«Это сегодня погода ограничит или вовсе сведёт к минимуму возможности береговой авиации русских. А завтра? Сомнительное удовольствие добиться своего и потопить линкор „красных“ или даже чего-то больше, однако потеряв при этом какие-то свои корабли. На отходе. Какой уж тут престиж для Королевского флота».
И очень желал, во-первых, чтобы лётчики ничего не напутали и поражённым кораблём являлся именно линкор типа «Союз», самый сильный корабль в советской эскадре. «Похожий» линейный крейсер его не удовлетворял. Во-вторых…
«Чёрт бы с ним, с этим „Советским Союзом“, пусть уж утонет, сам, а остальные полным ходом покинут место. Тогда и мы, уже будучи не в состоянии их догнать, доложив об этом „наверх“, с чистой совестью, наконец, повернём домой. Сколько можно…».
* Midshipman — переводится, как мичман, в британском флоте звание соответствует младшему лейтенанту.
Похожими сомнениями с ним поделился и кэптен Томас Хэлси, командир флагманского линкора «Кинг Джордж», когда адмирал поднимется на мостик.
Поднимется внешне спокойным: решения приняты, распоряжения отданы, от командования одобрение получено. Да, «Малайя» и «Рамиллес» накладывали ограничения на всё соединение, тем не менее, полноценные эскадренные «восемнадцать» держали. Времени, по расчёту штурмана, у них было предостаточно. Они успевали.
Хэлси ему «попался» на открытом мостике. Нахождение на этих продуваемых площадках, невзирая на время года и практически в любую погоду, если того требовала необходимость, сэр Генри считал тем из чего и слагается британская морская традиция.
— Всегда удивлялся, как Фрэзер* даже в такой холод не изменял своей привычке не носить перчаток, — сам Мур, наскоро экипировавшись в непромокаемую «ветровку», недолго поводит биноклем по горизонту, упрятав настывшие ладони под одежду.
Выдержав, приличествующую паузу, спросит:
— И что скажете?
Кэптен, между прочим дышащий сипящим через одну ноздрю насморком, ответит не сразу, осознавая, что вопрос не про «перчатки»:
— Сэр, каков бы ни был исход ночного боя, утром мы можем оказаться под ясным небом и авиацией русских. Со всеми вытекающими последствиями. Надеюсь, метеорологическое бюро флота не ошибается и дурная погода продлится. Ещё, что меня беспокоит это топливо. Нелётная погода для нас это хорошо, но если волнение усилится, как эсминцы смогут принять топливо на ходу?
Мур молчал ещё дольше. В официальном рапорте в Адмиралтейство он достаточно подробно обрисовал положение вещей, обязательно указав на сомнительные стороны дела.
«Будем уходить самым экономичным. Да хоть дрейфовать. Под парусами», — ему захотелось выругаться.
Он в своей «переписке» с Метрополией даже пошёл против правил, отправив личную шифровку Первому морскому лорду адмиралу Каннингэму, где уже в открытую выразил целесообразность прекратить операцию и отводить соединения. «АВС»** как опытный моряк и компетентный флотоводец должен был понять и принять его правоту. Прекрасно сознавая, что руки у сэра Эндрю связаны, прежде всего политическими приоритетами кабинета правительства, и личными амбициями мистера Черчилля в особенности.
— Мы не можем отступить. И не вправе. И ничего не можем поделать против обстоятельств. От нас требуют победы, и наш долг…
Продолжать патетикой про Генри Мур не стал. Не перейдя и к конкретике. Внимание отвлёк идущий в полумиле на правом фланге эсминец, разрядивший «Хеджхог»***. Оба офицера разом подняли бинокли уже на вспучившие море серией глубинных бомб разрывы.
— Субмарина?' Узнайте, что сообщают с эсминца? Удалось ли её поразить? Метнувшийся на ходовой мостик вахтенный матрос вернулся ни с чем: — Сообщают, что возможно ложный контакт, сэр.
Эсминец на время задробил стрельбу, продолжая рыскать на месте, постепенно оттягиваясь за кормовые углы. Эскадра двигалась вперёд.
* Адмирал Брюс Фрэзер. Генри Мур служил под его началом в северных операциях британского флота.
** Прозвище адмирала Эндрю Каннингэма в Королевском флоте по заглавным буквам его полного имени — Andrew Browne Cunningham,
*** Mk. 10 «Hedgehog» — британский многоствольный противолодочный бомбомёт.
* * *
Сказать бы «события к северо-востоку от Нордкапа ускорялись»… но для британцев, здесь и сейчас зависящих от максимальных ходовых качеств устаревших дредноутов, всё развивалось своим, казалось бы, неторопливым 18-узловым чередом. Быстрые самолёты сидели на палубах и в ангарах. Ветер в порывах и именно из-за этих непредсказуемых порывов достигал таких значений, при которых взлёт с авианосца ещё как-то допускался, посадка — никто бы не поручился за безаварийность. Пожалуй, лишь HMS «Scourge», получив распоряжение флагмана, раскрутив турбины до полных «тридцати шести», убежит вперёд, установив радиолокационный контакт с противником. И будет его поддерживать, до дальнейшего….
У адмиралов, кэптенов, лейтенант-коммандеров и прочих офицеров меньших званий достаточно было времени, чтобы обдумать, обсудить, снова поразмыслить, вырабатывая и вновь меняя тактические решения. В отличие от «старика» Генри Мура, его штабные специалисты, по большей части относительно молодые люди, были настроены очень оптимистично и решительно, если не сказать задиристо. Дозорный эсминец периодически обновлял разведданные, советские корабли оставались в расчётном доступе, штурманские прокладки ориентировали выход на боевой контакт примерно к «нолям'41 по местному. Они в полном праве могли уповать на успех: более вульгарные янки сказали бы 'надерём им задницу», снобы англичане… возможно «зададим им жару»….
Казалось теперь-то русским несдобровать. В очередной раз.
Никто из них и не предполагал, что на самом деле всё решится гораздо раньше, и события, они скорее агонизировали скорой развязкой. Весьма кардинальной.
* Полночь… 00:00.
Не если бы
Не меньше «ихнего» на открытом мостике наторчался командир крейсер «Москва» капитан 1-го ранга Скопин, отсюда, с его правого крыла, наблюдая за «вынужденной» реактивного Як-39 на идущий в стороне траверзом «Чапаев».
Сейчас аварийный штурмовик всё ещё продолжал оставаться в носовой части авианосца, там, где и смог закончить свой пробег после посадки. По сути, перекрыв взлётную полосу, но как видно это терпело — пока палубный настил не приведут в порядок после «прожига» выхлопом реактивных двигателей, все процедуры с штатной авиагруппой приостанавливались. Из летающего на палубе лишь приютившийся на корме вертолёт, доставивший с ПКР техников — разобраться. Причём предположительная первопричина отказа одного из подъёмных двигателей Як-39 обнаружилась сразу при визуальном осмотре кем-то из команды авианосца: характерное отверстие от входа пули в фюзеляже реактивной машины.
Скопин, уже из ходовой рубки, в который раз приложившись к биноклю, и вновь опустив, сквозь зубы костерил виновника происшествия.
* * *
Все риски этого разведывательного рейда старший лейтенант Митиков оценивал как незначительные. При правильном подходе и разумной осторожности. О вражеских истребителях заведомо предупредят с КП, самому же… — просто не подставляться, под те же зенитки. Для него, не морского лётчика, простёршаяся под крылом без каких-либо ориентиров водная поверхность и та представлялась более стрессовым фактором. Увидев глазное — кильватер тяжёлых кораблей, Митиков не стал «увлекаться» — кружить и досматривать, оставаясь в угрожаемой зоне дольше положенного. Быстро просвистев над вражеской эскадрой, заложив влево, ушёл на разворот. Довольно размашистый разворот, дабы дистанцироваться — отбежать подальше от британцев, стряхнув с хвоста увязавшиеся (возможно) истребители-перехватчики. Рассказывая кэпу, что «лететь ему не на пределе радиуса действия, и что скорость в „тысячу“ исключает оперативность реакции противника», он не стал распространяться в деталях: расход керосина Як-39 на 1000 км/ч всё же весьма высок и… не то, что топлива может не хватить, просто зная особенности СВВП у него уже вбилось в правило сохранять резерв, экономя. Особенно когда внизу море, а «второй круг» в непредвиденных обстоятельствах и для самолёта вертикальной посадки не исключение*. Поэтому пройдя некоторое время на максимуме, он начал прибирать газ, частично восполняя потерю скорости пологим снижением.
