Басарга отвел направленный в голову укол, рубанул сам, попав по ловко подставленнному щиту, нырнул, кольнул в ноги, на этот раз промахнувшись, откатился, едва не пропустив удар по шее, вскочил и… Не обнаружил противника.
Громко крича: «Аллах акбар!» — татары убегали по коридору.
— Что за бесовство басурманское? — в недоумении огляделся боярин Илья. — Я токмо во вкус войти успел!
— Спужались, что ли? — разделил его удивление могучий Тимофей Заболоцкий. — Так их вроде как втрое супротив нашего было…
— Басарга! — громко окликнул подьячего Софоний. — Игуменья!
Старушка-настоятельница лежала у алтаря, и из груди у нее торчали сразу три трехперых татарских стрелы.
— Сдается мне, друже, все еще хуже, нежели мы надеялись, — перекрестился над погибшей боярин Зорин. — Похоже, Никола Салос изо Пскова не из беспокойства за государя приходил, а с угрозами. Блаженного ведь даже царь тронуть не посмеет, сказывать может все, что заблагорассудится.
— Ты это о чем, Софоний? — не понял его Тимофей Заболоцкий.
— Ныне так выходит, друже, — ответил московский боярин, — что о наличии у государя нашего старшего брата, живого и здорового, мы знаем в точности. А вот где он, кто его укрывает, что заговорщики замысливают, нам неведомо. И расспросить о том уже некого, ибо единственную свидетельницу у нас на глазах татары порешили. Не обрадуется таким вестям государь наш Иоанн Васильевич. Ох не обрадуется…
За окном многоэтажки царил непроглядный мрак. В домах напротив светились лишь редкие отдельные кухоньки и комнатки, да фонари во дворе горели с экономным промежутком в один на три отключенных. Шесть утра. Для Москвы — поздний-поздний вечер, когда праздные горожане, наконец-то угомонившись, все же укладываются спать, а горожане работящие еще досматривают последние сны перед торжествующим звоном будильника.
Именно в этот час Женю Леонтьева и посещали его, к счастью редкие, «вещие» сны, практически неизменно завершающиеся смертоубийством. И обратно в постель молодому человеку после этого, понятно, уже не хотелось.
— Держи, — поставила перед ним полную кружку Катерина. — Дерябнем по кофейку, раз уж подъем у нас случился. Заметь, кстати, до чего удобно иметь квартирантку вроде меня. И совет умный завсегда дам, и завтраком накормлю, и посуду помою. Так что давай решайся, бухгалтер. С тебя — жратва и койка, с меня — информация. Заметано?
— Кота в мешке продаешь, — покачал головой Женя. Хотя от кофе, конечно, не отказался. — Сперва скажи, чего там тебя осенило? Тогда и подумаем.
— Хочешь скачать интеллектуальную собственность на халяву?
— Могу не скачивать, — пожал плечами Леонтьев и кивнул в сторону коридора: — Выход там.
— Ты шантажист!
— Нет. Всего лишь бывалый бухгалтер. Не люблю платить за воздух.
— Не жмоться! Тебя-то ведь шлепнуть могут!
— Тебя тоже, — ухмыльнулся Женя. — Забыла, что мы теперь в одной лодке? Так что давай колись. Или дальше будем каждый за себя.
— Ну ты вымогатель… — почесала кулаком нос девушка. — Ты ведь все равно не поймешь половины того, что рассказываю!
— А ты попробуй!
— Да я пытаюсь… Только не знаю толком, с чего начать. По уму ведь надо, чтобы с самого начала. Да только тогда разговор на несколько лет растянется… Ладно, попробую провести укороченный курс для смертников. Значится, так… В справочнике для нищих, почему-то называемом учебником, все реформаторы прошлого обычно описываются как дегенераты, творящие невесть что. Хотя на самом деле многие из них построили то, на что у современных политиков мозгов не хватает. Иезуиты, например, придумали и активно пользовали оружие, которое нынешние правители тупо не замечают.
— Интересно, какое? — прихлебнул кофе молодой человек.
— Образование… — мило улыбнулась девушка. — Вот ты, например, знаешь, что в Средние века христианам категорически запрещалось-то читать Библию? Нет? В постановлении Собора в Безье от тысяча двести сорок шестого года Библию запрещено иметь и мирянам, и священникам, причем даже на латыни, а за попытку ее перевести можно было загреметь на каторгу. Православным, кстати, читать ее тоже воспрещается. Любое толкование слова Божьего допускалось только священниками. Суть же Реформации заключалась в том, что священникам в этом праве отказывалось. Лютеране провозгласили долгом каждого христианина самому прочитать слово Божие. И что это значит?
— Что? — переспросил Женя.
— Чтобы прочитать Библию самому, человек должен быть грамотным, бухгалтер! — провозгласила Катя. — Протестантство, по сути своей, одним из религиозных требований выставляло обязательную грамотность. Ты понимаешь, что это означает? Поголовная грамотность всего населения! Когда тебя учили, что промышленная революция стала следствием развития каких-то там экономических сил, — это полное фуфло. Она стала следствием всеобщей грамотности на протяжении нескольких поколений. И центром революции оказалась Англия. Именно та страна, где протестантство стало госрелигией. А католическая Испания, например, при всей своей развитости очутилась в пролете. Если ты посмотришь на уровень развития науки в странах Средневековья, то сразу заметишь, что ее уровень четко соответствует количеству протестантов в обществе. Чем их больше, тем раньше развивается промышленность и наука.
— Только при чем тут Россия?
— Подожди, давай по порядку, — попросила девушка. — Итак, Реформация в Европе побеждала. В немалой степени благодаря широкому доступу к образованию. И в Римской курии все это отлично понимали. Поэтому создаваемый новый орден затачивается четко и конкретно как действенное оружие борьбы с инакомыслием и инструмент для завоевания власти во всем мире. Иезуиты, само собой, и травили, и убивали, и обманывали, и воровали. Но главным было не это. Этот орден создавался как система для промывания мозгов у покоряемых народов.
— Как интересно! — хмыкнул Леонтьев. — И многим «промыли»?
— Испытательным полигоном для ордена иезуитов стала Польша, — продолжила свой рассказ Катерина. — К концу шестнадцатого века католичество в ней практически умерло, в протестантство ударились и стар и млад, начиная от крестьян с ремесленниками и заканчивая магнатами и королевским сыном. Апофеозом катастрофы стал переход в лютеранство киевского епископа Николая, так что катиться дальше было уже некуда… Вот туда-то воинов новорожденного ордена на боевое крещение и кинули. Через двадцать лет католичество в Польше возродилось и расцвело столь пышным цветом, что ляхи по сей день остаются чуть не самыми ярыми католиками на планете, а православные иерархи пришли к иезуитам на поклон и согласились на позорную унию, по прозвищу Брестская. Всего двадцать лет! Одного поколения не прошло, а иезуиты по факту завоевали целую страну, которую по сей день используют как главный русофобский таран.
— Черт! — Женя поморщился, пожал плечами. — Проверить не могу, придется поверить на слово. И как же они это сделали? С помощью колдовства?
— Проповеди, пышные богослужения, общедоступные больницы, но самое главное — бесплатные гимназии, университеты и школы. Школы с высочайшим уровнем преподавания, в которые мог поступить любой желающий, школы с высочайшим уровнем веротерпимости. Они принимали к себе хоть протестантов, хоть православных, хоть даже язычников и не требовали менять веры.
— Как это? — не поверил своим ушам молодой человек.
— А зачем? Иезуиты первыми сообразили, что ласковое слово эффективнее угрозы. Проведя несколько лет в школах, насквозь пропитанных католичеством, изучая науки, пропитанные католичеством, участвуя в религиозных диспутах, в которых неизменно побеждали католики, ученики в большинстве не только сами обращались в папскую веру, но убеждали в такой необходимости своих родственников. По свидетельству современников, порою поляки и литовцы принимали крещение целыми селениями, отказываясь и от лютеранства, и от православия. А вот теперь вернемся к нашим баранам.
— Надеюсь, ты намекаешь не на меня?
— Увы, в этот раз больше всех опростоволосилась я, — поморщилась девушка. — Меня слишком заворожил убрус, и я думала только о нем, забыв про главное оружие иезуитов. Про школы! Тебя пытались убить из-за таинственной школы возрастом в сотни лет, верно? Каждый раз, когда мы пытались поймать ее за хвост, выяснялось, что в эпоху иезуитов монастыри с этими школами уничтожались, верно? Но ведь это могло происходить вовсе не потому, что орден гонялся-то за убрусом. Иезуиты от него, конечно, не отказались бы. Но главным был вовсе не он. Орден пытался захватить Российскую империю. Чужие школы мешали ему привлекать учеников в свои. И он пытался эти школы уничтожить. Это была война, настоящая. Только война не ружей, пушек и копий, а война школ. Война, в которой сама императрица выступала на стороне завоевателей. И судя по тому, что мы все еще не католики, в этой войне победили именно мы.
