– Хватит! Хватит! – будто от яркого солнца, прикрыл лицо ладонью Брейгель. – Ну а у вас?
– У англичан любимым королем является Ричард Львиное Сердце. Который занимался чем угодно, только не управлением страной. И едва не разорил ее вконец своим хобби.
– У него было хобби?
– Крестовые походы. После них его каждый раз приходилось выкупать из плена. А король, да будет тебе известно, стоит недешево.
– Ну уж, наверное, не дороже, чем построить коммунизм.
– Как знать.
Осипов спрятал жетон в карман и достал поддельный пакаль.
Едва увидав пластинку в руке у квестера, здоровяк принялся отрывисто лаять. В ответ на него залаял один из связанных бомжей. А через некоторое время, сообразив, в чем дело, загавкали и остальные.
– Тихо! – прикрикнул Камохин. – Молчать, я сказал!
– Они тебя не понимают, – сказал Брейгель.
– Не понимают? – Камохин сдернул с плеча автомат. – Сейчас поймут!
Он направил ствол в сторону выхода и нажал на спусковой крючок.
В узком проходе выстрел громыхнул так, что у всех уши заложило.
Лай и тявканье тут же стихли.
Но бомжи по-прежнему смотрели на Осипова, державшего в руке фальшивый пакаль, так, будто готовы были не то пасть ниц к его ногам, не то проломить квестеру голову.
– Все! – Осипов медленно поднял другую руку и показал здоровяку открытую ладонь. – Успокоились.
Бомж перекинул дубинку из одной руки в другую, оскалился и заворчал.
– Может, стоит и его связать? – предложил Брейгель.
– Нет, – остановил его Осипов. – Мне кажется, с ним можно договориться.
– А что, если ты ошибаешься?
– Тогда ты его остановишь.
– Я уже убил одного бомжа.
– У тебя есть станер, – напомнил Камохин.
– А, верно! – Брейгель выдернул из закрепленной на рюкзаке кобуры парализатор и посмотрел на него, как на новую игрушку. – Я никогда еще им не пользовался.
– Выставь мощность на пятьдесят процентов.
– Для такого здоровяка и пятьдесят процентов? – Брейгель с сомнением посмотрел на бомжа с дубинкой.
– На близком расстоянии, чтобы вырубить обычного человека, тридцати процентов достаточно.
– А, ну тогда ладно. – Брейгель внес требуемые изменения в настройки станера и направил его на здоровяка. – Ну, теперь только попробует взмахнуть своей волшебной палочкой, Гарри Поттер!
Бомж недовольно рыкнул.
– Смотри на меня! – поднял руку Осипов. – А вы кончайте его злить, – не оборачиваясь, сказал он остальным. – Ты знаешь, что это такое, – помахал он фальшивым пакалем перед носом бомжа. – Так ведь?.. Знаешь?..
Здоровяк оглушительно рыкнул и ткнул палицей в сторону выхода.
На него тут же загавкали трое других.
– Молчать! – осадил их Камохин.
– По-моему, проблема в том, что связанные считают себя пленниками, а того, что с дубинкой, – коллаборационистом.
– Ты знаешь, где много таких пластинок? – Осипов потряс поддельным пакалем перед лицом бомжа, а затем махнул им в сторону выхода.
Бомж утвердительно кивнул и снова указал палицей на выход.
На этот раз связанные лишь недовольно заворчали.
Неожиданно один из них, тот, что ближе других находился к выходу, сорвался с места и побежал на свет.
Камохин в три прыжка догнал его и ударом в плечо сбил с ног.
Схватив бомжа за шиворот, квестер рывком поставил его на ноги.
– Ты что творишь, недоумок? – заорал он в лицо незадачливому беглецу. – Куда побежал?
Бомж втянул голову в плечи, униженно заскулил и протянул Камохину руки, стянутые на запястьях пластиковым ремешком.
– Он хочет, чтобы ты его освободил, – догадался Орсон.
Бомж с дубинкой протестующе залаял.
– А здоровяк, похоже, не советует это делать, – решил Брейгель. – Может, они просто недолюбливают друг друга?
Конец июня (приблизительно). Время примерно то же самое
Конечно, не зная традиций и обычаев вуреров, квестерам было трудно ухватить суть происходящего. Дело же было в следующем. Как уже было сказано, вуреры не считали зазорным сдаться на милость победителя. Такова была их тактика выживания. Сами вуреры не имели морального права убивать своих предводителей. Делать это запрещал освященный веками Устав вуреров. Который никогда не был записан ни на бумаге, ни на каком-либо другом информационном носителе. В этом не было необходимости, поскольку каждый вурер должен был знать Устав наизусть. Этого тоже требовал Устав вуреров. Вурер, поднявший руку на предводителя, должен был понести за это суровое наказание. Как правило, заканчивающееся смертью. Если же, понеся суровое наказание, провинившийся все же оставался жив, то это для него же было хуже. Но ежели чужак убивал предводителя, то он имел законное право занять его место. Это была своего рода социальная эволюция. Если чужак смог убить предводителя, значит, он мог стать лучшим предводителем, что, конечно же, соответствовало интересам всех остальных вуреров, и не мечтающих стать предводителями. Потому что, ежели все будут предводителями, какой в этом смысл?
Чужак, стоявший перед здоровяком-вурером, которого, кстати, звали Пнен, и пытавшийся с ним общаться, демонстрировал жетон Драгора и ключ Штокхаузена, с которым этот самый Драгор зачем-то сбежал и на поиски которого как раз и была отправлена команда во главе с Пненом. Ингуль, первый истан в клане Драгора, лучше других умевший обращаться со стрекоталами, наловил большую коробку стрекотал, приманив их клейкими пастилками. Только Ингуль и был на такое способен. Других стрекоталы не слушались. А убежать они могли даже из плотно закрытой коробки.
Ингуль вручил коробку Ур-Урдон-Уону – тому самому, что сейчас умолял другого чужака освободить его, – велел спуститься поглубже в один из туннелей, там выпустить стрекотал и следовать за ними. Истан был уверен, что ежели ключ Штокхаузена все еще где-то внизу, то стрекоталы непременно учуют его и выведут к нему вуреров. Кстати, коробку Ингуль дал не Пнену, а Ур-Урдон-Уону, потому что Пнен был лучшим бойцом, а следовательно, и возглавить команду должен был он. Вот так! А предводителю даже маленькой команды, состоящей всего из трех человек, не считая самого предводителя, все равно не подобает выполнять роль носильщика. Вот так! Предводитель может держать в руках только оружие.
У чужака был медальон Драгора и ключ Штокхаузена. Выходит, это он убил Драгора, чтобы занять его место предводителя клана. И благодаря этому ключ Штокхаузена с изображением злой рыбы, который старательно ищут люди Фархара И, останется в клане Драгора. Фархар И и без того уже завладел четырьмя из тринадцати ключей. Это неправильно. Но спорить с Фархаром И никто не решается – у него самый большой клан. И четыре ключа Штокхаузена в придачу. Чтобы бросить вызов Фархару И и его клану, все остальные двенадцать кланов должны объединиться. Но это проще сказать, чем сделать. У каждого предводителя свой гонор и свои амбиции, с которыми вот так запросто не совладаешь.
Однако чужаков было четверо. И все они были при оружии. Кто знает, возможно, остальные тоже захотят стать предводителями? И тогда кто-нибудь из них может застрелить Фархара И. Вот только до очередного броска оставалось совсем мало времени. А после броска все чужаки станут вурерами. И тогда им уже нельзя будет убивать предводителей.
Ур-Урдон-Уон – пройдоха клятый – тоже, конечно же, все это сообразил. Но у этого паскудника свои расчеты. Он попытался убежать, чтобы предупредить Фархара И. Чтобы тот первым убил чужаков и сделал его, Ур-Урдон-Уона, предводителем клана Драгора. То, что ключ Штокхаузена со злой рыбой достанется после этого Фархару И, Ур-Урдон-Уона не заботило.
А между тем Ингуль говорит, что прежде никогда такого не было, чтобы один предводитель, пусть даже самого большого и сильного клана, владел несколькими ключами Штокхаузена. Ингуль говорит, что именно на том и построено сообщество вуреров, что у каждого из тринадцати кланов имеется свой ключ. А значит, без общего согласия невозможно совершить очередной бросок. То есть Фархар И подрывает самые основы общественного устройства вуреров.
В общем, нужно было торопиться.
До броска оставалось совсем немного времени.
Вот только как объяснить это чужакам, не понимающим квайдарского?
Не зная, как лучше поступить, Пнен схватил Осипова за руку и потащил его за собой к выходу. А по дороге как следует саданул кулаком, в котором была зажата дубина, Ур-Урдон-Уону между лопаток. Так что тот ткнулся носом в стену и жалобно заскулил.
Осипов на ходу поднял руку, приказывая Брейгелю не вмешиваться.
Стрелок бросил вопросительный взгляд на Камохина.
Секунду поколебавшись, тот молча кивнул.
Брейгель пожал плечами и опустил нацеленный в спину Пнена станер.
А тот, двигаясь к выходу, тащил Осипова за собой. Он уже понял, что останавливать его не станут, и все ускорял шаг. Говорить, что сейчас каждая минута была на счету, не имело смысла. Ингуль постоянно твердил, что говорить о времени вообще не имеет смысла. А говорить о времени, когда Голем уже почти готов, бессмысленно втройне. И все же, если не торопиться, можно опоздать, даже если время стоит на месте, а пространство свернуто в точку.
