— Нет, — улыбнулся он, но в голосе сквозила печаль. — Если ничего не придумаю, значит, ласточка предназначена не мне. Иначе её и ловить не придётся, сама в ладони прилетит. Поэтому пока что я мечтаю просто её увидеть.
— Странный ты. Но я всё ещё завидую, что у тебя есть мечта. У меня такое было только в детстве.
— Да, — вздохнул Тау, — в детстве мечтать было намного проще.
Небо медленно вращалось над смотровой вышкой, а мы сидели под крышей и вспоминали те времена, когда были детьми. Наверное, потому что наши сердца ещё не успели повзрослеть, потому что жизнь, ожидавшая нас впереди, пугала и счастливые беззаботные деньки были ещё слишком свежи в памяти, слишком близки, чтобы так легко отпустить их. Пусть это и неправильно, но как не держаться за прошлое, пока до него ещё можно дотянуться?
Заклиная рассвет дать нам чуть больше времени, я провела на вышке всю ту недолгую ночь.
Новое рождество
Город преобразился. На узких центральных улочках меж домами протянули разноцветные гирлянды, на площадях открылись праздничные ярмарки, и каждый уважающий себя магазин выставил у своих дверей сверкающую украшениями ёлку. Отовсюду слышалась музыка. Наступила зима, и это помогло мне отвлечься от мрачных, тяжёлых мыслей, терзавших меня последний месяц. Я смотрела на снежные волны метели за окном, грея ладони о чашку с горячим чаем, и вспоминала, как в декабре комнаты пахнут мандаринами.
В дверь постучали, и ко мне вошёл Кир. Я откинула одеяло, чтобы подняться с постели, но он жестом остановил меня.
— Как ты завтра, поедешь в агентство? Фани про тебя спрашивала.
— Она могла бы позвонить.
Кир пожал плечами.
— Петер тоже интересовался. Кажется, ему спокойнее, когда все в сборе. Я не настаиваю, не заставляй себя ехать, если не хочешь.
Крупные снежные хлопья вихрями взлетали над землёй, словно желая вернуться к породившим их серым облакам. Я бы не узнала о приближении праздников, о нарядном убранстве Тьярны, если бы не телевизор в холле общежития, куда я иногда спускалась, утомлённая четырьмя стенами своей комнаты. Пора было выйти на улицу, почувствовать покалывания морозного воздуха на коже. Увидеть лица друзей, пока они не забылись.
— Я поеду. Зайдёшь за мной завтра?
Петер пребывал в состоянии несвойственной ему задумчивой отстранённости, спокойной и как будто слегка тоскливой. Подперев подбородок рукой, он направил взгляд в окно, быть может, на цветные огоньки, мигавшие в доме напротив. Франтишка наводила на кухне порядок, весело напевая что-то себе под нос.
— По какому поводу столько радости? — спросил Кир и забрал у Петера кружку с остывшим кофе.
— Вчера в церкви была очень воодушевляющая проповедь. Они всегда особенные в это время года, и я настоятельно рекомендую всем вам прийти хотя бы на воскресную службу. Сейчас Владыка очень чутко наблюдает за нами.
Кир хотел ответить ей, но воздержался и лишь покачал головой. Гордо приосанившись, Франтишка заявила:
— Вот я хожу в церковь каждый день, утром и вечером. Я буду на хорошем счету у Владыки, вот увидите, Приглашение не заставит себя ждать. Надеюсь, все помнят, что у нас инспекция в этом месяце? Последняя в этом году.
— Новый год уже совсем скоро, — заметила я.
— И Рождество, — добавил Петер, внезапно опомнившись от размышлений.
— Это всё, конечно, замечательно, но не забывайте, мы с вами в этом мире дорогие гости. А значит, из уважения к хозяевам мы будем отмечать Новое рождество!
Двадцать восьмое декабря было днём, когда, по легенде, Владыка умер и его бессмертная душа упокоилась на небесах. Лишившись телесной оболочки, он отдал земле свою магию и, чтобы простые люди могли е ю пользоваться, одарил их самоцветами, а сам стал богом-наблюдателем, время от времени приводящим в мир странников, наследников своей силы. Новое рождество было и праздником почитания Владыки, и торжественным окончанием года, потому что выпадало на последний день декабря, самого короткого месяца.
— А чем оно отличается от нашего Рождества? — спросила я.
— Да ничем, — ответил Кир. — Те же ёлки, семейные ужины и подарки.
— Ну, по большому счёту ты прав, но всё-таки контекст немного другой, — не преминула уточнить Франтишка.
— А, ещё звездопад, — вспомнил Кир.
— Звездопад? — эхом повторила я.
— Да, в ночь с двадцать восьмого на первое всегда падают звёзды.
— Ах, это прекрасная традиция! Во всём городе выключают свет, люди выходят на улицы и во дворы, смотрят на небо и ждут первую звезду. Если, пока она падает, успеть загадать желание, то оно непременно сбудется. Разве не чудесно? — Франтишка мечтательно подняла глаза к потолку. — Я уже придумала, что загадаю в этом году… Уф, все эти разговоры нагоняют рождественское настроение. Пойду-ка украшать гостиную. От помощи не откажусь, но вообще у меня уже сложилась картинка в голове, так что лучше оставьте это дело мне, ладушки?
Не дождавшись ответа, она засеменила в прихожую.
— Петер, — окликнул Кир, — а ты в каких облаках витаешь?
— Я не… — он смешался, точно его поймали с поличным, и опустил взгляд. — Ни в каких, просто вспоминал кое-что.
Он замолчал, и Кир, похоже, решил оставить его в покое, как вдруг Петер заговорил снова:
— Когда я был ребёнком, лет до двенадцати мне с наступлением зимы дарили адвент-календарь. Я любил декабрь в те времена, дома становилось мирно, никто не ругался, ожидание Рождества всегда было радостным. И меня каждый день ждала конфета после вечерней молитвы… — Его беспокойные пальцы, переминавшие салфетку, замерли, и он испуганно прошептал: — Я не должен был этого говорить. Не здесь.
Петер резко вскочил из-за стола, пошатнулся, схватился за голову. Кир вскочил следом.
— Тише, ничего страшного же не случилось.
— Ещё как случилось. У нас скоро инспекция…
Метнувшись в сторону и едва не споткнувшись о стул, Петер вышел из кухни, сдёрнул с вешалки пальто и скрылся за золотой дверью. Кир подбежал к окну, вгляделся наружу.
— Курит, — с облегчением выдохнул он. — Почему не на заднем дворе?
— Не хотел пересекаться с Фани? — предположила я.
— Возможно. Его так штормит в последнее время, просто кошмар. В смысле, я знаю, ему тяжело, и я стараюсь относиться с пониманием, деликатно и всё такое, но иногда… — Кир перевёл дыхание и потёр шею. — Иногда мне кажется, что я попросту не способен ничего для него сделать.
— Не говори так. Ты сделал для Петера больше всех нас вместе взятых. И я, честно, восхищаюсь тобой. Даже завидую немного. — О том, какой бесполезной заставляли меня чувствовать его слова, я умолчала. — Скажи, если не секрет, почему ты стал помогать Петеру?
Тень отвращения легла на его лицо, и Кир скрестил руки на груди.
— Не из благородных побуждений, как ты, вероятно, думаешь. У меня была договорённость, только и всего.
Холод расползся в моём животе. Отвернувшись — потому что боялась задать вопрос, глядя ему в глаза — я произнесла:
— Эта договорённость ещё в силе?
Хлопнула входная дверь — внезапный звук разбежался мурашками по моему затылку. Вопрос повис в остывающем воздухе, но, прежде чем Петер вошёл в кухню, Кир, крепче обхватив себя руками, еле слышно выдавил:
— Да.
Одним вечером в моей комнате зазвонил телефон. Я вздрогнула, и карандаш оставил на бумаге глубокую кривую черту. Долго, долго и неотрывно я смотрела на неё, медленно наполняемая обидой, и упрямый телефонный трезвон обострял это чувство, делал его колючим и злым. Раздосадовано хлопнув по столу, я встала и решительно шагнула к стене, но, протянув руку к трубке, замешкалась. Если бы телефон смолк в то самое мгновение, я бы так и не ответила.
— Привет, Марта. Надеюсь, я не сильно отвлекаю тебя.
Его голос звучал виновато. Искренне, я не сомневалась в этом, но всё равно не могла довериться. Хотела, но не могла. После нашего расставания я много думала о том, как отреагирую при следующей встрече, какие эмоции проснутся внутри меня. Может, потому что он был всего лишь голосом в трубке, внутри ничего не проснулось. Только удивление тихо колыхнулось в груди.
