class="p1">Я же на этот рубль прикупила теперь уже две рыбины, причём выбирала пожирнее. Торговец сказал, что даст три, если три еще я ему приготовлю. Я кивнула.
Когда я вернулась домой с шестью рыбинами тётка опешила.
Первое, что она сделала — это схватила веник и огрела меня по хребту с воплем, — где ты это украла?
Я отбивалась как могла, пыталась сказать, что не моя половина. Но при тётке, и в ажиотаже я могла только мычать.
Чуть позже Домна устала, присела и стала спрашивать.
— Ты украла эту рыбу?
Я отрицательно мотаю головой.
— Ты взяла её у торговца рыбой?
Я согласно киваю.
Ты её обещалась приготовить ему как вчера?
Я согласно киваю.
— Пошли, я помогать буду. Шесть рыбин, это не одна, — сказала Домна и пошла со мной в сарай.
Мы с тёткой набрали совсем уж по углам остатки деревяшек, в следующий раз придётся покупать дрова, а дрова стоили пятьдесят копеек вязанка, это нам ещё надо заработать их. И принялись за работу. К утру у нас лежали в рядок шесть очень аппетитно выглядящих длинноносых рыбок.
Придя на рынок, как и было обещано я отдала три штуки торговцу, и он выставил их за один рубль пятьдесят копеек за фунт. Фунт, как я поняла, это примерно полкилограмма наших. И продавал он их не целыми рыбками, а кусочками, и пробовать давал. Когда рыбка у него закончилась, начали смотреть уже на мою. Я не могла себе позволить продавать по весу, у меня нет весов. Да и без обсуждения сложно продать весовой товар. Я просто поставила деревяшку на которой написала угольком палочку. Надеюсь не догадается никто, что я умею читать и писать.
К концу рабочего дня в моём кармане лежало целых три рубля, из которых пятьдесят копеек я потрачу на вязанку хороших дубовых дров, пятьдесят копеек я потрачу на простую еду нам с тёткой, и наконец два рубля я потрачу на свежую рыбу.
Тётку я отправила за едой, а сама прикупив вязанку дров отправилась домой. Иду, низко склонившись, всё-таки тяжело тащить вязанку с моим бараньим весом. Я шла, никого не трогала, и вдруг — вокруг меня лошадиные копыта, я лежу в грязи. Да что же такое-то, что за невезуха такая.
Я встала, смотрю, вокруг нет моих дров. Мне так обидно стало, что злые слезы хлынули из глаз. Сверху откуда-то послышался крик: — Девушка вы в порядке?!
Я сквозь слезы кричу: — Да конечно не в порядке, где мои дрова?!
Я открыла глаза и осмотрелась. Я в своей чёрной болоньевой куртке, и модных брюках с широкими штанинами, сижу в луже на проспекте перед автомобилем, а рядом обеспокоенно бегает мужчина и спрашивает: — Вы не пострадали? У вас всё хорошо?!
Я поняла, наконец, что я вернулась к себе домой и теперь всё будет точно хорошо.
— Всё будет замечательно, — говорю я вслух!
И удивилась, вернулся дар речи.
— Ангелы небесные, как жить-то хорошо, — заорала я на всю улицу. Редкие прохожие обернулись, и взлетела стайка воробьёв. Но мне было всё равно, я вскочила и побежала домой.
К маме я заявилась грязная, и мокрая, и она заохала, и заахала, пытаясь снять с меня мокрую одежду. Я, в этот момент, скороговоркой проговаривала ей свои планы на ближайший месяц.
— Мама, я отменю свадьбу, я позвоню всем прямо сейчас, и тете Зине тоже, я скажу, что я ещё не готова к такому важному шагу!
На этом месте, мама начала ощупывать мне голову, обеспокоенно спрашивая не ударилась ли я случайно головой, пока падала в лужу.
Я же продолжила тараторить, что отменю все рестораны и тамаду, и фотографа, а деньги, которые верну с залога я потрачу на коптильню, которую поставлю у нас в сарае. Надо дров ещё купить, я сразу же вспомнила свою вязанку прекрасных дубовых чурбаков, и почти пожалела, что безвозвратно потеряла их.
Когда я закончила, мама села с широко открытыми глазами на диван, и стала задавать вопросы:
— Петя знает, что ты передумала выходить замуж?!
— Нет! — я отрицательно помотала головой.
— Ты ему когда скажешь?! — мама казалось теряет терпение.
— Да хоть сейчас! — Я ни капли не сомневалась в этом.
— Когда тебе эта мысль в голову пришла, ты же ушла из дома пару часов назад, и явно не собиралась расторгать торжество, — мама проговорила это вкрадчивым голосом, которым разговаривала с детьми, или душевнобольными.
— Я не пару часов назад ушла, точнее, наверное, пару часов назад. Мама, я же главное тебе не рассказала, я шла по улице, и провалилась в прошлое, в 1845 год, и мне пришлось там выживать. А ещё представляешь, меня там мачеха выдала замуж за Петруху, он потом помер от пьянки, и мы с тёткой Домной начали коптить рыбу и продавать на рынке. А если здесь начать тоже самое, можно тоже коптить и продавать рыбу на рынке.
— Алина. Стоп, стоп, стоп. Какая рыба, причём тут рыба и твоя свадьба, перестань фантазировать, — мама казалось теряет терпение.
— Мама, я решила, что замуж я не пойду. Это не сиюминутное желание, это взвешенное решение, взвешенное мной, и моим личным опытом. А рыба это на ближайшее время моя работа. Не зря же я закончила кулинарный техникум. Я открою статус самозанятого, и вперёд. Буду коптить рыбу и через интернет продавать.
Мама сидела на диване, широко открыв глаза, и открывая рот, словно слова хотели покинуть её, но на лету передумывали.
— Алинка, но что же скажут тетя Зина из Нижневартовска, а тетя Света из Тольятти?! Они же подумают, что дурочка ты у меня! — и мама заплакала в отчаянии.
— Мама! Я лучше побуду немножко дурочкой, в глазах родственников, чем положу свою жизнь во имя возможного хорошего отношения родственников. Я не хочу замуж за Петю.
— Алинка, давай к доктору обратимся, он правда поможет, выпишет таблетки нам с тобой. Алин, давай?! — мама со слезами в голосе почти кричала.
— Мама, не фантазируй. Всё будет хорошо, и не нужны нам никакие таблетки, — сказала я, и поняла, что теперь все будет по другому, но в любом случае хорошо!
А в это время, на широком подоконнике в их комнате, на фоне голых веток вишни, что от сильного ветра тревожно бились в стекло, сидел невидимый ангел и хлопая в ладоши, смеялся.
— Всё хорошо, — приговаривал он, — всё просто замечательно получилось. Теперь ветвь жизни рода Алины пойдёт в гору. Будет перспективная работа, будет переезд
