— Ход линкора явно упал, — подметил тот, тоже приложившись к биноклю, — да он стойте
— Вот чёрт! Точно, застопорился! А с виду нормально всё. Что там с ним может быть? Почему встал?
— Если два попадания… от подобных встрясок, случается, котлы тухнут.
— Да, — промычал кэп, — и не спросишь.
С флагмана делиться б эфире своей бедой не спешили. Корабль стоял к ним подбойным бортом: что там на другой стороне, куда и перепало — не видно. Хотя пробоины наверняка ниже ватерлинии. Инерция его уже не тащила, лишь разворачивало лагом к волне, начиная клонить на повреждённую сторону. Именно этой своей обездвиженностью, даже издалека он выглядел обречённо.
— Крен растёт. Неужели ПТЗ* не справилась? Я где-то читал, что при постройке шёл большой процент брака броневых плит. Если так…
— Рано гадать, — успокаивал штурман, — у них сейчас аврал, но думаю, восстановятся и командующий информирует эскадру о дальнейшем.
— Так, — спохватился Скопин, — что у нас по воздуху?
Как уже говорилось: слишком много «засечек» на экранах радаров. В круговую. Слишком суетно в небе. Помимо нервирующих в непосредственной близости истребителей, расчёты РЛС наблюдали и докладывали об удалённых целях. Метки на экранах радаров были «безликими», отличить «своих» от «чужих» операторы могли лишь по косвенным признакам. Да и не делали этого. Обработанные в БИЦе сведенья ретранслировались на флагман и другие корабли дублирующим каналом связи, через УКВ-радиостанции Р-860. Так было удобней, не загружался штатный внутриэскадренный обмен. Требуемой информативности и быстродействия в передаче данных подобный трафик, разумеется, не удовлетворял.
— Группы самолётов с пеленгов 150, 165, удаление 70–90 километров, курсом на эскадру, время подлёта в пределах десяти минут.
— ВЦ на 180, дистанция 200, скорость порядка четырёхсот, время подлёта 25–30.
Пеленги подлетавших самолётов указывали на то, что это вероятно обещанные истребители прикрытия. Сомнения могли вызвать высотные цели, следующие с пеленга 180, возможно просто отклонившиеся от курса. Отсроченное время их похода оставляло резерв для уточнения.
В первую очередь внимание на себя оттягивали зафиксированные ранее группы и одиночки, идущие на разных эшелонах со стороны норвежских берегов. Противник.
* Противоторпедная защита.
* * *
Неудачи, преследовавшие «норвежские» эскадрильи RAF… обвинять в сомнительной квалификации экипажи тут было бы нечестно, в силу заведомо ещё на стадии организации довольно жёстко поставленных условий. Прежде всего, погодных.
Взлетевшее последним звено «Ланкастеров», после того как убрали с полосы перекошенный на крыло аварийный бомбардировщик, навигационной ошибкой выбрало неверный курс. Погрешность погодя обнаружилась, однако лидировавший звено флаинг-офицер* засомневался: часть пути уже пройдена, догонять, искать основную группу в условиях радиомолчания будет затруднительно. Коротко посовещавшись со своим штурманом, командир решил сымпровизировать и продолжить полёт сложившейся прокладкой. Три «Ланкастера» следовали отдельно от «стаи».
«Бофайтеры» на маршруте влетели в полосу дождевых туч, потеряв из виду идущие выше «Ланкастеры», потеряв и себя — друг у друга, разбившись на отдельные группки, следуя к цели самостоятельно, по счислению и штурманскому опыту, озабоченные сохранением курса.
Лишь по мере подхода к зоне боевых действий к ним начала поступать наводящая информация: бортовые радисты ловили переговоры сражающихся палубных истребителей, пеленгуя вражеские корабельные передатчики, но основным источником привода послужил отважный полуслепой экипаж «Суордфиша», не прекративший свою миссию мониторинга обстановки с передачей кодированной «точкой-тире» места координат и курса советской эскадры.
Другое дело, что сами соблюдая радиомолчание до последнего, разбредясь по небу, экипажи тяжёлых машин не имели возможности снова организоваться хотя бы для подобия скоординированных действий. События гнали их вперёд.
Как бы там ни было «Ланкастерам» работать высотным бомбометанием, а торпедоносным «Бофайтерам» атаковать низким профилем. У них имелись все основания полагать, что на месте их не ждёт сильное сопротивление. Сообщения с самолёта-разведчика указывали на та, что небо практически вычищено от воздушного патруля противника, достоверно зафиксирован пожар на вражеском авианосце, с оговоркой «возможно» говорилось о результативности удара палубных торпедоносцев по линкору.
На последних километрах до рубежа атаки всё изменилось.
* Flying officer — офицерский чин в Королевских военно-воздушных силах, эквивалент — старший лейтенант.
* * *
Алелюхин всё чаще бросал взгляд на показания топлива, напряжение боя вынуждало часто форсировать, отчего горючка улетала как не в себя. Как кстати и боезапас.
Оставшимися тремя'. Яками' они завалили ещё один «Уайлдкет». И всё. Остальные не давались, вертясь, что те черти, показав неплохой класс. Вымотав все силы. Да и живучи… сучьи…
У него что-то случилось с радиостанций, захрипевшей, забулькавшей, теперь только мешающей. Выключил.
Когда всё изменилось, сразу даже не заметил. В небе вдруг стало больше самолётов. Увидел выходящий на пересечение агрессивный силуэт. Подумал: «Ну, всё, хана»!
А тот «приветливо» распластал на отвороте плоскости, показав звёзды на крыльях.
— Наши, — гвардии майор аж выдохнул с облегченьем, узнавая «бороду» воздухозаборника радиаторов «китти».
* * *
Эскадра оказалась связанной флагманом.
«Советский Союз» всё же дал ход, но пока едва развив пять узлов. Подле него держался «Кронштадт».
«Чапаев» оставался свободным в манёвре. Пожар потушили, посадочная площадка была готова, Осадченко решили принять частью повреждённые, но в основном выработавшие боезапас истребители. Процедура не заняла много времени. Не много их оставалось… палубных. 8 эфире на самолётной частоте звучали другие голоса — подоспевших эскадрилий ВВС Северного флота. С которыми шёл интенсивный радиообмен с командного пункта авианосца: следовало наладить взаимодействие, организуя противовоздушную оборону эскадры.
Крейсер «Москва», связанный своим ограничением в скорости хода, всё ещё дистанцировался, посильно выполняя свою роль дальнего радиолокационного наблюдения. Посильно, ибо, на текущий момент, все, что пребывало в ближней зоне, практически не поддавалось классификации. На экранах радаров, пестрело, старшйны за пультами разводили руками. В небе было развёрнуто три десятка истребителей: «Яки», «Аэрокобры», «Киттихауки» 20-го, 255-го авиаполков. На подходе было ещё что-то, видимо в целях обеспечения ротации воздушного зонтика… Имелась информация о намеренье ВВС флота нанести удар по британским кораблям эскадрильями «Пешек» и «Бостонов». Это тоже учитывали. Сомневающиеся операторы вновь обратили внимание на три неопознанных «контакта» на шести тысячах по пеленгу 180, акцентируя более заметную интенсивность отражённого сигнала данных целей.
В боевом информационном центре определились с главной угрозой:
— Пеленг 210, высота пять с половиной тысяч, дистанция 120, скорость 300 км/ч, в плотном строю.
«В плотном строю» — из-за чего «засветки» сливались, затрудняя точное определение количества целей, но явно группа. Фиксируемые с тех же направлений другие «множественные, рассредоточенные по азимуту и высотам», отдельными группками и единицами — «…курсом на эскадру, удаление 50–60 километров» — этих насчитали более десяти… прежде чем большая их часть, пошла на снижение, нырнув за радиогоризонт.
Информацию передали на КП «Чапаева»… Там быстро проанализировали данные, и так же пришли к выводу, что это, по всей видимости, вражеские самолёты берегового базирования. Их никто не прикрывал. И не прикроет. Те немногие палубные истребители англичан, с появлением советских эскадрилий, недолго думая покинули место боя. Вполне оправдано: русских с берега налетело столько, что было безумством оставаться. Ко всему у них наверняка подходили к концу боеприпасы.
