потерпит.
Толстяк выглядел решительным и собранным.
— Что с ней опять не так? — я сел напротив, опасаясь оказаться к нему слишком близко. Я хорошо помнил, как он тащил меня за собой или замахивался дубиной.
— Джархи занги-таров — собственность Праматери. Фактически, это и есть она сама, прародительница и собственница, — объяснил Тукве. — Когда занги-тар заканчивает свое существование, он сливается с Праматерью. А ты уже второй раз нарушил этот порядок.
— И меня снова объявят в розыск? — пошутил я. — И снова не будет отбоя от желающих меня поймать?
— Не зубоскаль, человечек, — одернул меня собеседник. — Не путай добросердечного Тукве и длань Праматери. По ее воле я в одночасье стану орудием и прихлопну тебя как блоху.
И пламя костра вдруг стало очень горячим и хищно потянулось ко мне. Кантр и Необъятное внезапно стали очень рядом, заставив неуверенно поежиться. Но затем, эффект исчез и все вернулось.
— И заберу то, что принадлежит Ей, — закончил он.
Я поджал губы. На джарх занги-тара я уже имел свои планы, надеясь разобрать и исследовать его внутри Ловца. А затем использовать.
— Что насчет наших договоренностей? — попробовал я сменить тему.
— Это потом, — нетерпеливо рыкнул Тукве. Он даже есть перестал. — Верни джарх господна Фа’лх-инха. Иное не обсуждается.
Пользы от мира с толстяком будет, пожалуй, побольше, чем от вражды. Мог бы он одолеть меня — уже бы напал, наверняка. Хотя кто знает…
— Чата-кан едва не утащил его с собой. И только моими стараниями Праматерь не лишилась своей частички, — заявил я, извлекая на свет треугольный артефакт. — Это ли не заслуга?
— Может и так, — кивнул Тукве. — Но ты способствовал смерти занги-тара, так что все сходится. — Давай сюда, не тяни.
Эйх попытался встать на ноги и что-то сказать, но на нем повис Кайел. Наверное шади опять хотел завернуть что-то про уважение и грядущий Ат-шара, великий поход против всех демонов мира.
— Отдай мне и этого тоже, прошу, — заухал толстяк, отбросив в сторону кость. — Он будет веселить меня!
Это пожелание я оставил без ответа, извлекая джарх занги-тара. Это оказалось труднее, чем я думал. Потребовалось специальное плетение, но тут меня вовремя подстраховал Кайел.
— Так-то лучше, — кивнул Тукве. — Теперь поговорим.
В эту ночь мне удалось поспать не более часа перед самым рассветом. Как только слуга Праматери отбыл, я сразу вырубился, но отдохнуть все равно не успел. Но главного я добился — толстяк не станет наводить на меня других занги-таров и как минимум на пять лет забудет о том, что Праматерь помнит меня и ждет. А там, как говориться, или ишак сдохнет, или падишах…
Но был и еще один позитивный момент — Тукве шепнул, что дворец господина Фа’лх-инха пока пустует, ибо никто не знает, что его хозяин прервал свой жизненный путь.
А это значит, что я могу им завладеть. Если вознаградить Толстяка за это знание и за услуги проводника. Ведь сам я не умею перемещаться в Необъятном.
Любопытная история… Казалось бы, можно прислушаться, но пока доверия толстяку не очень много. Так что я оставил это предложение на обдумывание.
Как ни странно, но еще Тукве очень заинтересовался лунным камнем из могилы старца. Когда я показал сочащийся багровыми эманациями артефакт, демон облизнулся.
— Сладкая конфета, — ухнул он. — Даю за нее свиток памяти.
— Три! — что это такое я не знал, но видел вожделение толстяка.
А Кайел согласно кивнул.
— Один и плетение-ключ к нему, — отрезал Тукве. — И так жирновато будет.
На том и договорились, а вскоре, передав мне ветхий пергамент, скрученный трубочкой, демон отбыл восвояси. А большой костер сразу затух, лишившись магической подпитки.
— Хорошая цена, — сообщил мне потом Кайел, убирая свиток в небольшой кожаный тубус. Так можно получить редкие знания, если повезет.
— А что это вообще такое? — поинтересовался я.
— Ты отдал лунный камень не зная, за что именно? — поразился мой приятель.
— Типа того.
— Ну ты молодец, брат-демон, — рассмеялся он. — Кстати, где Кость жада-ам?
— Осталась на поле боя, — сокрушенно вздохнул я, только сейчас вспомнив про артефакт. Совсем вылетело из головы.
— Почему-то я так и думал, что это случится, — сокрушенно вздохнул Кайел.
— Места там глухие, может и вернем себе вещицу. Как-нибудь потом.
— Ага, если ягги ее не приметили.
Чужая боль докатилась до меня совсем слабым отзвуком, заставив насторожиться. Необычное, новое ощущение. Как знание о страдании близкого существа где-то рядом. Неподалеку другой Хазгу или, скорее тот, в ком течет немного древней крови моего рода, вот что это такое!
Потянувшись туда, к нему, я обнаружил, что могу прикоснуться, привлекая внимание. Но не стал этого делать. Если это тот мальчишка, которого пытают, используя как указатель на цель, то лучше бы ему обо мне пока не знать. Мы настигнем их очень скоро, и вот тогда его мучения прекратятся!
Сейчас мы уже шли по Проклятому лесу.
Вообще, это название мне очень не нравилось — так именовали эти места враги рода Хазгу. Имперцы и приспешники Чим.
Родные места — вот, что казалось мне. Как будто я все больше приближаюсь к дому. И здесь, казалось бы, уже можно было двигаться гораздо быстрее, но нет. Оказалось, что шади с трудом ориентируются в лесу.
Ко второй половине дня добрались до поляны с расколотой плитой. Той самой из видения. Нашли оставленный егерями лагерь и следы их ритуалов, оказавшихся гораздо более обширным, чем я думал раньше.
Что это за люди, с такими навыками и волей, способные явиться сюда, чтобы стереть саму память о роде Хазгу? Почему именно сейчас, когда мы так близко к цели? Даэрлы знают или почуяли что-то?
Рассматривая деревья, помеченные незнакомыми рунами, я ощущал чужую силу и магические связи, вызывающие у меня внутреннюю неприязнь.
— Магия Даэрлов, — подтвердил мои подозрения Кайел. — Один из этих егерей родич Императора, совершенно точно!
— Как это может быть? — поразился я, представив, что брат Императора рыскает тут неподалеку.
— Очень дальний. Седьмая вода на киселе, — рассмеялся он. — Не близкий, конечно.
До скалы в предгорьях, куда мы все это время шли, оставалось не более дня пути. Варх во мне рвался на свободу, чуя свою стихию, так что я едва сдерживался, чтобы не поторапливать обоих шади, Кайела и Юма.
Боль дальнего родича накатывала время от времени, подливая масла в огонь злобы и ярости, разгорающийся все сильнее. Наконец, когда сдерживаться дальше было нельзя, я решился.
— Слишком медленно, опоздаем!
Наскоро объяснив, куда им двигаться, я бросил вещи, обернулся вархом и помчался вперед. Звериная суть ликовала, а разум застилала жажда мести
