— Нам сюда, — Филин показал на прячущуюся в тени нишу.
— Почему сюда?
— Золотом тянет, боярин. Оно вроде бы не запах, но всё равно чувствуется. Особенно когда его много.
— Когда много, это всегда хорошо.
— Если бы так, — вздохнул Филин и перекрестился.
К золоту вышли через час блужданий, когда Николай уже отчаялся хоть чего-нибудь найти, и желал только одного — выбраться наружу. Но в луче светодиодного фонарика сверкнуло лежащее прямо на полу золото. Единственный золотой кругляш с неровными краями. И пороховая дорожка с бегущим по ней огоньком.
Филин, недолго думая, затоптал его ногой и выругался, перейдя на шёпот. Потом прижал палец к губам:
— Тут кто-то есть.
Николай и сам это понимал — пороховые дорожки из ниоткуда не появляются, и огонь сам по себе не загорается. Интересно, какая же свинья задумала устроить диверсию?
— Следы, боярин, — Селиван присел на корточки и подсветил фонариком. — Дорогая обувка.
На выложенном кирпичами полу отпечатался мокрый след женской туфли. Так, во всяком случае, показалось. Острый носок, тонкий каблук размером в пятирублёвую монету… Это что получается, здесь уже шахидки-смертницы завелись? Бред же полный!
Филин тоже опустился рядом с Селиваном, и чуть ли не обнюхал отпечаток:
— В Новгороде такие тачают. Дело ясное.
— И что? — не понял Николай.
— И то, — ухмыльнулся любимовский староста. — Кто на Москве самый наипервейший модник?
— Я откуда знаю? Я в ваших модниках не разбираюсь, и вообще они все педерасты.
— Кто?
— Да модники эти. Ты не замечал, друг мой Филин, что тенденции мировой моды неуклонно и стремительно скатываются к педерастии? Мне вообще иногда кажется, будто они изначально оттуда и произошли.
Любимовский староста ничего не понял, и уточнил:
— А эти… расты которые… они греки, да?
— Причём в самом плохом смысле этого слова.
Вот как раз в этот момент из темноты подземелья с возмущённым воплем выметнулась неясная фигура, которую Филин встретил ударом ножа. И попал.
Дмитрий Юрьевич Шемяка, Великий Князь Московский и прочая и прочая и прочая, умирал достойно, как и полагается потомку славного Рюрика. Он последними словами поносил невидимых врагов, слепивших глаза нестерпимым светом чудных фонарей, и громко злорадствовал, что заберёт на тот свет тайну спрятанной московской казны. И очень жалел, что не удалось похоронить эту тайну вместе с неведомыми злоумышленниками.
А выдать её под пытками Дмитрий Юрьевич не боялся. Не доживёт он до пыток. Жизнь уходит… Вот её жалко! Даже не сколько саму жизнь, а упущенную возможность построить превратить Московское княжество в мощнейшую державу, с которой придётся считаться завистливым и злокозненным соседям. Пусть даже для этого пришлось бы признать главенство Литвы. И что? Никто не вечен, и литовские князья так же смертны, как и все остальные. Нужно только подождать удобного случая. И вот дождался…
Но могло же всё получиться? Очень даже могло, ибо к тому оно и шло — от князя Василия избавился, малолетнего княжонка даже упоминать не стоит, несмотря на поддержку неведомых латынян, а соблазнённый возможностью взгромоздиться на московский престол Казимир заявился в силах тяжких. И тверичи, как доносили, где-то неподалёку. С какой подмогой можно быстро подавить бунт возомнившего о себе московского дворянства и выставлять условия победителю, благо припрятанная казна позволяет это сделать.
Не станет же Казимир вздымать на дыбу целого князя? Нет, не станет. И убивать не будет, так как выгоды в том нет. Впрочем, о том уже поздно думать… Жизнь уходит. Совсем.
— Да будьте вы прокляты! — прохрипел Шемяка, и захлебнулся кровью от перехваченного ножом горла.
— Вот так-то вот! — покачал головой Филин.
— И зачем? — спросил Николай. — Он уже помирал.
— Чтоб проклятье не сработало. Вернейший способ!
— Если только так.
— А как же ещё? — удивился любимовский староста. — Рюрикова кровь сильная, ему проклясть, что два пальца об этот… как его там…
— Об асфальт?
— Ага, об его самого, — кивнул Филин. — Ну что, боярин, куды дальше-то пойдём?
— Куда? — задумался Николай. — Да пошли уж куда-нибудь. Сейчас никакой разницы нет.
— А золото?
— А что золото?
— Так мы же сюда за златом пришли, или как?
— Вообще-то это ты нас сюда привёл. Кто говорил, будто запах чует?
— Не запах, боярин, а потянуло золотом. Как голос неслышимый звал. Ведь Шемяка не просто так про казну спрятанную говорил?
— И где теперь её искать?
— Там, — Филин ткнул пальцем в темноту. — Он оттуда выскочил, значит и казна там.
— Сомнительно, — не согласился Николай, разбирающийся в минно-взрывном деле чуть больше средневекового жителя. — Его бы самого завалило к чертям собачьим.
— К чертям? — оживился Филин. — А ведь ты прав, боярин, нужно в палатах митрополита искать. Там подвалы огромные!
— А мы сейчас где?
— Не знаю, но вроде как ещё в Москве.
— Вот ты, мля, успокоил…
— Да найдём мы это золото, боярин!
— Я вообще-то про выход из подземелья.
— И выход найдём. Ежели что, так и новый сделаем.
— Думаешь?
— Мне тут князь Андрей Михайлович кое-что подарил, — Филин демонстративно поправил рюкзак за плечами. — Эх и мощная штука, я тебе скажу. Куды там пороховому зелью!
Послужившая путеводной нитью пороховая дорожка никуда не привела. Может быть, здесь где-то и были тайные знаки, указывающие на спрятанные Шемякой сокровища, но обнаружить их не удалось. Зато после нескольких часов блужданий нашли подземную часовенку, где перед потемневшими иконами горели лампады.
Филин оживился:
— Вот видишь, боярин, тут недавно кто-то был. Наверняка Шемяка молился за успех своих чёрных дел.
— А это вообще что такое?
— Довелось как-то слышать, что есть в подземельях келья юродивого отшельника Варравы, где тот прятался от гнева князя Симеона Гордого. Потом как раз над ней палаты митрополита поставили.
— И что?
— Раз Симеон того Варраву найти не смог, так самое то место, чтоб за спрятанную казну помолиться.
— Что-то я сомневаюсь.
— А ты не сомневайся, боярин! Как зелье-то бабахнет, так сила молитвы и ослабнет. Сразу казну найдём! — Филин почесал бороду и добавил тихонько, чтобы его никто не услышал. — Или не найдём.
Спустя два месяца.
Деревня Любимовка. Гороховецкий район Владимирской области.
Полина Дмитриевна обвела сидящих перед ней мужчин суровым взглядом, из-за чего те испытали близкое к панике чувство и острое желание оказаться отсюда как можно дальше. К огромному их сожалению, отмазаться от участия в подведении итогов закончившейся экспедиции в прошлое не представлялось возможным.
— Итак, господа, никто не будет спорить, что вы все крупно обгадились?
— Товарищи, а не господа, — поправил бабушку Николай.
— А ты, товарищ хренов генерал, облажался сильнее всех! — Полина Дмитриевна указала на Николай Пальцем. — Детство в заднице заиграло, да? Мало того, что Шемяку упустил, так ещё половину Кремля в руины превратил!
— Мы не упустили, а ликвидировали его.
— Вот как? — бабушка прижала генерала к скамейке тяжёлым взглядом. — Почему тогда Шемяка появился живым и невредимым одновременно в Новгороде, Пскове, Риге и Вышнем Волочке?
— Это самозванцы.
— Мы знаем, что самозванцы, а остальные? Мёртвого его никто не видел, а труп предъявить не можем.
— А они похожи на настоящего?
— Какая разница, похожи они или нет? Любого одень в шелка и бархат, вот тебе и князь. Кто же им на морду смотрит?
— Но родственники…
— Это власть, Коля! То есть, шанс на власть. А самозванец он или нет, тут уже роли не играет. Вот если найдёшь покойника, то половина вопросов снимется.
— Как я его найду, если после взрыва подземелья обвалились?
— Вот! — кивнула Полина Дмитриевна. — А нахера ты вообще их взрывал?
— Мы спрятанную казну искали.
