Ну, давайте!
Мы выпили. Ароматный коньяк огненной струйкой прокатился по пищеводу, ухнул в желудок. В груди почти мгновенно потеплело, голову слегка повело — сказывались усталость и голод. Травяная похлёбка Трифона насыщала плохо.
— Закусывай, Андрей Иваныч! — распорядился генерал. — У тебя уже щёки ввалились. А нам здоровые бойцы нужны.
Я наложил в тарелку горячей картошки, растолок её и посолил. Вилкой подцепил с тарелки ломтик колбасы.
— Бери больше, не стесняйся! — улыбнулся Георгий Петрович. — Сейчас консервы откроем и тушёнку.
Мы выпили ещё по рюмке коньяка.
— Георгий Петрович, — спросил я. — А что с теми бандитами, которые устроили схрон в лесу? Или это не моё дело?
Генерал помрачнел.
— Пока ищем. Похоже, залегли они на дно. Оружие не всплывает — значит, прикрыли торговлю. Ну, ничего. Рано или поздно, а объявятся. Ну, а ты не беспокойся. В твои края они вряд ли сунутся — нечего им тут делать.
Он взял полупустую бутылку и снова разлил по рюмкам.
— Давайте выпьем за охоту! За эту древнюю страсть, которая владеет мужскими сердцами.
Эта фраза могла бы прозвучать напыщенно, но генерал произнёс её так просто, что сразу стало ясно — он, действительно, так думает.
Мы в третий раз выпили.
— Георгий Петрович, — спросил я. — А зачем вы приехали?
Только ляпнув свой вопрос, я понял, насколько невежливо он прозвучал.
— Ох, простите! Я очень рад вас видеть. Но вы же приехали не на охоту, верно?
Генерал совершенно не обиделся.
— Соображаешь, Андрей Иваныч, — весело ответил он. — Я узнал, что товарищ Тимофеев едет уговаривать тебя остаться, и решил присоединиться к нему. А заодно отвезти заказ.
— Какой заказ? — не понял я.
— Рустам, принеси! — кивнул Георгий Петрович своему водителю.
Рустам кивнул и выскочил за дверь. Через минуту он вернулся, неся в руках новенький кожаный ружейный чехол.
— Смотри, Андрей Иваныч!
Генерал вытащил из чехла воронёные стволы и приклад. Колодку украшала причудливая вязь золотого тиснения. Ружьё было в идеальном состоянии и показалось мне смутно знакомым.
— Не узнаёшь? — усмехнулся генерал. — Это та самая «тулка», которую вы с участковым изъяли у фронтовика. Хорошо мастера постарались?
У меня просто не было слов. Ружьё выглядело так, словно только что вышло из-под рук оружейника.
— Держи!
Генерал протянул мне «тулку».
— Вернёте хозяину. Пусть гордится сыном.
Приняв ружьё, я не удержался и заглянул в стволы. Внутри сияли безупречно-ровные кольца света.
— Как они это сделали? — не удержался я от вопроса.
— Не перевелись ещё умельцы на земле Русской, — усмехнулся генерал. — Чехол тоже возьми. Подарок старику от меня. И не забудь привет передать.
— Так, может, вы сами, — предложил я.
— Нет уж, — отказался Георгий Петрович. — Вы изымали — вы и возвращайте. Всё, мужики — давайте спать. Завтра рано в город возвращаться.
* * *
На следующий день я потихоньку расхаживал ногу, занимаясь хозяйственными делами. Наколол и сложил дрова. Скосил отросшую во дворе траву и граблями сгребал её в кучу, когда за оградой послышался треск мотоцикла.
Мотоцикл подъехал поближе и смолк. Я поднял глаза — возле моей калитки стоял Жмыхин. В руках он держал большую тряпичную сумку.
С нашей последней встречи егерь как-то осунулся. Глаза запали и смотрели настороженно. Кожа обтянула широкий лоб. Челюсти сжимались до желваков.
— День добрый, Андрей Иванович! — поздоровался Жмыхин. — Войти пригласишь?
Я помедлил и кивнул.
— Входите, Дмитрий Константинович. Вы по делу?
— по делу, — непонятно кивнул он, мельком оглядывая двор.
— Ну, пойдёмте в дом. Я чайник поставлю.
Я пропустил Жмыхина вперёд, а сам старался угадать — зачем он приехал. И как мне теперь себя с ним вести?
Ничего особенного не придумал, и решил вести себя спокойно, по-деловому. На контакт не идти, но и на возможные провокации не поддаваться.
Впрочем, Жмыхин и не собирался меня провоцировать. Сгорбившись над чашкой, он прихлёбывал чай, с хрустом разгрызая сухари, которые я поставил на стол прямо в пакете, за неимением вазочки. Глаза Жмыхина беспокойно перебегали с меня на убранство кухни.
